Большинство стран третьего мира не являются независимыми, они лишь полуколонии или колонии в самом прямом смысле этого слова, а значит, их элиты не являются хозяевами в своих странах, и «их» собственность на самом то деле вовсе не их. Такая элита — «наемный менеджер» в схеме, изложенной выше. Хозяином, нанявшем менеджера, выступает сверхдержава (ее элита), а контроль за наемным менеджером осуществляют вооруженные силы сверхдержавы, аналог полиции, только в мировом масштабе. Так что пример Нигерии и других псевдонезависимых стран на самом-то деле контраргументом не является, а напротив, полностью укладывается в схему хозяин — менеджер, рассмотренную в статье.
К нашему огромному несчастью наша элита стремительно превращается или уже превратилась в наемного менеджера, обслуживающего интересы истинных хозяев.
Историческая ловушка, в которую попала наша страна, в том, что наша элита так и не стала хозяином. Сначала она не была хозяином, поскольку не обладала частной собственностью, а потом не стала хозяином, поскольку стала наемным менеджером, осуществляющим банкротство предприятия под названием Россия. Нашей стране не удалось стабилизироваться в состоянии, когда элита уже обладает частной собственностью, но при этом не попала в тотальную зависимость от иностранных элит. И в этом истинный смысл русской трагедии.
А по поводу социализма надо прямо сказать, что данный уклад абсолютно нежизнеспособен в среднесрочной перспективе, поскольку противоречит интересам социалистической же властвующей элиты. Поэтому спор о том, что лучше, социализм или капитализм, мне представляется бессмысленным. Глупо сравнивать живое с мертвым.
П. Федотова
СОЦИАЛИЗМ В НАЦИОНАЛЬНОЙ БОРЬБЕ
Шестнадцать лет назад, в декабре 1991 года, с карты мира исчезло государство, которое вошло в историю под именем первой страны социализма. Российская империя, до 1917 года никогда не имевшая титула «первой», вдруг обрела право исторического первородства. Человек советской эпохи, которого нынешние интеллектуальные голодранцы презрительно именуют «совком», на самом деле жил в ощущении своего исторического и национального лидерства. Великая победа, великие стройки, первый космонавт, первый спутник, первый атомный ледокол, — все это не пустые фразы о свободе и демократии, а эпохальные исторические достижения.
С августа 1991 года все изменилось. Страна словно провалилась в космическую дыру, где слово «первый» звучит уже по-другому. Ельцинская Россия быстро вошла в число первых — но уже с другого конца: первых по коррупции, первых по преступности, первых по смертности, первых по паленой водке, первых по политическому небытию.
Любое общество во все времена мучительно переживает свое национальное поражение. Тем более, поражение такого масштаба, каким стало крушение Советского Союза и распад социалистической системы. Шестнадцать лет не утихают дискуссии, издаются книги и пишутся статьи, в которых вновь и вновь поднимается вопрос о причинах постигшего нас исторического бедствия. Лейтмотивом многих из них является тезис о том, что СССР погубил «социализм». Социализм, который не выдержал соревнования с Западом, не обеспечил уровень жизни, сопоставимый с развитыми странами, препятствовал развитию личной инициативы и так далее, и тому подобное.
Вот если бы у нас была безработица, конкуренция, частная собственность, проститутки и нищие на панели, вот тогда бы мы процвели. Пришла и безработица, и конкуренция, а процветания так и не наступило. Зато наступило отрезвление и желание разобраться в существе проблемы. Стали появляться работы, где вопрос о причинах отставания и поражения СССР решался уже не на уровне бульварной публицистики. Был поставлен под сомнение тезис о «виновности» социализма, и все чаще в поле зрения исследователей стали попадать явления геополитического порядка. Все чаще стали раздаваться голоса о явной уязвимости той социальной теории, при помощи которой мы привыкли анализировать окружающую нас реальность. События XX века и особенно национально-государственные катаклизмы последних двадцати лет выявили недостаточность традиционных марксистских представлений о ходе и закономерностях исторического процесса.
Специфическая черта марксизма как теоретической системы взглядов — игнорирование и даже прямое отрицание самостоятельности и приоритетности национальных интересов перед интересами классовыми. Согласно марксизму, в основе исторического развития лежат социальные, а не национальные конфликты. Последние, даже если и имеют место, являются превращенной формой классового антагонизма, а то и просто ширмой, «предрассудком масс», который верхушка использует в своих корыстных классовых интересах.
