Борис Чичерин - История политических учений. Первая часть. Древний мир и Средние века

Печатая начало курса, который я в течение шести лет читал в Московском Университете, я посвящаю его всем, кто в университете был мне дорог. Много в продолжение этого времени приходилось испытать и отрадного, и тяжелого; но из всего этого, как драгоценный клад, я вынес воспоминание о лучших, светлых сторонах университетской жизни. Прошло около года с тех пор, как я оставил кафедру: в деревенской тиши успокоилось чувство, возмущенное человеческою неправдою, и ныне я могу хладнокровнее смотреть на прошедшее. Лично для себя я не сетую на то, что совершилось. Принужденный покинуть место, на котором оставаться не позволяла мне честь, я сохранил возможность работать для тех, для кого работал и прежде. У меня более досуга для любимых занятий; возвратилась и свобода, всегда драгоценная человеку. Но я не могу не обратиться с печалью и сомнением к тому учреждению, которое я как святыню носил в своей душе. Не могу не обратиться с грустным словом и к вам, мои бывшие товарищи, разлученные ныне, как живой пример того, что искреннее, бескорыстное стремление к правде не всегда бывает залогом успеха. Мы некогда, действуя вместе, пытались стать на твердую почву закона; но, оказалось — увы! — что это был путь самый скользкий. Мы думали, что правое дело само собой найдет себе заступников, и не обрели ни единого. Мы вместе с вами встретились лицом к лицу с такими явлениями, которые оставляют в жизни неизгладимые следы и которые могли бы заставить нас усомниться и в людях и в обществе, если бы дружеская рука, поданная во имя добра, не подкрепляла наших сил, если бы благодарное слово, идущее от молодого сердца, не возбуждало в нас лучшие надежды. Мы видели унижение правды и закона; мы видели клевету, расточаемую на все стороны, бесстыдное искажение истины в журналах, преданных нечистому делу; мы видели и ТУ нравственную низость, которая, родясь в чужой душе, старается загрязнить внутренние, неведомые ей побуждения человека. Но если бы нам опять пришлось идти тою же дорогой, мы сызнова должны были бы сделать то, что мы сделали. Как честные люди, мы не могли поступить иначе. Когда перед нами совершался целый ряд беззаконий, позволено ли нам было молчать? Это было невозможно. Где есть беззаконие, там должен быть и протест. Он может быть практически бесполезен, но он всегда нравственно необходим. Это не только право, это прямая обязанность каждого гражданина, каждого члена коллегии, обязанность, от исполнения которой зависит прочное утверждение законного порядка в русском обществе. Протестуя во имя права и законной свободы голоса, мы возбудили против себя злобу и подверглись осуждению. Но есть одно, чего никто у нас отнять не может, — это сознание исполненного долга, перед законом и перед совестью. Не успех, а уверенность в правоте своих целей и в чистоте своих побуждений дает нравственную силу человека. Нося в себе это сознание, он может смело глядеть в лицо неправде сильных и отвечать презрением на беззастенчивую клевету.

Этою книгою посылаю я и вам мой задушевный привет, мои бывшие слушатели, которых трогательное прощание всегда останется во мне живым воспоминанием сердца. И наши отношения клевета старалась заподозрить, пускали молву о тайной и явной агитации. Но здесь всякий из вас, всякий из сотен молодых людей, не привыкших лицемерить, может явиться неподкупным свидетелем правды. Всякий из вас может сказать, что единственное, что соединяло профессора с студентами, было чистое и бескорыстное служение науке. Эта связь осталась и теперь, когда профессора нет уже в университете. Издавая курс, встреченный вашим сочувствием, я спешу исполнить обещание, данное вам при расставании; я хочу содействовать по мере сил, если не словом, то пером, занятиям университетской молодежи. Ей прежде всего я посвящаю эту книгу, которая составляет, могу сказать, плод двадцатилетней работы. Изложенные здесь взгляды зародились во мне почти с самого начала моих научных занятий и сопутствовали всем моим прежним трудам. Многое, без сомнения, изменялось с течением времени, при большей зрелости мысли, при более основательном знакомстве с предметом. Не вдруг можно было, опираясь на фактические исследования, установить те основные категории, которые служат общею связью системы. Изучая науку, я постепенно приобретал и большее уважение к явлениям прошедшего; я научился видеть в них не преходящие моменты развития, а выражение вечных истин, присущих человеческому разуму. Но основная нить мысли, которая мною руководила, осталась та же, что и прежде. Не льщу себя надеждою, что я разрешил ту задачу, которую я себе поставил. Она слишком обширна для одного исследователя и требует работы многих поколений. Я старался свести к некоторым общим, простым и ясным началам совокупность явлений человеческой истории, философии и права и на этом основании вывести общий закон развития человечества. Насколько я успел подвинуть эту задачу, пусть судят другие. Я могу только предлагать те результаты, к которым привело меня многолетнее и добросовестное изучение науки.

