Ознакомительная версия.
Его заявление сопровождалось как минимум тремя «если»: если обращения в министерства не возымеют действия, если судебная тяжба будет не в пользу мэра и если правительство города благословит уход.
Не очень понятно, почему «министерства» упоминались во множественном числе. По казусу с увольнениями можно обращаться лишь в одно министерство – внутренних дел – с просьбой отменить решение по делу Панкратова. Естественно, Ерин вряд ли на это пошел бы, выигранное время мэр вполне мог использовать для укрепления своих пошатнувшихся позиций.
Превосходно, что Юрий Лужков, защищая своих подчиненных, вспомнил о Конституции – до тех пор к ней безуспешно апеллировали оппоненты мэра из ГКИ, Комиссии по правам человека и т. д., но данная конкретная апелляция была не самой удачной. Упомянутые мэром ст. 72, 85 и 129 Основного закона – говорят о «согласовании», «согласительных процедурах» и «совместном ведении» РФ и субъекта Федерации в части, относящейся к данному кадровому казусу. Данные термины не являются юридическими, они риторичны и не содержат отсылки к конкретному правовому механизму.
Во-первых, неясно, что значит «согласование» – то ли имеющееся у обеих сторон (Ельцина и Лужкова) права liberum veto по кадровым вопросам, то ли указание на желательность извещения партнера о своем решении (Ельцин и Лужков извещали друг друга через СМИ). Во-вторых, упомянутая мэром норма ст. 85 «президент… может передать разрешение спора на рассмотрение соответствующего суда» в переводе на русский язык означает, что может и не передать, т. е. ничего не означает. Любой суд, указав на полный пробел в законе, оставит дело как есть, хотя, конечно, длительность судебных процедур дает еще больший выигрыш во времени.
Несомненно была ясна лишь позиция московского правительства, чей «совет» мэру «не уходить» был очевиден – «уход Юрия Лужкова в отставку повлечет за собой дестабилизацию политической, экономической и социальной жизни города, поскольку в последнее время в столице наметились позитивные процессы в управлении городским хозяйством, и подобные результаты были достигнуты в немалой степени благодаря энергичной работе мэра Москвы Юрия Лужкова». Вотум доверия тут несомненен, но поскольку никто и не ожидал ничего иного, вообще неясно, как голос лужковских подчиненных мог повлиять на искомое решение.
Мэрия выступила с пресс-релизом, в котором сообщала, что в мэрию поступают «многочисленные заявления трудовых коллективов промышленных предприятий столицы и телефонные звонки москвичей против намерения мэра Москвы Юрия Лужкова подать в отставку». В том, что творческие союзы, хлопкоробы, доярки и оленеводы уже пятьдесят с лишним лет правильно (и полностью в унисон) оценивают ситуацию и знают, против чего протестовать, никто и не сомневался.
Однако именно в силу полной предсказуемости доярок и оленеводов гораздо большей ценностью обладают стихийные массовые протесты простых людей. Но здесь проблема в том, что простые люди практически никак не сталкиваются с федеральной властью и их общение с государством на 99% состоит из контактов с властью муниципальной (очистка тротуаров, состояние дорог, общественный транспорт, ГАИ, милиция, ЖЭК). Минимальное знакомство с явлениями, перечисленными в списке, заставляло сильно усомниться в мощи стихийного народного заступничества. Хотя, с другой стороны, основания бояться, что может быть куда хуже, имелись.
Возможно, главным козырем мэра в этом шантаже был чисто политический: как замещать вакансию столичного градоначальника. Назначить генерал-губернатора президентским указом – значило вызвать бурю обвинений в страшном тоталитаризме со всех сторон – от жириновцев до гайдаровцев. Назначить выборы в Москве – значило на полгода с лишним начать по сути дела общероссийскую (выборы мэра все истолкуют как primaries) избирательную кампанию. К такой сдвижке сроков центральная власть была очевидным образом не готова, да и, строго говоря, вообще никто готов не был. Серьезные кандидатуры на роль мэра в принципе просматривались, но только в принципе, по настоящему же о выборах мэра никто не думал, и тем самым ключевая в условиях сверхцентрализованного государства должность могла оказаться игралищем опасной судьбы.
Вероятно, начиная отставку в поповском стиле, Юрий Лужков уповал прежде всего на этот солидный аргумент, но, похоже, несколько пережал. В принципе Кремль мог бы оставить Юрия Лужкова на месте и от нежелания досрочных выборов, и от желания сохранить мэра в качестве противовеса усиливающемуся Черномырдину.
