Юрий Грачёв - В Иродовой Бездне. Книга 4

Ознакомительная версия.

— Проходите, проходите, дорогой брат! Мы слышали о вас, мы молились о вас, и вот дал Бог увидеться. Мы уже сообщили другим верующим, скоро соберутся и приедет с работы руководящий брат.

Тепло, необыкновенно радостно было на сердце Левы. Родные — родные по крови Христа встречают его, и происходит это после долгой, долгой разлуки. Ведь находясь в заключении, он не получал ни от кого из верующих ни единого письма. Писала только мать, да с фронта получал он письма от жены. Бывало, вызовет его начальство и говорит:

— Ты знаешь, уж верующих ваших никого не осталось на свободе, все атеистами стали. Поэтому и не пишут тебе. Вот, пиши, — и начальник протянул ему лист бумаги, — пиши, что отказываешься от своей веры, и мы гарантируем тебе, что ты вскоре будешь на свободе.

А когда Лева отказывался дать подобное отречение от веры, они недоумевали:

— Почему же ты не отказываешься, продолжаешь упорствовать в своей вере?

— Держу связь с Богом, — отвечал Лева.

— Как это так? Ты кругом изолирован.

— А вот молюсь, и Господь Иисус Христос невидимо помогает, невидимо пребывает со мной.

Не понимая этого, люди качали головой.

Как Лева хотел в те годы и дни услышать о верующих! Был единственный случай за все время пребывания в узах. Это было весною. Вся природа расцветала, черемуха благоухала. Пришел один конвоир и сказал:

— Я был в дальней деревне, захожу в избу: люди читают Библию, поют. А я им говорю: «У нас в колонии доктор верующий». Рассказал им о вас, а они говорят: «Это наш брат!»

Когда Лева услышал рассказ конвоира, он не мог не прослезиться. Значит, верующие есть! Да, он знал, что они есть… У него на душе стало так светло, так радостно. Этот весенний день он никогда не забудет…

А теперь он видит воочию настоящих родных. Вот они приходят, вот пришел брат руководящий. Он бросился на шею Леве:

— О брат-страдалец! — воскликнул он. — Мы много слышали о тебе и вот приветствуем любовью Христа,

Он горячо обнял Леву и несколько раз поцеловал.

Приходили все новые и новые братья и сестры, все горячо поздравляли Леву, расспрашивали об условиях жизни в колонии и радовались вместе с ним его освобождению.

— Да, мы слышали, брат, — сказал руководящий, — что ты где-то тут, в горах, находиться, но не знали твоей фамилии, и не было никакой возможности разыскать тебя. Но надеемся, ты не унывал?

— Да, не унывал! — радостно улыбался Лева, — «Иисус Христос со мною, часто с Ним я говорю…

— А, видно, голодно там было у вас, — сказала одна сестра-старушка, глядя на худое лицо Левы.

— Да, всяко приходилось, но Господь помогал и, когда было особенно голодно, поддерживал.

— Вероятно, родная община поддерживала письмами, посылки посылала? — спросил молодой брат.

— Нет, никто никогда ничего не прислал, ни письма, ни посылки, и никто ни разу не посетил меня. В самом начале заключения жена была у меня там, в Куязах, а потом ее отправили на фронт. Мама, конечно, писала аккуратно, иногда присылала от своей скудности.

— А ты, брат, не обижаешься, что из верующих тебя никто не поддерживал? — поинтересовался брат руководящий.

— О, нисколько! — ответил Лева. — Я знал, что всем трудно живется. Я даже не знал, сохранили ли веру и, как дети Божии, только надеялся, что есть верные и они молятся обо мне.

Когда все собрались, брат руководящий прочел место из Слова Божия, где говорится о возвращении пленников и радости в пении. Все громко, от души запели:

«Дорогие минуты нам Бог даровал…»

Особенно выделялся голос руководящего брата, пел он от души, со слезами.

Нельзя на словах передать тех молитв, которые возносились к Господу. Леве казалось, что он воскрес из мертвых, переселился в какой-то другой мир. Ведь так долго он не был среди родных, не слышал добрых, приветливых слов; ведь долгие годы звучали лишь грозные окрики, кругом были лишь суровые лица или же полные страдания безнадежные, умирающие «доходяги» и «мат» всепропитывающий.

И теперь, очутившись среди верующих в Евангелие, Лева особенно ярко почувствовал великий контраст между любящими Бога, с одной стороны, и вовсе Его не знающими — с другой.

