Ознакомительная версия.
Это происходит во всех без исключения отраслях партийного и государственного управления, экономики, науки и культуры.[47] Одна из статей в «Огоньке» имела заголовок: «шайка, БАНДА, СИСТЕМА».
То же самое происходит со всеми крепостными, отпущенными за границу: спортсменами, профессорами и даже… шпионами из КГБ, работающими официально в международных организациях! Мало того, что США платят им доллары, значительную часть этих сумм советское государство у них отбирает. Юным гимнасткам оставляли… 1 %!
Таким образом, разъедающая Россию коррупция, от правительства до управдома, борьба с которой имитируется, на самом деле имманентна существующему строю, а потому неистребима. Официальная заработная плата чиновников самого высокого ранга действительно очень мала. Она и дополняется всеобщим «кормлением» от правительства до гаишника. В производственной сфере заработная плата не дает возможности семейному труженику выжить. И заработная плата пополняется всеобщим воровством.
Теперь мы должны подвести итоги наших рассуждений. Прежде всего, начнем с краеугольного камня марксизма – собственности на средства производства: Надеюсь, что мне удалось убедить читателя в отсутствии конкретного собственника и в том, что народу – рабочим и крестьянам – средства производства не принадлежат; рабочие остались пролетариями, лишенными средств производства, а крестьяне после их экспроприации тоже стали пролетариями. Собственность на средства производства имеет расщепленный чисто феодальный характер. Это можно представить в виде огромного пирога, который делится иерархией номенклатуры по принципу – чем выше пост, тем больше кусок.
В отличие от капитализма, где собственник средств производства свою прибыль получает открыто, основной доход номенклатуры – «дань», «налоги», «отчисления» или, точнее, «кормление» – тайный и официально преступный, подпадает под квалификацию взяточничества. Этим объясняется повальный характер взяточничества во всех «социалистических» странах.
Ограбление народа также имеет двойственный характер: нищенская заработная плата рабочих и крестьян примерно в 10 раз ниже, чем в США. «Теневое» же ограбление начинается от сельской лавки, где покупателя обвешивают и обсчитывают, от рабочего, который от своей заработной платы «отстегивает» (не я придумал это ходовое слово современного русского языка) кусок мастеру, ибо, вопреки теории, его заработная плата зависит не от его труда, его мастерства и квалификации, а от задания, расценок и премий, а это все в воле мастера. Продавец магазина отдает часть директору, мастер – начальнику цеха, а далее эти ручейки сливаются в огромную реку. По моим наблюдениям за прошедшими уголовными делами, каждый феод отправляет «наверх» две трети собранной дани.
Могут сказать, что государство борется со взяточничеством и привести примеры многочисленных процессов с суровыми наказаниями. Но это всего лишь эпизоды «феодальных войн». Громкие разоблачения (кстати, затем «спущенные на тормозах») по Узбекистану, Молдавии, Таджикистану и другим регионам, разразившиеся в период горбачевской «перестройки», производят впечатление «очищения». При этом затеняется то факт, что расследование коррупции в Узбекистане, и даже в Москве началось еще при Брежневе. Было ли обо всем этом известно в ЦК еще раньше, чем началось расследование? Об этом недвусмысленно сказал Горбачев: «В Узбекистан не раз выезжали работники союзных органов, включая работников ЦК, которые не могли не заметить происходящего. О негодных порядках с возмущением писали в центральные органы трудящиеся республики. Но должного рассмотрения эти сигналы не получили»[48]. Почему? Горбачев не ставит этот вопрос и, тем более, не пытается на него ответить.
Не говорит он и о том, какая судьба постигла жалобщиков.[49] Не рассказывает, как происходили, визиты эмиссаров центра: повсюду (в том числе и в Ставрополе, где он был «первым») были выстроены дворцы для приемов с банкетными и биллиардными залами, с бассейнами и саунами, где их ублажали за государственный счет всем, вплоть до женских ласк.[50]
Красочно описывались в «перестроечной» печати приемы (ныне «опального боярина») – генерала Чурбанова, зятя Брежнева (естественно для нашей печати, после смерти Брежнева).[51]
Волна разоблачений, прокатившаяся по Узбекистану, Таджикистану и другим республикам Средней Азии в 80-х годах, высветила фантастические суммы, найденные следователями у «первых» в районах и областях: миллионы рублей, десятки килограмм золота и драгоценностей… А сколько еще осталось в тайниках? Чурбанов не выдал ни копейки.[52]
Разоблачения сопровождались массами самоубийств. Были ли это действительно самоубийства? Цвигун, супруги Щелоковы и другие слишком много знали. Их нельзя было судить даже нашим «открыто-закрытым» судом.[53]
«Застрелились» и министр Эргашев и ряд других работников МВД Узбекистана.
