«Макарьев суетно хлопочет…»
По сохранившимся отрывкам видно, что маршрут путешествия Онегина отклонился от пути, проделанного в свое время самим поэтом. Герой романа отправляется из Москвы на Волгу, «он в Нижний хочет, в отчизну Минина», затем едет в Астрахань и оттуда на Кавказ, а с Кавказа — в Тавриду.
Отрывки сохранили яркие описания тех мест, которые видел сам поэт. А там, где он не бывал, никаких описаний, собственно, и нет.
. . . . . . . Но вот,
Среди степей своих песчаных,
На берегу соленых вод
Торговый Астрахань открылся.
Здесь поэт сделал широкое обобщение. Точнее, Астрахань стоит не на берегу соленых вод, а на Волге и «отстоит от Каспийского моря, — как писали современники А. С. Пушкина художники Г. и Н. Чернецовы в описании своего путешествия по Волге, — более нежели на 80 верст»3. Теперь город вследствие роста дельты Волги находится еще дальше от моря.
А. С. Пушкин в Астрахани не был, но намеревался ее посетить («…съезжу в Нижний да, может быть, в Астрахань», — писал он П. В. Нащокину 25 февраля 1833 года). До Нижнего поэт добрался, но почти три года спустя после завершения «Евгения Онегина». Побродил по ярмарке, которая, как писал в письме жене 2 сентября 1833 года, «свои последние штуки показывает». Кстати, в строфе, что посвящена в описании путешествия Онегина Макарьевской ярмарке, дана не конкретно зримая ее картина. Поэт в основном перечисляет товары, что стекаются на ярмарку:
. . . . . . Перед ним
Макарьев суетно хлопочет,
Кипит обилием своим[15].
Сюда жемчуг привез индеец,
Поддельны вина европеец,
Табун бракованых коней
Пригнал заводчик из степей,
Игрок привез свои колоды
И горсть услужливых костей,
Помещик — спелых дочерей,
А дочки — прошлогодни моды.
Всяк суетится, лжет за двух,
И всюду меркантильный дух.
Очевидно, одна из причин, почему А. С. Пушкин не включил описание путешествия Онегина в роман при окончательной его компоновке, а строфа, посвященная Астрахани, как и некоторые другие, были даже изъяты им из краткого к роману приложения «Отрывков из путешествия Онегина», заключалась в том, что А. С. Пушкину нужны были личные впечатления. Недаром он говорил: «Путешествие нужно мне нравственно и физически».
Однако кажется странным, что А. С. Пушкин исключил из «странствий» Онегина, которым в восьмой главе романа все же посвятил одну строфу, места, где сам бывал. То, что А. С. Пушкин приложил к роману, назвав «Отрывки из путешествия Онегина», путешествием можно назвать весьма условно, ибо из 18 строф этого приложения с героем связаны только 3, а остальные 15 представляют собой авторские отступления, важные для самого поэта. Тут герой романа выступает только поводом, позволяющим автору высказать свои размышления. Ведь «Машук, податель струй целебных», «Прекрасны вы, брега Тавриды», «Но солнце южное, но море…» — это гимны Кавказу, Крыму, Одессе, дань памяти о невозвратном прошлом: «Мир вам, тревоги прошлых лет!»
В отрывках из «странствий» Онегина хорошо прослеживается перемена в умонастроении поэта, проявляется бо́льшая глубина взгляда на жизнь, появляются новые мотивы в его творчестве:
. . . . . . .
Другие дни, другие сны;
Смирились вы, моей весны
Высокопарные мечтанья,
И в поэтический бокал
Воды я много подмешал.
*
Иные нужны мне картины:
Люблю песчаный косогор,
Перед избушкой две рябины,
Калитку, сломанный забор,
На небе серенькие тучи,
Перед гумном соломы кучи
Да пруд под сенью ив густых,
Раздолье уток молодых…
. . . . . . . .
Мой идеал теперь — хозяйка,
Мои желания — покой,
Да щей горшок, да сам большой.
Теперь у поэта и заботы иные, как он сам признается, прозаические:
Порой дождливою намедни
Я, завернув на скотный двор…
Тьфу! прозаические бредни…
Но от них ему, вступавшему во владение имением, было не уйти. В общем, и жизненные, и творческие проблемы стали для А. С. Пушкина другими. «Отрывки из путешествия Онегина» ему нужны были для подведения итога важного этапа в жизни и творчестве.
