Александр Богданов - О социализме

Предпринимая издательство социал-демократической партийной литературы, в особенности посвященной защите принципиальной позиции большинства второго партийного съезда, приглашаем всех сочувствующих к материальной и литературной поддержке этого начинания.

В. Бонч-Бруевич,

Н. Ленин.

Товарищи! было время рабства, было время крепостного права. Тогда люди разделялись на свободных-господ, несвободных-рабов, крепостных; господа владели рабами и крепостными и делали над ними, что хотели.

Что они над ними делали, мы не станем рассказывать, очень уж невеселая история, да и долго было бы говорить. Времена те прошли, прошли безвозвратно; и стали люди — все «свободные». Так ли? Не совсем так, и вы это по себе знаете.

Посмотрите, сколько над рабочими всякого начальства, так много, что и пересчитать трудно. На фабрике — и старшие, и техники, и инженеры, всякие заведующее, управляющее, директора, и, конечно, еще над ними сами капиталисты. А вышел на улицу, вон на углу городовой, это ли не начальство? и еще квартальный, пристав, всякая полиция; а там жандармерия, земский начальник, и сколько еще всяких чиновников, вплоть до царя-батюшки. Все-то они при всяком случае норовят показать свою власть над народом то прижимкой, то грубостью, а то чем и похуже. Много об этом говорить нам теперь не приходится: все равно, кто сам об этом не думал, тот слушать нас не станет; а говорим мы для тех, кто думает.

Да, скажет иной, знаем мы конечно о всяких притеснениях, только что ж поделать, ведь нельзя без начальства. Без управления действительно пока еще не обойдешься. Но разве управление для того, чтобы притеснять и власть показывать? Нет, грубость и притеснение начальства хоть и не крепостное право, а все же от него остались, и уж бесспорно, «свобода» эта плохая.

По настоящему, всякое начальство должно иметь только такую власть, чтобы исполнять свои законные обязанности. Правда, и в этом толку немного, если законы плохие, притеснительные; надо, чтобы законы были свободные. Кроме того надо, чтобы эти законы хорошо исполнялись, чтобы народу можно были следить за их нарушениями и законно бороться со всякими неправильностями. Тогда ни фабричное начальство, ни полицейское, ни чиновничье не могли бы безнаказанно пользоваться своей властью для прижимки и угнетения, для обид и насилия; всем им пришлось бы наконец понять, что не народ для них, а они для народа.

Таковы свободные порядки. Устроить их можно только тогда, когда законы издаются выборными представителями самого же народа и когда у народа есть все способы и средства защищать и отстаивать себя и свои интересы. Главные же способы и средства — это свободное слово и свободный союз. Пусть каждый получит возможность свободно высказывать и писать и печатать все, что он знает и думает, чтобы обличать всякую несправедливость, всякое беззаконие; пусть никто не мешает гражданам собираться вместе и обсуждать те дела, которые их занимают, и борьбу рабочих с капиталистами, и борьбу крестьян с помещиками, и всякие законы, старые и новые, и действия правительства, и политику с другими государствами. Пусть, наконец, все и каждый получат право свободно соединяться, чтобы сообща добиваться своих целей и охранять свои интересы, захотят ли рабочие устроить стачку, чтобы заставить капиталиста увеличить плату, захотят ли различные граждане объединиться в союз, чтобы достигнуть избрания таких, а не иных представителей в законодательное собрание, издания таких, а не иных законов и т. д.

Так-то так, скажет кто-нибудь, хорошо было бы все это, да возможно ли это сделать? Конечно, возможно, хотя и не легко. В западных странах народ почти добился таких порядков. Кое-чего не хватает, по немногого: здесь одного, там другого; в общем же есть там и законодательство через выборных представителей и свобода слова, собраний, стачек, союзов. Досталось все это народу не даром: долгая была борьба и жестокая, много пролито было крови за свободу. Зато теперь у них живется не так, как у нас: и бедности меньше, и заработная плата гораздо лучше, и рабочий день короче, и знаний у всех больше, потому что народу легче позаботиться о себе и постоять за свои интересы. А сто лет тому назад и там было все по-нашему, потому что у народа не было прав и не было силы.

