Вам такое незримое присутствие претит? Мне тоже. Но зато, незримо присутствуя, вы узнаете кое-что не по принципу «то ли да, то ли нет», а с абсолютной точностью. Может быть, вы узнаете немногое. Но и немногого — в сочетании с логоаналитическим методом — для думающего человека достаточно.
Ну, так я и узнаю временами кое-что. Например, в связи с «ХАМАСовской темой» в газете «Завтра» и откровениями ее «операторов», касающимися возможности решить оперативную задачу при любых моих прогнозируемых реакциях. Что я сделал? Я поломал прогноз. Так сказать, отреагировал нетипично.
Но каков же был масштаб откровений тех операторов, которые прогнозировали мои реакции, преувеличивая их порывистость и романтичность! А главное — прямолинейность, это родное и любимое дитя любой порывистости и романтичности.
Был ли в произошедшем неявный отклик на мой газетный марафон «Медведев и развитие» некоей недоопределенной, но очень раздраженной марафоном этим коллективной сущности. Вот ведь что важно — и в плане конкретного исследования, и в плане развития метода. Давайте представим себе, что нечто такое имело место. Называется подобное — вклинивание и перехват. Мол, не успеет этот тип (я то бишь) развернуться со своими газетными опасными публикациями, как мы вклинимся. Редактор газеты «Завтра» окажется избыточно для данного типа с его «чисто конкретными» заморочками вовлечен в дерзкую борьбу ХАМАСа с международным империализмом и сионизом. Тип или «дернется», или «умоется». В любом случае, он окажется перехваченным.
То, что я как этот самый «перехвачиваемый тип» не «дернулся» и не «умылся», не предполагалось. И то, что редактор «Завтра» поведет себя так, как он себя повел, тоже не предполагалось.
Итак, мы с вами и разобрали некий (пусть и слабый) отклик системы, позволяющий восстанавливать ее характеристики, и доуточнили суть метода, и выяснили, как можно себя вести по отношению к системе. Все это важно. Но поскольку наша задача — продолжать исследование, то будем рассматривать описанный микросюжет как слабый отклик par excellence. И назовем такой отклик «спецоткликом».
Мои заныривания и мой логоанализ в совокупности позволяют мне отвечать за подобную классификацию данного отклика. Заодно я тут разрабатываю нужную для нас тему спецоткликов как таковых. Как свидетельств, так сказать, позволяющих выстроить диалог исследователя с элитной пустотой. Добиться от этой пустоты отклика. Конечно, слабого. Но, во-первых, все такие отклики, как минимум, поначалу очень и очень слабые. А, во-вторых, для исследователя — что слабый отклик, что сильный. Слабый иногда и важнее.
Еще один слабый отклик элитной пустоты на мой исследовательский многомесячный марафон — ужасно своевременное обнародование (не в «Завтра», а в совсем иных изданиях) стенограмм с давнишими лирическими откровениями А.Проханова, в которых я как-то упоминался. Не знал бы я точно (опять же, на том уровне, на котором знания умножают скорбь), кто и как планировал эту операцию по публикации давно устаревшей болтовни, — я бы просто пожал плечами. А что особенного?
Ну, поговорил редактор газеты «Завтра» с журналистом на тему «люди, годы, жизнь» (имеется в виду не жизнь Ильи Григорьевича Эренбурга, а жизнь редактора). Разговор шел много часов. Наговоренного журналисту хватило на книгу. Ну, книга и книга… Много часов говорить «за жизнь» всухую дураков нет (даже исламист не сможет, не то, что русский человек с широкой душой).
Так что бытовой контекст абсолютно ясен. Стиль — тем более. Ну, право… не в суд же подавать на то, что в книге этой назван я аж «референтом Березы»… Речь о 1996 годе, «письме 13-ти», других сюжетах. Как ни старается журналист препарировать задушевный разговор, все равно видно, что никакой я не референт (увы). А больше, чем я сам о себе уже рассказал, никакой журналист не сумеет. Делов-то!
Но мне, опять же, пришлось занырнуть. И не то, чтобы я к этому особо стремился. В данном случае так оно само получилось.
Я бы даже не стал на этом фиксировать внимание читателей, если бы речь не шла об отклике, совершенно идентичном тому, который я разобрал выше. Снова речь шла о том, что надо вашего покорного слугу поставить перед определенной ситуацией. Теперь в качестве такой ситуации выступали давние высказывания Проханова, которые какому-то субъекту нужно было правильно подать. Логика подачи в точности та же: либо после такой подачи ваш покорный слуга «умоется», либо разорвет отношения. В любом случае, цель будет достигнута.