И его сердце вновь и вновь наполнялось скорбью о том, что так много кругом тьмы и мало людей, знающих Спасителя…

Когда кончилось собрание, на котором Лева тоже делился драгоценным Словом Божьим и своей верой в Спасителя, была устроена простая братская трапеза.

— Вы, конечно, брат, отдохнете, поживете несколько дней, — говорили Леве собратья по вере, угощая его за столом.

— Нет, — ответил Лева. — Я рад побыть у вас немного, но мне дано направление в Уфу, где я должен получить документы и работать на одном из строительств, куда направляют освобождаемых заключенных.

— Но все-таки вы побудьте с нами хоть дня два-три.

— Нет, — ответил Лева, — у меня какое-то внутреннее побуждение: вперед и только вперед, не задерживаясь.

Как ни уговаривали его остаться, Лева решил на следующее утро уехать.

Это было исключительно трогательное расставание. Многие провожали его. Достали подводу и на ней довезли до станции. Прощаясь, брат руководящий протянул Леве пакет:

— Это верующие собрали вам помощь от всей души, брат.

— Спасибо, — сказал Лева, — но я ничего не возьму. Мне немного дали в колонии на пропитание и на билет, и я хочу довольствоваться этим.

— Но, брат, это от Господа, ведь сейчас такое голодное время, хлеба купишь себе.

— Нет, — категорически сказал Лева. — Вы, вероятно, знаете адреса, где находятся братья в заключении, пошлите им, это будет лучше, а я на свободе.

Как ни упрашивали его, он ничего не взял. Он не считал грехом или плохим, когда верующие помогают друг другу, помогают ему, но в данный момент почему-то было такое состояние, чтобы меньше делали для него, а больше для других.

От Белорецка до центральной сибирской дороги, пересекающей Урал, он ехал по узкоколейке, по которой двигались товарные и пассажирские поезда. Он не думал о прошлом, как везли его когда-то здесь заключенным в битком набитом вагоне, — все это ушло как какой-то тяжелый сон. Его душа устремилась вперед, в будущее. Но каково оно, это будущее? Оно было скрыто от него в тумане неизвестности, и казалось, ни один луч не пробивался для него радостью. Но он знал, что вождем его жизни был Христос, и был спокоен.

Были у него внутренние, сокровенные желания, среди которых было одно трудно осуществимое, которое он открывал Господу. Это голод, это жажда, но не голод хлеба и не жажда воды. У него не было своего Евангелия, и за эти пять лет заключения, он был почти все время лишен драгоценного Слова Божия. Лишь в последний год он мог временно пользоваться Новым Заветом — это было большим чудом. Теперь у него было с собой несколько листочков Евангелия на русском языке и несколько листочков — на славянском. Эти листки он случайно нашел в бригадирских ведомостях по выпечке хлеба. Тогда бумаги не было, и привозилась всякая макулатура, на которой в колонии и оформляли документы.

На станции, где кончалась узкоколейка и шли поезда по главной сибирской магистрали, было многолюдно. Лева получил билет, но сесть, казалось, не было никакой возможности. Он видел, как различные люди с мешками, вещами, хорошо одетые, давали взятки проводникам и ехали.

На него, бедно одетого, никто не обращал внимания, и хотя он показывал проводникам свой билет, его отталкивали в сторону. Прошел один поезд, предстояло ожидать другого. Лева в душе молился Господу, чтобы Он помог ему уехать. Ведь сидеть здесь и ожидать день-два было для него весьма трудно. Во-первых, он был очень переутомлен, на вокзале же было битком набито. Во-вторых, стоял вопрос с питанием: хлеба даже за деньги достать было трудно.

Подошел поезд, люди бросились к вагонам, везде стояли проводники и отталкивали, говоря одно безнадежное слово: «переполнено». Вот поезд уже должен тронуться.

— Посадите, — просит Лева проводника. — Ведь вы понимаете, я из заключения, мне нужно ехать, я не могу тут задерживаться.

— Не могу, — отвечал проводник, — переполнено.

Лицо проводника совершенно безучастно, сурово и даже несколько зло. Да, конечно, на каждой станции их умоляют пустить. Поезд начинает трогаться. Внутренне молясь, Лева обратился к проводнику с последней просьбой:

— Пустите ради Господа Христа доехать до Уфы только!

— Садитесь, садитесь, — сказал ему проводник, сразу переменившись в лице, и помог Леве забраться.

Ознакомительная версия.