Как рядом с этим всем устойчиво скучна «Османновских» жилых кварталов новизна!
Прохожий простоват, но это только с виду.
Лукав он и умён — не даст себя в обиду!
В своих стенах он царь — они ему верны,
Свидетели живой истории страны.
На этих площадях, где только ветра голос Да ласточек полёт, - провинция боролась И борется с твоим влиянием, Париж,
Всей прочностью своих фундаментов и крыш.
Здесь дверь не просто дверь, а страж фамильной чести, Сюда, как в тёмный лес, едва доходят вести;
Кто бережёт покой, тому и дела нет До театральных бурь, до натиска газет.
Здесь любят, и едят, и верят по старинке,
И каждый разодет отнюдь не по картинке,
Здесь знают цену вам, работа и досуг,
Боятся перемен и действуют не вдруг...
Признайся, недурён эдем провинциальный?
Ужель тебе милей зловонный и сусальный Дряхлеющий гигант и весь его уклад Горячечный? - скажи, о парижанин-брат!
ПЬЕРРО
Нет, он уже не тот лунатик озорной Из песни давних лет - прабабушек утеха!
Он в призрак обращён - ему ль теперь до смеха?
Огонь свечи погас, и всё покрылось тьмой.
Неверный свет зарниц, всплеск молнии ночной Являют нам его: рта тёмная прореха Зловещих панихид подхватывает эхо,
А белый балахон — как саван гробовой.
Бесшумней, чем полёт незримых крыл совиных, Движенья рукавов расплывчатых и длинных, Зовуших в никуда и машущих вразброс.
Отверстия глазниц полны зелёной мути,
И белою мукой запудрено до жути Бескровное лицо — и заострённый нос.
ОРЛЕАНСКАЯ ДЕВА
Когда затлел костёр и поднялся дымок Под звон колоколов и клира завыванья,
Дух девушки и плоть пронзило содроганье,
А город на неё взирал, тысячеок.
Беспомощней овцы, что добрый пастушок, Взлелеявший её, отправил на закланье,
Постигла вдруг она безмерность злодеянья И то, что был король неверен и жесток.
— Не стыд, не грех ли вам позволить англичанам В горсть пепла превратить ту, что под Орлеаном, — Соратники! Друзья! - их повернула вспять?
И Жанна, от обиды злой изнемогая,
Не смерти убоясь, — её не миновать! -Слезами залилась, как женщина любая...
УТРЕННИЙ БЛАГОВЕСТ
Пурпурно-рыжая аврора Последних жарких дней огнём,
Как страстью, жаждущей простора, Обуревает окоём.
Ночь, отливая синевою,
Истаивает, словно сон. Коралловою полосою Угрюмый запад обнесён.
Вдоль затуманенной равнины Росы мерцают светляки.
Луч солнечный, косой и длинный, Вперяется в клинок реки.
С невнятным шумом пробужденья Свивается в один венок Дыханье каждого растенья -Почти невидимый дымок.
Всё ярче, шире и привольней,
Подробней — дали полотно:
Встаёт село под колокольней;
Ещё одно; ещё окно
Зарделось - в нём взыграло пламя.
Багровым отсветом небес Оно сверкнуло над полями,
Метнулось в молчаливый лес,
Отброшенное мимоходом Зеркальным лемехом сохи.
Но вот, в согласии с восходом,
Заголосили петухи,
Вещая час большого неба,
Глаз, протираемых до слёз,
Куска проглоченного хлеба И стука первого колёс,
Час неуюта и озноба,
Пронзительного лая псов И вдоль тропы — одной до гроба —
Тяжёлых пахаря шагов.
А вслед - последняя примета Дня, распростёршего крыла:
Творцу Любви, рожденью света,
Поют хвалу колокола.
ПОЁТ КАСПАР ГАУЗЕР7
Прибрёл я в город, где дома Так высоки — юнец безотчий...
Мне люди заглянули в очи,
Но не узрели в них ума...
Любовной жаждою палим,
Изведал я тоски отраву:
Пришлись мне женщины по нраву,
Но не понравился я им...
Пусть не храбрец, в войне огня Искал я, чтоб испепелиться,
Хоть не за что мне было биться...
— Смерть отвернулась от меня.
Не к месту в веке я и в дне,
И в этом мире изнываю...
О вы, которых я не знаю:
Хоть помолитесь обо мне!
TOCKAv
В тебе меня ничто не трогает давно,
Природа! — ни земля-кормилица, ни море,
Ни пасторали сицилийские, ни зори Багряные, ни туч роскошное руно.
Смешон мне Человек, Искусство мне смешно... Что мне в картине, каватине иль соборе,
В колоннах греческих, в стихах и прочем вздоре? Кто зол среди людей, кто добр — мне всё равно.
Не верю в божество; мне как могила жуток Мир мыслей и идей; древнейшая из шуток — Любовь - вот уж о чём не жажду слышать я!