Прорисовывался примитивный, но кому-то казавшийся очень эффективным алгоритм. Одна за другой создаются ситуации, провоцирующие либо на избыточную уступчивость автора, либо на его конфликт с газетой. Никаких реакций, альтернативных уступчивости и конфликту, не предусматривается.
Читатель, я имею массу оснований для того, чтобы знакомить тебя с подобными сюжетами. Некоторые основания я уже привел выше (распознание конкретной игры так называемой «элитной пустоты», развитие метода). Но здесь я хотел бы походя коснуться одного совсем фундаментального основания. Подробно я его обсуждать не могу, ибо это уведет в сторону. Но коснуться обязан.
Помнишь, читатель, я во введении говорил о том, что вызов конца истории (он же постмодернистский вызов) проблематизирует классическую интеллектуалистику? Ты либо оказываешься в рамках классического и интеллектуально самодостаточного (потому и интеллектуально самодостаточного, что классического) «ретро», либо отвечаешь постмодернизмом на постмодернизм. Не кажется ли тебе, читатель, что подобная фундаментальная ситуация в чем-то аналогична мелким специграм, которые мы рассматриваем? Опять — либо-либо. Конечно, совершенно другое по масштабу, но в чем-то сходное: «Либо он останется в рамках классики и будет солидно смешон со своим интеллектуально самодостаточным «ретро», либо он станет одним из нас, представителем когорты постмодернистов».
Как выходить за рамки подобной, предписанной тебе, тупиковой дихотомий Что такое интеллектуальная самодостаточность классики? Я мог бы долго это обсуждать, но мы ведь договорились, что я лишь обозначаю проблему одним штрихом. Поступая согласно договоренности, скажу, что интеллектуальная самодостаточность классики (она же «ретро») может быть названа «романом мысли». Постмодернизм подменяет «роман мысли» «романом игры». То, что может противостоять и одному, и другому, я называю «романом судьбы». Мне представляется, что ответить на вызов постмодернизма, не впадая в «ретро» и не превращаясь в постмодерниста, можно только на территории «романа судьбы». Что я и делаю. Нюансы же, которыми я обременяю свое повествование, — это способ уйти от «романа мысли», который высокомерно отбросил бы подобные нюансы. И при этом не подменить «роман мысли» «романом игры», который бы только и абсолютизировал эти нюансы. Попытаемся — не только в частных спецситуациях, но и в фундаментальной ситуации, которая в чем-то эти частные ситуации повторяет, — уйти от дихотомии. И рассматривать дробящиеся на кучу мелких осколков спецоперации, так сказать, «с точностью до судьбы».
Осуществив это, сопоставим усилия, затраченные на все пустые спецоперации, с теми обстоятельствами (№ 1, № 2… № 5), которые я уже рассмотрел выше и здесь могу лишь вкратце воспроизвести для вящей аналитической внятности.
№ 1 — беспокоящий кого-то поиск Путиным и Медведевым неких условных возможностей выхода из бессубъектности с опорой на тему «развитие». Условный поиск? Да. Ищутся условные возможности? Да. Но и этот поиск беспокоит донельзя! До такой степени, что опасной начинает казаться даже серия статей в газете «Завтра».
№ 2 — готовность общества откликнуться на тему «развитие». Есть эта готовность? Есть. Должна она кого-то беспокоить даже сама по себе? Должна. А вкупе с обстоятельством № 1 — тем более.
№ 3 — элитный зуд. «Эх-ма! А вдруг и впрямь субъектность возникнет? Не, вряд ли, мы люди взрослые, все понимаем… А ВДРУГ?»
Треугольник «власть — общество — элита»… Согласитесь, это уже немало.
№ 4 — хор голосов вместо одинокого вопля в пустыне. Обеспокоенный субъект рассуждает так: «В этой «Завтра» — то один голос про развитие, то другой… Неважно, насколько слажен хор. Важно, что обилие голосов в любом случае опасно».
№ 5 — предельная международная настороженность по отношению к любым выходам России «за флажки»: «Мало заморочек первых лиц, общественной и элитной блажи и множества голосов — тут еще то израильтяне, то индийский премьер… Черт знает чем это может кончиться в условиях нарастающей неопределенности! Опасно!»
Согласись, читатель, не было бы этих обстоятельств № 1, 2, 3, 4, 5 — мое обсуждение всяких мелких элитных спецсюжетов показалось бы излишним. Но № 1, 2, 3, 4, 5 — налицо! А раз так, то и разного рода неслучайные провокации (они же, так сказать, отклики на мои воздействия, мою достройку предмета), переплетаясь с этими сюжетами, формируют второй слой интересующей меня текстуальной периферии.