Если бы Лужков был всего лишь главой влиятельной политико-финансовой группировки, скорее всего так бы оно и случилось. Но дело в том, что столичный мэр – это должность еще и телохранительная, предполагающая для правителя абсолютное доверие к человеку, от которого может зависеть судьба трона. Доверять противовесу вовсе не обязательно – его достаточно использовать. Доверять потенциальному спасителю и быть уверенным в нем как в себе – совершенно необходимо. После озвученных оценок мэра говорить о полном доверии к нему со стороны президента вряд ли было уже возможно.
А мэр продолжал размышлять о своей отставке: «Вопрос принимает затяжной характер, мне, очевидно, придется самому принимать решение». Попутно он исполнял свои обещания – направил Борису Ельцину, Виктору Ерину и Алексею Ильюшенко письма с просьбой рассмотреть возможность восстановлений в должности прокурора Москвы Геннадия Пономарева и руководителя ГУВД Владимира Панкратова.
Заседание правительства Москвы 14 марта он превратил в обличительное выступление в адрес федерального правительства, которое, по словам мэра, виновно в экономической блокаде города.
Перечень претензий к вышестоящему руководству, изложенных на заседании Лужковым, оказался на удивление обширным. Помимо этого, мэр устроил на заседании акт самобичевания, повинившись перед своими коллегами в причастности к плохому исполнению бюджета. Выступление мэр подытожил заявлением: «Нет вопросов – столицу надо переносить».
Куда и как именно, он, правда, не уточнил, а проект постановления «Об итогах исполнения бюджета города Москвы за 1994 г.», обсуждению которого, собственно, и было посвящено заседание правительства Москвы, отправил на полную переработку с резолюцией: «Категорически не принимать».
Москва, по словам мэра Лужкова, стараниями федерального руководства обременялась новыми расходами: вместо прежних 12% от общего объема средств на содержание органов внутренних дел из городского бюджета впредь должно выделяться 70%. Отдельные претензии на заседании вызвало то обстоятельство, что, в отличие от прошлых лет, в 1995 г. правительство России не приняло постановления об обеспечении Москвы продовольствием, предоставив мэрии самой решать проблему, требующую привлечения 1,5 трлн руб. При этом в экономической блокаде Москвы городское руководство обвиняло конкретных людей.
Так, по заявлению Лужкова, целью «задушить» город задались руководитель Минэкономики Евгений Ясин и вице-премьер Анатолий Чубайс.
Вскоре в связи с конфликтом Кремля и мэрии Москвы СМИ заговорили о более широкой проблеме – о взаимоотношениях федеральной власти с некоей «московской группой» во главе с Юрием Лужковым, опорой которой была известная группа «Мост».
Попытки объяснить феномен Лужкова обычно сводились к приписыванию ему чрезвычайных лоббистских способностей, особо тесных отношений с президентом и т. д.
Несколько иначе на эту проблему позволяет взглянуть фраза, оброненная первым замминистра экономики Яковом Уринсоном: «Я не отношу себя к поклонникам экономической политики Лужкова, но надо отдать мэру должное – полученными из бюджета деньгами он не финансирует всякие химеры, а действительно делает что-то полезное городу».
Действительно, весьма относительный порядок в центре Москвы и обилие подъемных кранов в городе служили неопровержимым свидетельством эффективности использования бюджетных денег. Кроме того, такая тактика оказывается совершенно беспроигрышной для дальнейшего выбивания денег: необходимо предотвратить замораживание уже начатых строек.
Но финансовое благополучие столицы закончилось в конце 1994-го – начале 1995 г., когда стало ясно, что федеральное правительство намерено в несколько раз сократить финансирование правительства Юрия Лужкова.
О масштабах сокращения можно судить по документам, отражающим процесс согласования объемов субвенции и размера инвестиций федерального правительства. Как следует из протокола совещания у Анатолия Чубайса, 19 декабря 1994 г. город претендовал на 5,264 трлн руб. субвенций для выполнения столичных функций и 8,1 трлн руб. – для финансирования федеральных программ, имеющих отношение к городу. Через две недели (5 января) объем инвестиций из бюджета существенно уменьшился – до 4,66 трлн руб. (это, повторим, только заявка). В эту сумму уже не входило финансирование строительства храма Христа Спасителя и крыши над стадионом «Лужники» (пример тактики «начнем сами, а там добьемся денег»).
Ознакомительная версия.
