Я сам себя страшусь, себя жалею, Завидую любой судьбе жестокой, Настолько нищ и наг в своей пустыне.
О жизнь, о смерть, о свет звезды далёкой, Час давний, ставший участью моею,
В какую бездну ввергнут вами ныне!
CCCI
Дол и река - слёз, жалоб и стенаний Моих вместилище; вы, звери, птицы, Которых здесь призвало воцариться Зелёных берегов очарованье;
Ты, ветер, брат смятенного дыханья, Холмы - переживаний вереница, ^ Тропа, которой властною десницей Ведёт меня любви воспоминанье,
Я узнаю вас в вашей дивной воле,
Но вы меня узнаете едва ли,
Носителя тоски моей безбрежной,
Прибредшего взглянуть на край, отколе Ушла она в заоблачные дали,
Земле оставив только прах свой нежный.
СССХШ
О ней писал и плакал я, сгорая В прохладе сладостной; ушло то время.
Её уж нет, а мне осталось бремя Тоски и слёз - и рифм усталых стая.
Взор нежных глаз, их красота святая Вошли мне в сердце, словно в пашню семя, — Но это сердце выбрала меж всеми И в плащ свой завернула, отлетая.
И с ней оно в земле и в горних кущах.
Где лучшую из чистых и смиренных Венчают лавром. Славой осиянным...
О как мне отрешиться от гнетущих Телесных риз, чтоб духом первозданным И с ней и с сердцем слиться - меж блаженных?
CCCXVII
Амур меня до тихого причала Довёл лишь в вечереющие годы Покоя, целомудрия — свободы От страсти, что меня обуревала.
Не потому ль душа любимой стала Терпимее к душе иной породы?
Но Смерть пришла и загубила всходы.
Всё, что растил, — в единый миг пропало.
А между тем уж время приближалось,
Когда она могла б внимать сердечно Моим словам о нежности, что длится.
В её святых речах сквозила б жалость...
Но стали бы тогда у нас, конечно,
Совсем иными волосы и лица.
СССХХ
О, ветер дней минувших над холмами, Блаженным местом твоего рожденья,
Мой свет, очам даривший наслажденье, Их ныне застилающий слезами!
Бессильные мечты, что стало с вами!
Луг и река - в сиротском оскуденье,
В твоём гнезде - печаль и запустенье... Хотел бы в нём покоиться, как в храме...
А некогда желал под этим кровом Я передышки обрести усладу За всё служение, за всю усталость...
Но был, увы, нещедрым и суровым Хозяин мой; я получил в награду Лишь пепла горсть, что от огня осталась.
CCCXXI
Так вот гнездо, в котором пламенело Сокровище из пурпура и злата...
Мой Феникс! Под крылом твоим когда-то Душа моя и грелась и горела.
Исток блаженной муки без предела,
Где лик твой светлый, о моя утрата?
На родине восхода и заката
Ты, что меж смертных равных не имела.
Тобой покинутый в тоске и горе,
Иду к местам, где всё казалось мило,
Где всё священно, ибо горе - мудро.
Гляжу, как ночь окутывает взгорья, Откуда ты на небо воспарила И где от глаз твоих рождалось утро.
CCCXXXIII
Идите к камню, жалобные строки, Сокрывшему любовь в её расцвете,
Скажите ей (и с неба вам ответит,
Пусть в прахе тлеть велел ей рок жестокий),
Что листья лавра в горестном потоке Ищу и собираю; листья эти —
Последние следы её на свете —
Ведут меня и близят встречи сроки.
Что я о ней живой, о ней в могиле -Нет, о бессмертной! — повествую в муке, Чтоб сохранить прелестный образ миру.
Скажите ей — пусть мне протянет руки И призовёт к своей небесной были В мой смертный час, как только брошу лиру.
CCCLXV
О канувшем былом моя кручина,
О том, что, возлюбивши горстку праха,
Я не дал крыльям взлёта и размаха,
Благим делам не положил почина.
Моя Тебе открыта сердцевина.
Исполнен горя, слабостей и страха,
Я сам себе — и приговор, и плаха.
О Господи, наставь меня, как сына,
И помоги блуждавшему в ненастье Мир обрести; уж коли пребыванье Бесплодным было — научи проститься.
Остаток моего существованья И смерть саму направь своей десницей.
Я уповаю на Твоё участье.
ИЗ ФРАНЦУЗСКОЙ ПОЭЗИИ
Луиза Лабе 1522-1566
* *
Живу и гибну: то горю в огне,
То в проруби тону; и сплошь страданье И сплошь восторг - моё существованье; Мягка и жестока судьба ко мне.
И смех, и плач владеют наравне Моей душой — как счастье и терзанье;
Я зеленею в пору увяданья.
