Ознакомительная версия.
Разумеется, трудно разрешаема [проблема] во всех тех случаях, когда застывшая форма, отжившая буква закона с его внутренним правом утратили свое значение по отношению к эволюционному или революционному натиску жизни и в конечном счете должны быть опрокинуты естественной силой.
Здесь кроется воистину последний вопрос международного права, который больше подлежит рассмотрению лишь как вопрос мнения и суждений, какие слишком скрыты за формами. Как нам представляется, наряду с этим существует противоречие одного из элементов романского права германскому, ибо мы, германцы, очень долго казались биологически более сильными. Но это общее противоречие, присущее всем опытным, государствообразующим народам, наконец, самому понятию “государство” в противовес “народной энергии”, всему нынешнему поколению против грядущего поколения, скрытому за буквой “posteros timeo” 42 праву, букве закона против природы.
Из этого противоречия возгорается раздор между Советским Союзом и паназийцами и старыми колониальными державами – Англией и Францией; но из этого же противоречия бьет ключом точка зрения Тацита 43 на продававших самих себя германцев из пристрастия к азартным играм и противоборству, как и позже отношение швейцарского законодательства к вербовке в иностранные войска 44 . Особенно сильные швейцарские коммуны, инстинктивно прочные геополитически, а также богатые территориально, как Цюрих, отменяют наем в иностранные войска, унаваживание земель чужих народов кровью и потом; напротив, бедные древние кантоны используют наемничество как источник денег! “Chacun aspire а се qui lui manque!” 45 – заметил швейцарский капитан, когда в Версале кто-то упрекнул его, что швейцарцы фехтуют за деньги, а французы – за честь! Древняя противоположность приверженного нравственности народного духа и рационалистической государственной идеи – бесцеремонно использовавшей преимущества созданного ею частного права периода упадка, – имеет последствия и ставит исходящую от народа энергию почти всегда согласно букве вне закона. Биологически более сильный ощущает это в таком случае как беззащитность порядочного честного человека перед применяемой по отношению к нему без душевного трепета буквой закона. Однако они “это называют честью”!
Поразмышляем также о тех – а их число растет в результате слишком резкого проведения линии, – кто не признает границ и кто разрушает их. Не признающий границ и ее разрушитель – два совершенно различных вида. Один ставит себя выше естественных границ, потому что они для него ничего не значат, а другой сознательно разрушает их, воспринимая такие рубежи как препятствие, а не защиту и органическое [с.41] благодеяние. Эти два вида можно отчасти рассматривать и с географической точки зрения, учитывая их распространение, происхождение и влияние на политизированный культурный ландшафт.
Часто происходящие из экстремального смешения рас или же в своем становлении как физическая, так и психологическая наследственная масса принадлежащие к двум различным мирам, к двум зонам боевых действий, они, естественно, хотят отменить их границы, но в разном смысле. Если первые как урожденные граждане мира, космополиты, утерявшие гражданство, попутчики любого Интернационала, под каким бы флагом он ни выступал – золотым или зеленым, красным или черным, не видят и не ощущают их, то вторые – враги границы, ее разрушители любой ценой, и они замечают границу, борются против барьера главным образом потому, что родились “на ее склонной к коварству стороне”.
Но по зрелому размышлению о чересчур тонком различии между границами те в обоих видах, кто слишком торопится извлечь пользу, делают здесь собственные наблюдения. В каждой зоне борьбы царит только ей свойственная самостоятельная жизнь. С древних времен имелись люди, находившие в этом метании между двумя кругами силы свой собственный расчет, а в сочетании с опасностью и известную суровую свободу. И имелись другие, кто, умно служа двум господам, но лишь в той мере, в какой это было необходимо, время от времени находили возможность вырваться к свету. Так, Вольтер бросил якорь спасения между пуританской Женевой и становившейся все более небезопасной Францией, между имениями Делис и Фэрней 46 , разумеется полностью сознавая преимущества до известной степени утерянного подданства. В своей книге “Ahnen” (“Предки”) Фрейтаг отобразил прекрасный пример того, что еще на раннем этапе развития германцев проживание за чертой границы было излюбленной побудительной причиной для постоянного существования небольших дружин, остатков племен и народов. Природа показывает нам аналогию на каждой меже, на каждой железнодорожной насыпи, где сохраняются жизненные формы, которые были бы в противном случае истреблены, но которые могут вновь ринуться в наступление.
