Анатолий Томилин - Занимательно об астрономии

Эта книга посвящена современным вопросам астрономии и космонавтики — как раз тем областям знаний, которые за последние годы дали наибольшее число как научно-технических сенсаций, так и сенсационных «уток».

Задумав написать сей труд, автор первым делом пересмотрел ворох научной литературы. (Метод не новый, но трудолюбие, проявленное при этом, искупает недостаток оригинальности.) Большинство работ начинаются историческим экскурсом. По мере их изучения мысль, что это единственно приемлемый путь, переросла в убеждение. И тогда в плане этой книги первые главы стали историческими.

Далее следовало заняться выработкой собственной точки зрения на исторические факты. Строгий анализ просмотренной литературы дал примерно три основных вида отношений к историческим событиям, которых обычно придерживаются авторы.

Приверженцы точных наук, как правило, отдают предпочтение точке зрения Бернарда Шоу. В свое время он писал: «…— Но что скажет история? — История, как всегда, соврет». Следуя этому девизу, они делают вид, что никакие исторические факты их не могут серьезно заинтересовать.

Гуманитарии волей-неволей отстаивают противоположную точку зрения, выраженную тоже англичанином, но не литератором, а ученым — Джорджем Сартоном. Он говорил: «История науки — это единственная история, которая в состоянии проиллюстрировать прогресс человечества».

И наконец, третья точка зрения предельно ясно выражена в предисловии учебника астрономии для физико-математических факультетов педагогических институтов. «Приступая к изучению астрономии как современной науки, — говорится там, — полезно познакомиться с некоторыми важнейшими моментами из ее многовековой истории».

Так как процесс выработки своего мнения чаще всего заканчивается присоединением к одному из существующих, то дальше все обстояло, казалось, просто. Представленные позиции исчерпывали возможности творчества в этой области. И все-таки…

Нейтральная позиция учебника не годится, потому что она скрывает истинное отношение его авторов к материалу. А книга, не согретая симпатиями написавшего ее, оказывается настолько сухой, что читать ее можно только как учебник кройки и шитья — по крайней нужде.

Резко негативная позиция требует от автора либо абсолютного знания предмета, либо имени… Бернарда Шоу. А это для него (автора) требования почти невыполнимые. Остается признать торжество точки зрения гуманитариев.

Попытаемся же оценить эту позицию. Прежде всего дадим определение: история — это объективный, подтвержденный документально рассказ о процессе развития общества или явления. При этом обязательными историческими документами могут являться:

а) рукописи (чем древнее, тем лучше);

б) произведения искусства, доносящие до нас облик прошедшего;

в) летописная хронология.

Трудно преувеличить роль рукописных документов для истории. Но откуда черпалось вдохновение беспристрастных летописцев далеких времен? «…Письменность, — по словам Джона Бернала, — это величайшее из изобретений рук и ума человека, постепенно возникла из счета. Вначале стали записываться официальные заявления в целях пропаганды, восхваления королей, гимны в честь бога, а позже всего — научные и литературные произведения». Авторитет автора этих строк — вне подозрений. Но тем труднее из его высказывания вынести убежденность в бескорыстии писцов. А когда говорит корысть, истина молчит.

Еще больше это замечание касается произведений искусства современников. «Правда» Тамерлана, хромого и кривоглазого, заключалась в том, чтобы остаться для потомков сидящим на лошади, прищурив косой глаз. Из такой «правды» объективность надо выдавливать прессом.

И наконец, летописная хронология. Уж цифры-то не дадут соврать… В 1654 году ирландский архиепископ Ушер вычислил, что согласно священному писанию мир был сотворен в 4004 году до нашей эры. А примерно через сто лет епископ Лайтфут внес уточнение: в 4004 году, но 23 октября, в 9 часов утра.

О цифры, цифры! Увы, истина не всегда пропорциональна точности. А сколько крови и слез пролилось из-за уточнений!