Несмотря на то что «Отрывки из путешествия Онегина» так и остались отрывками, они очень важны не только как поэтические творения, но, можно с полным основанием утверждать, и как документальные свидетельства эпохи. Ведь всё, что сказано А. С. Пушкиным об Одессе 20‑х годов XIX века, почти ровеснице писателя (она только пятью годами его старше), — это точная картина состояния и нравов города, и это не просто картина, но и выявление стоящих перед ним проблем.
Действительно, все это можно увидеть в строках поэта:
Я жил тогда в Одессе пыльной…
Там долго ясны небеса…
. . . . . . . . .
В Одессе пыльной, я сказал.
Я б мог сказать: в Одессе грязной —
И тут бы, право, не солгал.
В году недель пять-шесть Одесса,
По воле бурного Зевеса,
Потоплена, запружена,
В густой грязи погружена.
Все домы на аршин загрязнут,
Лишь на ходулях пешеход
По улице дерзает вброд;
Кареты, люди тонут, вязнут,
И в дрожках вол, рога склоня,
Сменяет хилого коня.
*
Но уж дробит каменья молот,
И скоро звонкой мостовой
Покроется спасенный город,
Как будто кованой броней.
Однако в сей Одессе влажной
Еще есть недостаток важный;
Чего б вы думали? — воды.
Потребны тяжкие труды…
«Я жил тогда в Одессе…»
Действительно, Одесса сильно страдала из-за недостатка воды. Одесситы вынуждены были собирать даже дождевую воду. Места, где были обнаружены источники подземной воды, получили громкое название фонтанов (Большой, Средний и Малый фонтаны сохранились до сих пор в топонимике города). Водопровод в Одессе появился только через полвека после написанных Пушкиным строк — в 1873 году: в город по 40‑верстному водоводу пришла днестровская вода.
Все хорошо, но дело в том,
Что степь нагая там кругом;
Кой-где недавний труд заставил
Младые ветви в знойный день
Давать насильственную тень.
Теперь же на улицах Одессы в яркий солнечный летний день тенисто: кроны развесистых платанов, каштанов, акаций образуют сомкнутые шатры.
И сейчас
Там все Европой дышит, веет,
Все блещет югом и пестреет.
. . . . . . . . .
А. С. Пушкин, можно сказать, предвидел будущее Одессы как курортного центра:
Но солнце южное, но море…
Чего ж вам более, друзья?
Благословенные края!
В настоящее время в Одессе более двадцати санаториев. А о торговом значении ее уж и говорить не приходится. С тех пор, когда поэт заметил:
Там хлопотливо торг обильный
Свои подъемлет паруса… —
значение Одессы неизмеримо возросло. Из 70 крупных портов страны комплекс Одесса—Ильичевск — крупнейший, принимающий ежегодно суда из семи десятков государств мира. Каждое шестое из почти 1800 судов морского флота СССР приписано к этому комплексу.
Но поздно. Тихо спит Одесса;
И бездыханна и тепла
Немая ночь. Луна взошла,
Прозрачно-легкая завеса
Объемлет небо. Все молчит;
Лишь море Черное шумит…
Так заканчиваются «Отрывки из путешествия Онегина».
Вынесенная в заголовок строка из «Евгения Онегина» — «И начал странствия без цели» в определенной мере имеет отношение и к самому А. С. Пушкину, ибо, как известно, его путешествие на юг в 1820 году было вынужденным — он ехал в ссылку. И не пошли ему судьба в дороге семейство Раевских, не оказалось бы в творчестве поэта многих южных поэтических жемчужин.
А как прекрасно он описал путешествие по Черному морю: «Из Феодосии до самого Юрзуфа (Гурзуфа. — Л. Т.) ехал я морем. Всю ночь не спал. Луны не было, звезды блистали; передо мною, в тумане, тянулись полуденные горы… Вот Чатырдаг, — сказал мне капитан… Перед светом я заснул» («Отрывок из письма к Д.»).
В поэтических произведениях А. С. Пушкина встречается до трехсот географических названий, почерпнутых из мифологии и реальной географии — от Англии до Китая и от Невы до Евфрата1. Одно из этих трехсот названий — остров Буян.
С детских лет мы знаем:
Ветер весело шумит,
Судно весело бежит
Мимо острова Буяна
В царство славного Салтана…
И, конечно, считаем этот остров сказочным, мифологическим. Ведь поэтическая сказка А. С. Пушкина основана на народной сказке, сюжет которой он записал в Михайловском со слов няни Арины Родионовны (в письме к брату Л. С. Пушкину в ноябре 1824 г. он писал: «…Вечером слушаю сказки — и вознаграждаю тем недостатки проклятого своего воспитания. Что за прелесть эти сказки! каждая есть поэма!»).
