Когда идеологи, подобные Р. Кагану и У. Кристолу, утверждают, что «мир во всем мире и безопасность Америки зависят от американской мощи и воли использовать эту мощь» и говорят о необходимости поддерживать «стратегическое и идеологическое превосходство»[603], они, собственно, говорят о мире, где была жесткая дисциплина, о мире, который более не существует, который ушел невозвратно вместе с Берлинской стеной. «Творцы американской политики уже не смогут создать парадигму, которая была бы поддержана американским обществом. Энергичное использование мощи зависит от наличия ощущения исполняемой миссии, а ее, увы, нет. Последние рейганисты плетут соломенных чудовищ, пользуются алхимией слов, стараясь возбудить хорду иррациональности в американцах, пытаясь превратить побочные конфликты в центральные, но время Крестовых походов ушло, и нечего призывать туда, где нет цели»[604].
Жизнедеятельность империй различна. Наиболее долгой историей обладает Римская империя — полторы тысячи лет. Вавилонская, Ассирийская, Габсбургская, Российская и Оттоманская империи существовали примерно четыреста лет каждая. Шумерская, Персидская, Монгольская, Французская, Британская и Голландская империи существовали примерно по двести лет. Арабский халифат шел к пику своего могущества примерно сто лет, теряя это могущество еще двести лет. Монгольская империя охватила невероятные просторы на протяжении ста лет, а затем пошла к распаду. Примерно такая же синусоида у китайской династии Минь. Оттоманская империя двести лет шла к своему зениту и оставалась на вершине могущества еще триста лет. Британская и Французская империи быстро распространяли свои владения между 1750 и 1800 годами, достигли пика могущества в 1900 г., но резко ослабли после Первой — и особенно Второй мировой войны.
Начало всех империй характерно решительным руководством, относительно ясными целями, готовностью использовать силу для достижения стратегических целей, корпоративной солидарностью, готовностью использовать ресурсы для максимального контроля. «Начало конца, скорее всего, наступает в сочетании внутреннего упадка, налагаемого на внешнюю угрозу»[605]. Как пишет Дюрант, «это почти закон истории, что та же мощь, которая генерирует цивилизацию, поворачивает ее к закату. Ибо благоденствие создает своего рода легкость и ослабляет народ, направляя его к роскоши и миру, облегчая тем самым внешнее вторжение более сильных рук и голодных ртов»[606]. Сколько же продержится Американская империя?
Не нужно быть Кассандрой, чтобы предсказать следующее развитие событий: вовне Соединенных Штатов случится исторически обычное — в дальнейшем требования дисциплины и солидарности неизбежно ослабеют, антитеррористическая коалиция рассыплется и произойдет восстановление баланса в мире. Так было всегда. Антинаполеоновский союз, победоносный в 1815 г., развалился в 1822 г. Победоносная в 1918 г. Антанта распалась в начале 1920‑х годов. Антигитлеровская коалиция 1945 г. к 1948 г. превратилась в противостояние антагонистов. До сих пор ни один союз в истории никогда не переживал своей победы. Судьба лидера практически всегда одинакова: уступающие ей по мощи государства смыкают свои силы, противодействуя лидеру. И нынешний случай не будет исключением — природа человека и обществ в этом демонстрирует историческую неизменность. Или, как пишет К. Уолтс: «Облагодетельствованные чувствуют раздражение против своего благодетеля, что ведет их к мысли об исправлении нарушенного баланса силы… Особенно громкие жалобы слышны со стороны французских лидеров, страдающих из–за отсутствия многополярности и призывающие к росту мощи Европы»[607]. Согласятся ли гордые державы на диктат сильнейшего? Будущее может быть для США более суровым. Уже сейчас, пишет Р. Хаас, «американское первенство, не говоря уже о гегемонии, далеко не всеми странами приветствуется — и среди противников столь разные государства, как Китай, Россия, Франция, Иран»[608].