Арестованы были четыре секретаря ЦК, председатель Совмина, семь «первых» областей, множество «первых» районов и других аппаратчиков.
Приход каждого нового властителя после Сталина сопровождался охаиванием предшествующего периода («культ личности», затем период «субъективизма», потом «застойный период») и декларированием «возвращения к ленинским нормам» и «очищения», хотя по существу ничего не менялось, и измениться не могло.[54] Сталин был умнее: он ненавидел Ленина, но постоянно его возвышал, тем самым возвышал себя как преемника Ленина.
Феодальная структура «социалистического» общества становится все очевиднее, все чаще в нашей печати мелькают намеки на крепостное право, барщину, оброки… То, что сейчас носит название «номенклатуры», «нового класса», это и есть современное дворянство.[55]
«Разве секрет, что существует множество семей, выходцы из которых все поголовно занимают начальственные кресла?» (СР. 5.2.88.)
Можно привести множество высказываний об оформлении наследственных каст номенклатуры (по дипломатической линии, по партийной и комсомольской, по журналистской и т. д.). «Номенклатура» – устойчивое образование. Это не просто должности, а именно класс служащих людей, куда трудно попасть, но, попав, практически остаешься навсегда. Приведем свидетельство главной газеты партии – «Правды»: «попасть в номенклатурные круги ох как сложно. Очень уж редко в этих кругах появляются вакансии. Нужно поистине с вселенским треском провалить дело, чтобы отправили руководителя на низовую работу для перевоспитания» (19.1.87.) Но и возведение во дворянство, и лишение дворянства («лишение всех прав состояния») практиковалось и в прошлом.[56]
Крепостнический характер классовой структуры «социалистического» общества и отношение господ к людям как к собственности, как к крепостным особенно ярко проявляется в разрешении выезда за границу. Воздвигли «стену позора» в Берлине, протягивали тысячи километров колючей проволоки, расстреливали бегущих… И достаточно было Венгрии открыть границу для немцев из ГДР, как немедленно рухнул один из наиболее прочных (вследствие поддержки с двух сторон) «социалистических» режимов.
Марксизм, основав свою теорию на ликвидации частной собственности на средства производства, забыл о распределении. Именно отсюда возродилась средневековая система эксплуатации зависимого населения монопольным коллективным собственником – государством, распределяющим блага и забирающим себе львиную долю. Если при рабовладении рабы уподобляются скоту, то рабовладелец заботится о рабочем состоянии раба, как лошади или коровы. Большинство помещиков понимали, что нельзя резать курицу, несущую золотые яйца, и потому ограничивали эксплуатацию крестьян.
В «социалистическом» хозяйстве средства производства, включая людей, обезличены, Сегодня я директор завода, но если я выжму из завода, машин и людей все возможное, то я перейду в министерство, а после меня хоть потоп. Отсюда вытекает полная бесчеловечность производства и всего режима, незаинтересованность в результатах снизу доверху, низкая производительность труда и экономическая разруха.
Незаинтересованность в труде порождает низкую производительность труда, низкое качество, плохую дисциплину труда. Отсюда необходимость внеэкономического принуждения к труду и террора.
Было испытано множество «моделей» «социалистического» производства: автономия и самостоятельность коллективов в Югославии, трудовые армии в Кампучии, нечто вроде нэпа в Венгрии (при значительных займах у капиталистов) и все они закончились экономическим банкротством.
Поэтому все попытки «перестройки» заранее обречены на неудачу. Перестроить эту систему невозможно, невозможно ее исправить или улучшить. Пять лет «перестройки» в Советском Союзе привели к дальнейшему ухудшению экономического положения. Можно лишь удивляться, как много серьезных экономистов, не говоря о простых людях, верит в «перестройку», в «реформы Горбачева» (теперь Ельцина).
Ознакомительная версия.