Как прежде на Западе, так теперь у нас, в России ведется упорная борьба за свободу, об этом вы, конечно, слышали. Много сил на нее тратится, немало и крови проливается; все это не пропадет даром: все больше народу вступает в борьбу; недалеко уже время, рухнут остатки старого рабства, станет всем свободнее и легче. В этом уж теперь мало кто сомневается.

Но чтобы вернее добиться свободы, а добившись лучше ею воспользоваться, надо заглянуть подальше вперед: в ней ли одной вся суть и на ней ли все дело кончается? В далекий путь идет человечество; и чтобы не сбиваться в стороны, не делать лишних обходов, не тратить силы даром, надо ясно и хорошо знать, куда оно идет и какая за какой станция.

Вот, добились европейские народы свободных законов; что же, думают они, что пора остановиться? Нет, они ведут новую борьбу и считают ее серьезнее прежней. Чего же они еще хотят? А, конечно, того, чего им не хватает. Дают ли свободные законы полную свободу? А вот посмотрим.

Англия, пожалуй, самая свободная страна в свете. Законы там издаются народными представителями, чиновники замечательно добросовестные, суды беспристрастные, рабочий день — часов девять повсюду, заработная плата раза в три-четыре больше нашей, книг и газет читается народом так много, что мы и представить себе едва можем, слово и печать совершенно свободны, для народных собраний и обсуждения каких угодно дел нет стеснений. Однако, и там далеко еще не рай на земле, и если приглядеться, то увидим, что до полной, настоящей свободы все таки далеко.

Вот английский рабочий. Живет он лучше, чем у нас мелкий чиновник, а работает на фабрике или на заводе девять часов в сутки, что же, он свободен во время этих девяти часов? Нет, он находится в распоряжении капиталиста, которому продал свою рабочую силу. Свободы-то остается не так уж много. А если бы он захотел иметь ее побольше? например, работать только восемь часов, чего и добиваются передовые рабочие? Нм этого не дают. Кто не дает? Капиталисты. Почему не дают? Потому что им нужна прибыль, как можно больше прибыли. Совершенно так же, как и наши капиталисты, они получают прибыль из труда рабочих; как и наши капиталисты, они эксплуатируют рабочих, только меньше, потому что сами рабочие отстаивают себя лучше, чем у нас. Пока существует эксплуатация, нет настоящей свободы, хотя бы законы и были очень свободные.

Но этого мало. Если иногда на время удастся рабочему избавиться от эксплуатации так только для того, чтобы попасть в лапы безработицы. Не поладил рабочий с капиталистом, тот его увольняет: ступай на улицу. Тяжела у капиталиста работа, мала заработная плата; требуют рабочие условий получше; капиталист не дает; приходится устраивать стачку. Тысячи рабочих проживают последние сбережения, переносят голод, холод; это ли свобода? Хорошо, если капиталист уступит, но сила у него большая, и он может держаться долго. Не так давно был случай, забастовали рабочие каменоломень у одного английского лорда миллионера, забастовали из-за того, что он не позволял им устраивать у себя союзы и увольнял всех, кто не хотел ему покориться; 2 1/2 года продержались стачечники, благодаря поддержке товарищей-рабочих почти всей Англии, а также помощи других добрых людей, но лорд все-таки не уступил: ему было не важно получить несколько десятков, а то и сотен тысяч убытку в год, так громадно его состояние. Бывает и так, что пойдут дела капиталиста плохо, и он вынужден сократить свое предприятие и выбросить на улицу сотни и тысячи рабочих, даже если бы сам не хотел этого. А во время кризисов, когда дела страшно ухудшаются во всей промышленности, это принуждены делать сотни капиталистов, и много предприятий закрывается даже совсем; тогда начинается страшная общая безработица; а те, кто еще имеет работу, должны соглашаться на пониженную плату, которую назначают капиталисты; и тут уж не помочь делу никакими стачками. Как раз такой кризис пришлось испытать России с конца 1899 г., и до сих пор он еще не закончился вполне. Да, наконец, и без кризиса всегда может для многих рабочих любой почти профессии наступить безработица, хотя бы из-за того, что изобретена новая машина, которая их заменяет: машина должна служить помощью для рабочих, облегчением их труда, а тут она становится для них проклятием, приносит им голод и лишения и помогает капиталисту подчинить их своим требованиям.