Однополярный мир — просто нестабильная система. Опека одной страны вызывает немедленное противодействие, итогом чего является создание новых центров силы. Немецкий политолог Й. Иоффе отражает мнение многих, когда напоминает, что «история и теория учат неприятию международной системы превосходства одной страны. Следуя за международным опытом, необходимо предвидеть превращение Соединенных Штатов в объект недоверия, вызывающий страх и стремление сдерживать эту державу. После краха альянса периода «холодной войны» члены этого альянса (по логике истории) должны были объединить свою мощь против Соединенных Штатов. От держав № 2, 3, 4 и др. должен поступить сигнал: мы проводим линию на песке; вы не должны владеть всеми плодами, используя вашу невероятно благоприятную для вас позицию»[609].
Независимые государства при малейшей возможности отвергают посягательства на свой суверенитет. Международное сообщество интуитивно противостоит гегемону. Униженность в иерархии не может приветствоваться гордыми странами, чей генетический код исторического самосознания не позволяет опуститься до уровня управляемой геополитической величины. Не столь просто Вашингтону полностью перевести в русло желаемой для себя политики Китай, Россию, Британию, Францию, чье прошлое и национальное самосознание препятствуют унизительной зависимости от любой державы.
Не связанные же с США государства, в которых проживают две трети мирового населения, — Китай, Россия, Индия, арабские страны, мусульманский мир, большинство африканских стран — пойдут еще дальше, они неизбежно будут воспринимать Соединенные Штаты как внешнюю угрозу своим обществам. Эти страны видят в США страну, склонную к «вмешательству, интервенции, эксплуатации, односторонним действиям, гегемонизму, лицемерию, двойным стандартам, финансовому империализму и интеллектуальному колониализму, с внешней политикой, формируемой преимущественно собственной внутренней политикой»[610].
Индийский исследователь утверждает, что США противостоят Индии почти по всем существенным для нее вопросам. Китайский специалист указывает, что руководство его страны видит в политике Вашингтона главную угрозу миру и стабильности: «Новоприобретенная склонность НАТО к интервенционизму за пределами прежней сферы действия вызывает опасения не только в России, но также в Индии и Китае, она оказывает очевидный дестабилизирующий эффект на возникающий новый мировой порядок. Односторонние действия США и их союзников в Ираке и Югославии могут ускорить формирование невоенного треугольника Индия — Китай — Россия и даже «стратегического треугольника» как своего рода залога уменьшения зависимости от США[611].
Арабская пресса называет США «злой силой» на международной арене. Общественные опросы в Японии показывают, что США видятся второй после Северной Кореи угрозой стране. Исключена ли договоренность за спиной США? На Западе признают, что «наиболее жесткой формой реакции было бы формирование — наряду и против антитеррористической — антигегемонистической коалиции, включающей в себя несколько крупных держав… Встречи при отсутствии США лидеров Германии, Франции и России… двусторонние встречи представителей КНР, России, Индии стали международной реальностью»[612].
Гегемония Соединенных Штатов может продлиться при выполнении нескольких условий. Первое — американская элита создает полномасштабную стратегию на весь XXI век. Простая «битва с террором» не является углубленным стратегическим замыслом — это продукт страха, а не умудренного государственного руководства. Такая борьба может служить тренировкой вооруженных сил и распада демократии внутри страны. Требуется нечто возвышенно стратегически–философское, вильсоновское. Создать из отдельных государств систему, подчиняющуюся общим законам. Такую задачу поставит перед собой Вашингтон на ближайшие десятилетия. Она будет искать нового интегратора, нового Вудро Вильсона. Она попытается реализовать мечту Гуго Гроция из века просвещения о «сообществе народов», подчиняющихся общим нормам.
Как пишет Джим Гаррисон, «глядя в будущее, Соединенные Штаты будут стремиться создать систему глобальной безопасности для международного сообщества… И Соединенные Штаты должны преуспеть на международном уровне до того, как на мир обрушится глобальная катастрофа, которая неизбежно разразится, если американцы не решат своей задачи»[613]. Но у могущественных Соединенных Штатов имеется «параллельная сверхдержава» — мировое общественное мнение.
