Жизнь сумела выйти за пределы простых законов природы, положивших ей начало, и теперь представляет собой целый сложный мир, который отличается от собственных истоков как минимум настолько же, насколько современный самолет отличается от кремниевого топора. Именно такую эволюцию замечательно иллюстрирует эпизод в начале фильма «Космическая одиссея 2001», когда человекообразная обезьяна подбрасывает бедренную кость, и та превращается в космическую станцию. Впрочем, на фоне жизни, превзошедшей собственную первопричину, эта метаморфоза выглядит всего лишь незначительной переменой.
Взглянем на это с другой стороны. В материальном мире, мире физики и химии, существует множество непрекращающихся процессов от невообразимых физических явлений, происходящих в центре звезды, до замерзания и оттаивания этана и метана на спутнике Сатурна Титане. Звезды взрываются, и сформированные внутри них элементы разбрасываются по космическому пространству, а затем из этих смесей по законам физики и химии сгущаются планеты. Затем скажем, глубоко на дне моря вблизи океанических разломов, источающих вещества в сильно измельченном виде некая аномальная химия дает начало наследственной системе. Ей может оказаться совокупность химических процессов, которые в определенном смысле проявляют наследственные свойства, или РНК, или предшественник метаболической системы. Но в любом случае это начало истории, повествования, которое смогло выйти за рамки законов и готовится их превзойти. Ведьмы и космические корабли это ее будущее.
В начале своего пути жизнь ничем не примечательна. Ее течение более или менее подчиняется физико-химическим правилам, или законам. Но затем начинается борьба за пространство, за конкретные химические соединения, или за мембраны, представляющие собой жировые пленки на поверхности глины. Системы, которые функционируют лучше других, выходят за рамки законов и становятся крошечной историей типа «A справляется с работой чуть лучше B или C, значит в будущем A станет больше» И вот, спустя миллион лет в океанах полно A, но не осталось ни следа C. К тому моменту у A появились подвиды A1, A2, A3. А где-то в глубине рыскает подходящее для повествования слово Q, который склонен включать A3 в собственную систему. Через какое-то время мы получим QA3XYZ, и вот, система приступила к работе.
Все это, без сомнения, происходило в соответствии с законами; однако конкуренция, выбор чего-то одного в пользу чего-нибудь другого, тоже внесла свою лепту. Возвращайтесь через миллион лет, или, быть может, шесть недель, и увидите бактериальную клетку, которая доросла до новой истории.
Законы способствуют этим изменениям, но не направляют их. Они всего лишь играют роль исторического процесса, в ходе которого живая материя преодолевает законы, двигаясь во всевозможных направлениях. Через 3 тысячи миллионов лет вы найдете мешанину из обитателей Берджесских сланцев. А спустя еще 580 миллионов лет вы встретите физика, считающего, что все это совершенно неважно. И тем не менее, действие преодолевает закон: сюжет движется вперед, благодаря космическим кораблям и ведьмам.
Изначально жизнь возникла из неживых систем с законами, но непрерывно усложняясь, превзошла саму себя. Биология это не физика и химия с рукоятками управления. Это целый новый мир.
И в этом мире одно животное обзавелось языком, воображением и пристрастием к историям, особому, совершенно новому явлению во всем космосе. Рассказий проник из Плоского Мира в Круглый; теперь некоторые события действительно происходят по желанию населяющих его существ.
Возможно, что во всем мире подобных существ найдется немало; возможно, один такой вид приходится на сотню миллионов звезд. И все же нам стоит проявить осторожность на тот случай, если во Вселенной нет никого, кроме нас.
Всего одна история на весь космос.
А кругом одни лишь законы.
Глава 13. Приключения Ринсвинда в Круглом Мире
Ринсвинд знал, что путешествия в Круглый Мир в последнее время происходили наугад. У людей из группы Нецелесообразно-Прикладной Магии для этого случая было специальное слово а точнее, несколько уравнений, которые можно было увидеть на стенах, где они постоянно переписывались очередным исследователем, или выжившим. Но Декан сказал, что знает, что делает, и высадил их прямо посреди Лондона; к сожалению, прибытие случилось во время гонки, в которой Ринсвинд стал невольным победителем; ему, правда, пришлось смириться с многократными шлепками по спине, а также восхищением перед его нарядом волшебника и многочисленными благодарностями от имени организаторов за помощь Фонду орангутанов в сборе такой большой денежной суммы.
Ко всему прочему, он был удивлен, когда тот, кого он принял за Библиотекаря, оказался молодой женщиной в костюме, что привело к забавному недоразумению, в результате которого ему с Деканом пришлось бежать чуть дальше.