Мой добрый час - со мной и в стороне.
Так и ведёт меня любовь шальная Своим путём; когда я горя жду,
Вдруг радость наступает всеблагая.
Едва поверю, что она - без края И без конца, как на свою беду Вступаю вновь в лихую череду.
* * *VV
Доколь, о невозвратном сожалея,
Глаза ещё способны слёзы лить,
А голос — не срываться и таить Рыданья, песню о тебе лелея,
Покуда пальцы, струнами владея, Хранить умеют сладостную прыть,
А разум — лишь тебя боготворить,
Не ведая иного чародея,
V Впервые: Русская мысль. 1998. № 4238.
W Впервые: Калининградская правда. 1999. 23 января. С. 5..
Живу и жить хочу; но если рок Иссушит глаз моих горючий ток, Надломит голос мой и свяжет руки,
Чувств выраженье запретит уму, Смерть призову во избежанье муки: Да канет день мой в вековую тьму.
* * *v
Целуй меня! целуй ещё и снова!
Ещё один сладчайший подари!
Ещё, ещё... Тебе за каждый - три Наижарчайших — возвратить готова.
Печален ты? от бедствия такого Спасут лобзанья — их благодари! Обмениваясь ими до зари,
Мы будем одарять один другого.
Так, двое прозябавших, в мире сём Двойную жизнь друг в друге обретём. О, не суди за то, что речи - смелы!
Мне плохо в тишине и взаперти,
И счастья не могу себе найти,
Пока не выйду за свои пределы.
Оливье де Маньи 1529-1561
COHETvv
Что делать на земле, чтоб дать земле покой,
И отдых от войны ей дать хотя б на время?
Что делать нам, чтоб снять с народа это бремя? Чтоб укротить войну, что делать нам с тобой?
Вновь слышу я слова: захват, победа, бой! Гремит, трубит, грозит воинственное племя...
зоб
v Впервые: Русская мысль. 1998. № 4238. W Впервые: Русская мысль. 1998. № 4240.
Хмельной головорез вдевает ногу в стремя...
Что вижу? кровь и гнев! Что слышу? стон и вой.
Всё, чем богаты мы, и всё, чем жизнь богата,
И эту жизнь саму присвоить без возврата Правители спешат — им эта власть дана.
Сколь в горькие года плачевна участь наша! Пусть желчью до краев наполненная чаша Не нами налита, мы пьём её до дна!
КОРОЛЮу
Ты, пахарь, дань с земли не каждый год взымай, Дай передышку ей, её удобри вволю.
Под паром побывав, не истощится доле И отблагодарит, удвоив урожай.
И ты, о Государь, народу отдых дай,
Как добрый хлебороб измученному полю.
Коль подданным своим не облегчишь ты долю, Твой не поднимут груз, как их ни понукай.
Дань Цезарю воздать ты повелел нам, Боже,
Но более того с нас взыскивать негоже.
Мудрее, Государь, своим народом правь!
Уместно ль господам, стоящим у кормила,
На части раздирать страну, что их вскормила? Когда стрижёшь овцу, хоть шкуру ей оставь!
Мольер**v 1622-1673
БЛАГОДАРНОСТЬ КОРОЛЮ
Довольно, Муза, я начну сердиться! Вы, право, лени образец...
К монарху на поклон явиться Давно пора вам наконец!
V Печатается по оригиналу (РГАЛИ, фонд М. Цветаевой). W Впервые: Мольер. Поли. собр. соч.: В 4 т. М., 1967. Т. 4.
Извольте посетить дворец С утра, немедля — вот моё веленье!
За августейшее благоволенье Где ваша благодарность королю?
Скорее в Лувр! Но только, вас молю,
Своё перемените облаченье:
Не всяк вас любит в нём, как я люблю... Увы нам! При дворе не ко двору Камена: Её простой наряд — иным укор...
Там ценят только то, что услаждает взор. Свой облик изменить всенепременно Вам надлежит; надев мужской убор, Маркизом станьте, дерзко и надменно Взирающим на ближних сверху вниз.
Вы помните, как выглядит маркиз?
Над париком, струящимся волнами (Мотовки-моды дорогой каприз!), Увенчанная перьев облаками,
Пусть шляпа выдаётся, словно мыс;
Пусть брыжей низвергаются каскады На куцый донельзя камзол,
И, в довершенье маскарада,
Подкладкою плаша чаруйте взгляды, Наружу вывернув его подол.
Теперь вы стали, изменив обличье И нацепив всю эту ерунду,
Воистину персоной на виду...
Пройдите же, как здесь велит обычай, Причёсываясь на ходу,
Гвардейский зал от края и до края, Показывая всем, что тут вы — свой,
Кому кивнув, кому махнув рукой,
По имени вельможных окликая,