Наскучив жить, страшась конца, во власти Разнузданных стихий, как жалкая ладья,
К крушенью своему душа готовит снасти.
Стефан Малларме vv 1842-1898
СОНЕТ
Подавленное тучей, ты Гром в вулканической низине,
v Впервые: ЭфронА. Переводы из европейской поэзии. М.: Возвращение. 2000. VV Впервые: Толстой Л.Н. Собр. соч.: В 20 т. М., 1962. Т. 15. С. 126.
Что вторит с тупостью рабыни Бесстыдным трубам высоты.
Смерть, кораблекрушенье (ты Ночь, пенный вал, борьба в стремнине) -Одно среди обломков, ныне Свергаешь мачту, рвёшь холсты.
Иль ярость оправдаешь рвеньем К иным, возвышенным, крушеньям?
О, бездн тщета! и в волоске
Она любом; в том, как от взгляду,
В ревнивой, алчущей тоске,
Скрывает девочку-наяду.
Жан Мореас v 1856-1910
* * *
Энона, возлюбив в тебе свою мечту,
И красоту души, и тела красоту,
И сердцем и умом я вознестись хотел К тому, чему в веках не сотворён предел,
Чему начала нет, к чему хвала, хула Не льнут, в чём не найти ни хлада, ни тепла,
И что ни свету дня, ни мраку не подвластно. Гармонию меж злом, таящимся в природе,
Мечтал я отыскать — и тем, что в ней прекрасно;
Не так ли музыкант, что в чаше звуков бродит,
В разноголосье их мелодию находит?
Но дерзости былой нет ныне и следа:
Пронзившая меня Венерина стрела Не мужеством любви — и в этом вся беда,
Но слабостью её мне послана была.
Я знаю двух Венер - одна из них богиня,
Другая же - любви несмелая рабыня.
А что же мальчуган, охотник шаловливый, Набивший свой колчан премудростью игривой,
Нас факелом своим слепящий балагур,
Блестящий мотылёк, порхающий меж роз, Причина многих зол и осушитель слёз?
Он тоже грозный бог, Энона, бог — Амур... Довольно! Вешних птиц умолкли голоса, Бледнеет солнца луч, и меркнут небеса... Послушай, боль моя, ты, олицетворенье Достойной красоты и гордого смиренья: Вчера я заглянул в тот, стынущий вдали Пруд, и увидел в нём своё отображенье: Сказало мне оно, что дни мои прошли.
Робер де Монтескъю-ФезансакУ 1855-1921
КОЛЫБЕЛЬНАЯ ТЕНЕЙ
О краски,и краски,и краски,
Вся радуга форм и вещей Слетает с дерев, словно в сказке. Дитя, к колыбели твоей!
О,краски!
О перья,и перья,и перья,
Чтоб гнёздышко ими устлать... Пусть звуки не ломятся в двери, Дитя собирается спать.
О, перья!
О розы, и розы, и розы,
Чей запах — садов торжество... Ваш пурпур печален, как слёзы,
В сравненьи с улыбкой его,
О,розы!
О взлёты, и взлёты, и взлёты Стрекоз и мохнатых шмелей — Слагайтесь в дремотные ноты, Чтоб мог он уснуть поскорей!
О, взлёты!
О ветки, и ветки, и ветки, Сплетайтесь в прозрачный шатёр,
Который бы доброй наседкой Над птенчиком крылья простёр, О,ветки!
О грёзы, и грёзы, и грёзы, Пошлите свой сладкий обман Рассудку его, чтоб на грозы Мирские взирал сквозь туман, Сквозь грёзы...
О феи, и феи, и феи,
Свивайте в тончайшей из пряж Для спящего — прихоть, затею, Фантазию, призрак, мираж!
О, феи!
О крылья, о ангелов крылья! Коль с нами здесь быть не хотят, Коль наши напрасны усилья, Пусть дети от нас улетят,
На крыльях!
Анри де Ренье v 1864-1936
СВИДАНИЕ
Коль хочешь ты побыть у очага со мною,
То брось цветок, что мнёшь небрежною рукою Печалит он меня, вотще благоухая;
И не гляди назад — там только ночь глухая... Ты мне нужна иной — забывшей и леса,
И перекличку птиц, и ветер — голоса,
Что утоляют боль и гонят прочь тревоги.
Хочу, чтоб ты вошла и встала на пороге Одна, горда, бледна и тьмой окружена,
Как если б я был мёртв — иль ты обнажена.
v Впервые: Русская мысль. 1998, окрябрь, № 4239. С. 14.
Франсис Вьеле-Гриффену
1864-1937 * * *
Лесной певец. Дрозд-пересмешник: Слыхал ли ты?
Я ей не мил!
Уж дню конец,
Уснул орешник,
Свои мечты Я схоронил...
О,пробуди Задорной гаммой Ты душу мне —