Они нашли симпатичный парк с деревьями и утками в пруду и подумали над сложившимися обстоятельствами. Спустя какое-то время Ринсвинд заметил: «Я ведь рассказывал тебе об автомобилях, да? Жутко напрасная трата ресурсов! Неужели это действительно Homo sapiens? Лошади сами размножаются, едят траву, да еще и дают удобрения. Разве не помнишь, как кричали на улицах: «Два пенса за ведро, хорошо утрамбованное»?».
«Да», ответил Декан. «А еще я помню «Берегись, выливаю!», и это было не особенно приятно. Но, должен заметить, в эту эпоху они делают успехи правда, цена, на мой взгляд, огромна, и многие из них этого не понимают, хотя прямо сейчас я вижу людей в довольно-таки добром здравии: кругом румяные лица, головы на колья не вешают… в общем и целом, если не слишком задумываться…, хотя мы-то знаем, что их ждет». Указав на стоящее поодаль здание, Декан добавил: «Вон то здание довольно большое; мне кажется, я уже его видел».
«Ты прав», подтвердил Ринсвинд. «Помнишь Великий Лондонский пожар? Мы помогли мистеру Пипсу закопать его пармезан».
«А, точно. Интересно, он его потом нашел?»
«Нет», ответил Ринсвинд. «Я спросил, куда он его спрятал, а сам так и не вспомнил, поэтому я вернулся к тому моменту, когда он закапывал сыр, и создал своего двойника; миссис Герпес, если помнишь, очень обрадовалась находке. Я подумал, что раз уж он все равно забудет про сыр… короче говоря, было бы непростительной ошибкой дать ему пропасть впустую».
«Зря ты так сделал», сказал Декан. «А как же причинность?».
«Не надо мне рассказывать про причинность», возмутился Ринсвинд. «Она мне не так уж много пользы принесла то одно, то другое, хлопот с ней не оберешься. Но раз уж мы сидим здесь и болтаем, я должен спросить: что ты вообще сделал, чтобы создать это место? Ну то есть, ты говоришь, что просто сунул руку в какую-то твердь и, позволю себе сослаться на твои же слова, «пошевелил пальцами». Должен сказать, если не считать легкого непонимания, то это мне вполне понятно, но как же материки и все остальное? Там ведь полным-полно мелких деталей, вроде белок, и разных существ, и рыб, и всяких удивительных штуковин в коралловых рифах; они просто поражают воображение. И раз уж об этом зашла речь, ты отлично придумал поставить Луну в нужное место, чтобы добиться приливов и отливов. Весьма остроумная идея приливы и отливы ведь не только чистят пляжи, но еще помогают всяким ползучим гадам выбираться из моря на сушу. Я бы отдал тебе свою шляпу, если бы когда-нибудь согласился ее снять. Браво, скажу я тебе!».
Они прошли немного в сторону куполообразного сооружения, стоящего вдали, и Декан, наконец, произнес: «Ринсвинд. А точнее, Профессор Ринсвинд, я понимаю, что в вопросах Жестокой и Необычной Географии ты большой знаток. Отъявленный Профессор, как-никак! Но мне кажется, я должен тебе кое-что объяснить». Тут он откашлялся, как будто собираясь сделать крайне ценное и весомое заявление. «Я не сделал ровным счетом ничего. Ничего не планировал. Не создавал устрашающей симметрии тигров, которых теперь, похоже, осталось совсем немного. Нет! Это случилось само собой».
«Но ведь ты» начал было Ринсвинд.
«О, конечно, я проявляю интерес к этому месту поступать иначе было бы небрежностью с моей стороны», продолжал Декан, «но я ни разу не пытался сделать это снова. Я бы не хотел брать на себя ответственность». Они прошли еще немного, и он добавил: «Я начинаю неплохо ориентироваться в этой эпохе, и чувствую себя уязвленным. Давай возьмем такси; по крайней мере, теперь не нужно отскребать со своих ботинок конский навоз».
Он щелкнул пальцами, и такси остановилось так быстро, что водитель чуть не вывалился наружу; он ошарашенно наблюдал за тем, как две фигуры сели в машину, и ремни безопасности, как по волшебству, пристегнулись сами собой.
Даже не взглянув на водителя, Декан произнес: «Ты отвезешь нас в то место, которое находится под вон тем куполом; потом ты поймешь, что получил до неприличия огромные чаевые, а когда мы покинем твой движущийся аппарат, полностью забудешь о том, что мы когда-либо в нем сидели. Большое спасибо».