Правда, такое понимание истории — как проявления и развития социально-классовых конфликтов — оказывается в противоречии с историческим материалом и не в состоянии объяснить самих исторических фактов. Каким социально-классовым конфликтом можно объяснить греко-персидские войны V века до н.э.? Какой социальный антагонизм вызвал завоевательные походы Александра Македонского или войну между Римом и Карфагеном? Какое отношение имеет классовая борьба к нашествию Чингисхана или Батыя? Из каких классовых соображений Наполеон вторгся в Россию? Какими интересами руководствовались деятели европейской социал-демократии, когда в 1914 году голосовали в парламентах за предоставление своим правительствам военных кредитов? Вопросы такого рода можно множить до бесконечности. И речь идет не о каких-то малозначительных событиях в истории, а о таких, которые на столетия определили судьбы целых народов и государств.
Недостаточность классового анализа при объяснении исторических событий давно ощущалась в исторической науке.1 Советские историки умели обходить это затруднение, заменяя «классовый» анализ «экономическим». Например, известный советский историк С.Я. Лурье, усматривал экономическую подоплеку Троянской войны в борьбе микенских греков и малоазийских троянцев за черноморский хлеб, точнее, за контроль над торговыми путями и доходами от транзитной торговли. Допустим, что так. Но что из этого следует? Перед нами классический случай межэтнической конкуренции на экономической почве.2 Никакого социального конфликта здесь нет. Экономический конфликт еще не есть конфликт классовый. Верно, что всякий классовый конфликт имеет экономическую природу. Но не всякий экономический конфликт имеет классовую природу.
Два брата делят отцовское наследство. Дело доходит до поножовщины и убийства. Экономический конфликт налицо, но где классовый? Муж и жена заняты дележом имущества при разводе. Дело доходит до судебного разбирательства. Экономические интересы сторон понятны, но есть ли тут классовые? Венгерский и французский крестьянин в кровавой драке решают вопрос о рынке сбыта для своей продукции. Конфликт экономический? Бесспорно! Классовый? Но обе враждующие стороны принадлежат к одному социальному слою! Половцы совершают набеги на Русь — чтобы пограбить. Русские князья совершают походы на половцев — чтобы пограбить. Обе стороны таким путем решают свои экономические проблемы. Межэтническое столкновение очевидно, но где здесь классовый конфликт?
Понимание истории через призму социально-классовых конфликтов чересчур узко. Ни один добросовестный историк не может удержаться на этой точке зрения. При таком подходе многие исторические события оказываются вообще недоступны для понимания. Строжайшее табу, наложенное марксистской теорией на исследование общественных конфликтов иной природы, нежели классовые, сослужило плохую службу и самой теории и практической политике. Нельзя отрицать в классовом обществе наличие межклассовой и внутриклассовой конкуренции. Но столь же ошибочно не замечать наряду с ней конкуренции межэтнической, а в эпоху национальных государств — национально-государственной. Именно геополитические (национально-государственные) противоречия являются базовым антагонизмом в истории, вокруг которого и на основе которого развертываются все остальные социальные конфликты.
Понятно, что в обществе все процессы взаимосвязаны. Это трюизм. Национальные, классовые, клановые, личные интересы образуют самые разнообразные сочетания и всякий раз накладывают индивидуальный отпечаток на ход исторических событий. Но если мы хотим остаться на почве исторических фактов, следует, наконец, признать, что национальная (геополитическая) борьба является самостоятельным и ведущим фактором исторического процесса.
Иначе говоря, классовый антагонизм не является единственной причиной исторических событий. Думать, что в обществе существует только конкуренция классов, т. е. социальных групп, значит закрывать глаза на факты. Необходимо различать три основных вида социальной конкуренции, несводимых друг к другу: межличностную, классовую и межэтническую (национально-государственную). Базовым историческим конфликтом, который — по крайней мере, до сих пор — определял динамику исторического процесса, является не столько классовый, сколько национально-государственный антагонизм. За собственность и власть, за источники сырья и жизненное пространство, иначе говоря, за ресурсы развития конкурируют не только индивиды и социальные группы, но и этнические общности, в том числе и организованные в государство.3