Этим своеобразием пограничной межи всегда пользовались одиночки и дружины, действующие на этой же основе крупные государственные жизненные формы. На такой биологической почве выросли цепочка государственных образований вдоль Гималаев, а также общности, которые, как “выпавшие из древней стены камни”, сопутствуют отходящей назад немецкой языковой границе на Западе. Из такого состояния поднялись до своего всемирно-исторического значения Савойя, Наварра 47 – по крайней мере в поколении своей династии, – земли Габсбургов 48 и Гогенцоллернов 49 , области Маньчжурской династии 50 . Итак, мы полагаем, что и здесь действует эффективный геополитический [с.42] мотив, о котором мы уже писали, рассматривая, к примеру, вопрос о возникновении кондоминиумов – образований между границами с расширяющимися культурными, силовыми и хозяйственными организмами, но здесь рассматриваем лишь в новом свете vii . [с.43]
(c.36) Zeller Е. Religion und Philosophic bei den Romern. Berlin, 1866.
(с.38) Aubin Н., Frings Th., Muller J. Kulturstromungen und Kulturprovinzen in den RheinIanden. Bonn, 1926.
(с.38) Kiesel К. Petershuttly, ein Friedensziel in den Vogesen. Berlin, 1918.
(с.38) См.: Wertheimer Е. v. Friedenskongresse und Friedensschlusse in 19. und 20. Jahrhundert. Berlin, 1917. “Handbuch der Politik”. Bd VI, Urkunden. Berlin, 1926; “Worterbuch des Volkerrechts und der Diplomatic”, hrsg. von К. Strupp. Berlin und Leipzig, 1924.
(с.38) Так, между прочим, в отношениях между США и Филиппинами (см. Russell В., Kimpen Е. Die Ausbreitungspolitik der Vereinigten Staaten von Amerika. Вегlш, 1923; Nearing Sc. and Freeman 1. Dollar-Diplomatic. Berlin, 1927).
vi (с.39) См.: Tenot Е. La Frontiere. Paris, 1893. P. 367.
vii (с.43) Здесь особенно впечатляют прежде всего исследования Градманна о связи Лимеса и германского леса. Ряд суждений созвучен с работой Клаузевица “Starkere Kampfesform und Kampfesform des Starkeren”, когда мы размышляем о линейной прокладе империалистического установления границы римским государственно-правовым народом по краю его средиземноморского пространственного оптимума и встречных ударах нордических, германских людских потоков вплоть до катастрофы. О духовном расшатывании романо-германской границы см.: Bluntschli J.С. Romische Weltherrschaft und deutsche Freiheit. Berlin, 1872; об англосаксонском синтезе см.: Bernard. Imperium et libertas! London, 1901. О регрессе и закате, возвратном образовании культурных границ см.: Schurtz Н. Urgeschichte der Kultur. Berlin – Leipzig – Wien, 1912; о гуманитарной стороне проблемы см.: Hildebrandt К. Norm und Verfall des Staates. Dresden, 1921; Freytag-Loringhoven. Die staatlichen Grenzen in Europa. Berlin, 1921. О проблемах внутриплеменных границ в германской общине нашего времени см.: Pe?ler W. Niedersachsische Volkskunde. Hannover, 1922; Aubin Н., Frings Th., Muller J. Kulturstromungen und Kulturprovinzen in den Rheinlanden. Bonn, 1926, u.a.
Memento vivere – помни о жизни (лат.); memento mori – помни о смерти (лат.). [с.43]
Руны (от др.-сканд. run – тайна) – древнейшие германские письмена, преимущественно у скандинанов, сохранившиеся на камнях, оружии, утвари и т.п. Наиболее древние относятся ко II в. н.э. [с.43]
Boundary – ограничение (англ.) [с.43]
Лимес (лат.) – сооружаемые с конца I в. н.э. на границах Римской империи укрепленные линии (граница империи), система пограничных укреплений (валы (см. примеч. 7. С. 43), рвы, сторожевые башни, палисады и кастелы). Наиболее известными считаются Лимес, сооруженный в Британии при императорах Адриане и Антонине Пие, а также верхнегерманский и рецийский Лимесы, существовавшие примерно до 260 г. Безопасность Паннонии, Дакии и Мезии обеспечивалась многочисленными пограничными укреплениями. Из-за частых изменений границ восточных провинций там не существовало единого типа Лимеса. На границах Египта как особой части Распиской империи Лимеса не было вообще. Не установлено, где точно проходила линия пограничных укреплений римских провинций в Африке. Во всяком случае на южной границе Римской империи в районе пустыни Сахары были оборудованы довольно мощные укрепления типа кастел (см. примеч. 16. С. 44). Изучением различных видов оборонительных сооружений эпохи Римской империи занимается специальная научная дисциплина – лимесология, получившая в последнее время распространение во многих странах. [с.43]
Ознакомительная версия.
