Первая мировая война поколебала уютный мир Запада. Взрыв патриотических чувств увлек и патриотов России (к которым причислял себя и Муравьев) – от анархистов Кропоткина до монархистов Пуришкевича. Муравьев решает встать под знамя защиты Отечества и возвращается в действующую армию. В одном из первых боев на Юго-Западном фронте в Галичине он был тяжело ранен.
Выйдя из госпиталя, молодой офицер понял, что уже сможет вернуться в окопы. Судьба тогда в первый раз забрасывает его в Одессу; там он преподает в школе прапорщиков. В Одессе, которую наш герой почему-то невзлюбил, Муравьев возобновляет связи с эсеровским подпольем.
Февральскую революцию 1917 года он встретил с энтузиазмом, как свой главный в жизни шанс, как начало карьеры "нового Наполеона". Но история не повторяется в точности дважды. Уже определился главный соискатель лавров революционного вождя – адвокат Александр Керенский. Поначалу Муравьев был очарован фигурой своего однопартийца Керенского, с которым поддерживал дружеские отношения.
В марте 1917 года в Одессе Михаил Муравьев стремился осуществить "свою" революцию. Он пытался арестовать нового революционного губернатора генерала Д.Эбелова как "недостаточно революционного и кадетского" и занять его место. Переворот не удался, но Муравьев был замечен Керенским и по настоянию последнего переведен в столицу.
Весной 1917 года он становится командиром охраны Временного правительства. Как представитель Российского добровольческого комитета Муравьев начинает с большим энтузиазмом проводить в жизнь свою "выстраданную" идею о создании "ударных батальонов смерти", состоящих из добровольцев, фанатически преданных новой революционной власти. Эти батальоны сначала создавались для летнего наступления в Галичине. По мысли Муравьева, добровольцы "батальонов смерти" должны были направляться на самые опасные участки фронта и, проявляя полное презрение к смерти, поднимать дивизии в атаки или "грудью закрывать" образующиеся в результате вражеских прорывов дыры в линии фронта.
Муравьеву удается создать 100 таких батальонов, которые, однако, не принесли ожидаемой победы. Тогда же было создано и несколько женских батальонов. Судьба их оказалась печальной. На Западном фронте, вокруг расположения такого батальона постоянно выставляли усиленную охрану для защиты женщин от солдатни. Женский батальон оказался в критические часы революции едва ли не единственной частью, которая хотела спасти власть Керенского. Однако на этот раз женщин-"ударниц" никто не охранял, а защитить себя, и тем более Керенского, они так и не смогли.
Находившийся при Керенском Муравьев испытывал муки уязвленного честолюбия. Его не мог удовлетворить чин подполковника, когда он надеялся стать главнокомандующим или хотя бы генералом.
Бездарный корниловский мятеж толкает честолюбца в стан врагов Керенского, в группу "левых эсеров". Последние, признавая только за собой истинную революционность, начали бороться против бывших своих соратников по партии эсеров, как против "прихвостней буржуазии".
В октябре 1917 года Муравьев мгновенно сориентировался "откуда ветер дует" и, явившись в Смольный, предложил свои услуги Ленину. У него не было особых сомнений в выборе политического лагеря. Он четко видел, что вчерашний кумир Керенский уже не сможет сдержать нового наката революции и всеобщего хаоса.
Октябрьский переворот имел быстрый успех, благодаря поддержке военных организаций левых эсеров, которыми руководил Муравьев. Совместно с лидерами большевиков – В. Антоновым-Овсеенко и Н. Подвойским, он разрабатывает план восстания. Из "всех левоэсеровских лидеров Муравьев оказывается наиболее близким к большевикам и наиболее авторитетным для верхушки ленинской партии.
После Октябрьского переворота в среде правящей большевистской партии отсутствовали военные специалисты (армией и флотом бездарно командовали прапорщик Крыленко и матрос Дыбенко), и Муравьев, восполняя этот пробел, становится главным военным специалистом советской республики.
В конце 1917 года он – Главнокомандующий Петроградским военным округом, руководитель обороны столицы во время наступления на Питер казачьих войск атамана Краснова и Керенского, стремившихся вернуть власть Временному правительству. Войска Краснова состояли всего из тысячи конных казаков при 18 орудиях, в то время как Муравьев располагал 10-12 тысячами штыков при 35 орудиях. Победа Муравьева была предрешена. 30 октября 1917 года под Пупковым (окраина Петрограда) казаки потерпели полное поражение. После этого боя Керенский, переодевшись в матросскую форму, бежит из своего штаба, а атамана Краснова арестовывают и доставляют в Смольный как военный "трофей".