Эта книжка не претендует на точность научных доказательств, равно как и на перечень всех исторических фактов. Автору просто хотелось рассказать об интересных гипотезах, фактах и предположениях. Интересных, как казалось, конечно, ему самому, даже (да простят его суровые критики!) если некоторые из них носили пристрастный характер. При этом стоит ли считать греховным, если повар запомнит закон всемирного тяготения по аналогии с малодостоверной историей о яблоке Ньютона, а медик — закон Архимеда в связи с банным днем греческого философа.

«Se non е vero, е ben trovato», как говаривали римляне, — «Если это и неверно, то хорошо придумано». Этот принцип автор решил если не положить в основу, то, во всяком случае, взять на вооружение.

Сказать честно, ему — автору — хотелось, чтобы вы прочли книжку с интересом. Потому что она интересно писалась. Вместе с редактором им было бы приятно думать, что вы узнали из нее кое-что из того, о чем не знали раньше. И если им вместе с художниками удалось помочь любителю фантастики, барахтающемуся в современном космосе, сориентироваться и взять правильный пеленг, то задача многих людей, работавших над этой книжкой, может считаться выполненной.

Когда возникли науки и зачем они нужны? Хороший вопрос. Отвечать — одно удовольствие. Ведь истоки надежно скрыты мглой времен апокрифических. А там происходило как раз то, что каждому автору кажется наиболее вероятным. Однако мы ограничимся кругом точных наук: физикой, математикой, астрономией.

С физикой еще куда ни шло. Считается, что как экспериментальная наука началась она с Галилея. А это всего каких-нибудь четыреста лет назад. История донесла до нас сведения о юном студенте-медике Пизанского университета Галилео Галилее. Рассказывали, что студент сей не раз удирал с обязательных занятий своего факультета, чтобы послушать уроки математики профессора Риччи. Вы представляете себе медика, увлекающегося математикой?.. Начало многообещающее. Стоит ли удивляться, что уже в юные годы пришел он опытным путем к своему первому открытию — изохронности колебаний маятника, то есть независимости периода колебаний маятника от его размаха. Историки уверяют, что впервые Галилей обратил внимание на это явление в церкви, наблюдая, как раскачиваются люстры во время богослужения. (Первый случай прямой пользы религии для науки.)

Это было, пожалуй, началом сознательных экспериментов. С них-то физика и пошла.

По поводу истоков математики ответ найти сложнее. Ее начала уходят корнями глубже. Уже математические клинописные тексты Вавилона и египетские папирусы говорят о том, что еще за тысячу лет до Пифагора в Двуречье была известна не только теорема, носящая имя Великого Грека, но и множество других способов вычислений, авторство которых четко приписывается Пифагору. Вот вам и первый образец исторической истины. Начаться математика должна была с изобретения счета. А его относят обычно к бронзовому веку (примерно пять тысячелетий назад). Когда в человеческих поселениях появился прибавочный продукт, жрецы храмов стали придумывать, как отмечать получаемое и учитывать раздаваемое в долг. Так родился счет.

Значительно хуже обстоят дела с астрономией. Во-первых, потому, что ответить на вопрос: «Зачем она понадобилась предкам?» — очень не просто, а следовательно, нелегко докопаться и до времени ее возникновения. Это тем более прискорбно, что именно астрономия составляет предмет нашей заинтересованности.

И все-таки, зачем могло понадобиться предкам наблюдать ночное небо? Что они «с этого имели»?

Законы физики помогают строить механизмы. Механизмы облегчают труд. Тем самым раньше физика работала на благо человека. (Мы специально подчеркнули слово «раньше», ибо отнести в наши дни все достижения физики к рубрике «на благо человечества» было бы непростительно.) Физика всегда имела самую непосредственную связь с жизнью общества. Математика более абстрактна. Но и она начиналась с того, что обслуживала человека. (Опять раньше, потому что сейчас она в основном обслуживает науку, а от человека требует служения себе.) А астрономия? Вот теперь как раз пришло время, чтобы сделать паузу. Автор позволяет себе затаить дух, как это делают хорошие ораторы перед сообщением оригинальной, хотя и лишенной подчас глубины, истины.