Село Караул

12 ноября 1868 г.

Древние называли историю наставницею жизни. С не меньшим основанием можно назвать ее наставницею мысли. История есть опыт человеческого рода, через который мысль приходит в самопознанию. Как природа физического организма познается из физиологического его развития, так разумные силы, составляющие естество человека, познаются из исторического их проявления. В истории мысли раскрывается ее существо и лежащие в ней законы; история служит ей и поверкою собственной ее деятельности. В отличие от физического организма, вечно прикованного к одним и тем же формам, мысль способна отрешиться от исторических начал. Мы видим, что иногда, отрицая свое прошедшее и черпая свое содержание из себя самой, она как бы создает из себя новый мир. В этом состоит величие разумной природы человека. Но эта возвышенная способность, главное орудие человеческого совершенствования, имеет свою оборотную сторону и неизбежно ведет к заблуждениям. Оторванная от исторических корней, мысль легко уносится в беспредельное пространство, теряя твердые точки опоры. Она впадает в односторонние направления, против которых возмущается жизнь. Стремясь по-своему переделать действительность, она оказывается бессильною перед этою действительностью. Высший закон, закон необходимости, снова вводит блуждающую мысль в должную колею и восстановляет порванную нить преемственного развития. Мало того: в общем ходе истории сами отклонения от исторического пути составляют не более как отдельные звенья в общей цепи явлений, связанных внутренним законом. Близорукому наблюдателю они кажутся началом совершенно нового порядка; истинный историк усматривает в них живую пить, соединяющую прошедшее с будущим. Эти явления служат переходом от низшего строя жизни к высшему, от недостаточного определения к более полному и широкому. Человеческой мысли свойственно двигаться через односторонние начала, чтобы достигнуть полноты развития. Она покидает историческую почву, но для того только, чтобы снова к ней возвратиться с более богатым содержанием.

Раскрывая таким образом совокупность проявлений мысли в преемственном ее ходе, история дает нам ключ к различению истинного от ложного, существенного и прочного от случайного и преходящего. Истинное в истории не всегда то, что ново. Нередко новое бывает выражением односторонних взглядов и еще чаще повторением старой односторонности, всплывающей вновь на поверхность при известном направлении умов. Истинно то, что прочно, что лежит в самой природе вещей, а потому проявляется всегда и везде. Вечная истина — старая истина. К истории вполне прилагается изречение великого германского поэта-философа: «старайся постигнуть старую правду».

Поэтому историк должен относиться к явлениям прошедшего не с отрицательной, а с положительной стороны. Он должен отыскивать в них не то, что ложно, а то, что истинно. Когда мы изучаем предметы физической природы, мы смотрим на них как на известные проявления естественных сил и законов, которые в низших организациях выражаются положительным образом, точно так же как и в высших. Эту точку зрения следует приложить и к познанию умственного мира, не упуская из виду идеального совершенства как высшего требования духа, но стараясь постигнуть совокупность исторических явлений как разнообразные выражения этого самого духа. Только поверхностное понимание истории видит в ней одни заблуждения человеческого ума; более глубокое ее изучение убеждает нас, что в ней раскрывается сама истина. То, что называется заблуждением, обыкновенно не что иное, как односторонняя или относительная истина. Воззрение, которое слагается в систему, которое приобретает прочность и возводится на степень исторического явления, непременно имеет весьма существенные основы. Ложь заключается в нем главным образом в отрицании других начал, в том, что известное, совершенно истинное определение принимается за единственное или по крайней мере за преобладающее. Отсюда неверные выводы, которые дают ложный оттенок всей системе. Но если исторические заблуждения не что иное, как односторонние направления мысли, составляющие необходимое условие самого ее развития, то побороть подобное заблуждение можно не простым отрицанием, что было бы такою же односторонностью, а единственно признанием существенных его основ и введением его в общую связь исторических явлений, где оно займет подобающее ему место. В истории мысли каждая система представляет известную сторону истины, которой полнота раскрывается в совокупности всех воззрений, насколько они успели проявиться в действительности.