С особой жестокостью подавляет Муравьев попытку восстания юнкеров в Петрограде. Он отдал приказ безжалостно расстреливать восемнадцатилетних юнцов военного училища, которое сам четырнадцать лет назад окончил. Твердость пригодилась Муравьву и в подавлении "винных бунтов", которые возникали то тут, то там в Петрограде ноября 1917 года.
Став "щитом и мечом" Советской власти, Муравьев помогает устоять этой власти в первые недели существования, когда она была шаткой и распространялась только на столицу. Однако "особые заслуги" Муравьева показались небезопасными Ленину. Он-то и разглядел тогда в Муравьеве кандидата в Наполеоны, кандидата в "могильщики революции". Ленина раздражал и авторитет Муравьева среди солдатских масс, с которыми бывший боевой офицер и нынешний революционер умел общаться.
"Военный заговор" всюду мерещился большевикам, и Ленин, опасаясь влияния Муравьева в столичном гарнизоне, быстро находит ему "архиважное задание", исполняя которое Муравьев мог сломать себе шею. Необходимо было также отослать Муравьева подальше от столицы, чтобы оставить левых эсеров без их главного "военного козыря". ( В конце 1917 года левые эсеры поделили с большевиками кресла народных комиссаров и места во ВЦИКе Советской России.)
В ноябре 1917 года ленинское правительство признало Украинскую народную республику. Но менее чем через месяц стало ясно, что без украинского потенциала, и особенно хлеба, будущее советской власти станет проблематичным. В декабре 1917 года, на I Съезде Советов Украины с Харькове, было создано марионеточное советское правительство Украинской советской республики. Это правительство провозгласило создание Советской Украины и фактически привело российские большевистские войска на Украину.
Но украинские большевики смогли только "провозглашать", а реальная власть в восточной Украине скоро перешла к группе военных, прибывших для ликвидации "украинского сепаратизма".
В первых числах декабря 1917 года в Москве уже были разработаны планы нападения на Украину и борьбы против мятежных казаков Дона. Антонов-Овсеенко писал: "У нас было продолжительное совещание, в котором участвовали Антонов, Муравьев и Муралов… Были разложены карты на полу, и мы лазили по полу целыми днями. Мы выработали планы действий против калединских войск, а также против Центральной Рады".
Этот план поначалу не предполагал затяжной войны против Украинской республики. Цели были скромнее: овладеть Южной железной дорогой Харьков Симферополь, а главное – предотвратить возвращение с фронта на Дон вооруженных казачьих частей. Планировалось захватить Екатеринославскую губернию с Донбассом и Таврию при оборонительном заслоне со стороны Полтавы и Днепра… О ликвидации Украинской народной республики тогда еще даже и не мечтали…
В Харьков прибыли отряды балтийских матросов, красногвардейцы Питера и Москвы под командованием бывшего царского полковника Егорова, барона Сиверса и левого эсера Саблина. Это были части и руководители, к которым Ленин не испытывал особого доверия: анархисты-матросы, левые эсеры, деморализованные реквизициями и пьянством солдаты, которые были практически неуправляемы… Этим воинством командовал В. Антонов-Овсеенко, но разрабатывал все военные операции начальник его штаба Михаил Муравьев (Антонов-Овсеенко и Муравьев прибыли в Харьков И декабря 1917 года).
Со временем Антонов-Овсеенко, в своих воспоминаниях "Записки о гражданской войне", оставит такой портрет Муравьева: "Его сухая фигура, с коротко остриженными седеющими волосами и быстрым взглядом – мне вспоминается всегда в движении, сопровождаемом звяканьем шпор. Его горячий взволнованный голос звучал приподнятыми верхними тонами. Выражался он высоким штилем, и это не было в нем напускным. Муравьев жил всегда в чаду и действовал всегда самозабвенно. В этой его горячности была его главная притягательная сила, а сила притяжения к нему солдатской массы несомненно была. Своим пафосом он напоминал Дон-Кихота, и того же рыцаря печального образа он напоминал своей политической беспомощностью и своим самопреклонением. Честолюбие было его подлинной натурой. Он искренне верил в свою провиденциальность, ни мало не сомневаясь в своем влиянии на окружающих, и в этом отсутствии сомнения в себе была его вторая сила… Вообще этот смелый авантюрист был крайне слабым политиком. Избыток военщины мешал ему быть таковым, а плохой политик мешал ему быть хорошим военным… Фанфаронство не покрывало в Муравьеве смелость, которая в нем бурлила…"
