А вот новые образовательные стандарты даже либеральным журналистам большей частью не нравятся: хоть их обсуждал, в лучшем случае, только каждый пятый, но в среднем отношение к ним слабо отрицательное. Однако и по этому вопросу многие «испытуемые» высказываются в исключительно «проективном» ключе. То есть совершенно не о том, хороши стандарты или плохи, стоит обязывать школьников читать Эппеля или не стоит. Нет. Они опять всё о том же, своем, заветном… В редакционной статье «Ведомостей» от 11 февраля читаем: «Владимир Путин становится равен своему «путинскому большинству». Теперь ему приходится не генерировать свою, а поддерживать повестку этого большинства — с соответствующим уровнем компетенции…
Субботние слушатели Путина вряд ли подробно знакомы с обычным или экспериментальным курсом литературы и вряд ли специалисты в ювенальной юстиции. Речь президента показывает, что государство отказалось от предписанной ему Александром Пушкиным роли «единственного европейца», воспитывающего и облагораживающего косные народные массы. Чтобы оседлать поднявшуюся с мая 2012 г. консервативную волну, оно готово тиражировать и подпитывать заблуждения и предрассудки консервативно настроенных обывателей, поддерживать их враждебность в отношении новых культурных, социальных и политических веяний».
Все вроде ясно как день. Большинство «с соответствующим уровнем компетенции» — не компетентно ни в чем: ни в курсе литературы, ни в ювенальной юстиции. Большинство — это «косные народные массы», требующие воспитания и облагораживания… Большинство — это обыватели с комплектом заблуждений и предрассудков, всегда враждебные в отношении «новых культурных, социальных и политических веяний» (вероятно, имеются в виду новые стандарты по литературе, выставки Гельмана, ювенальные технологии и раздел России вместе с РПЦ на удельные княжества?). И кто же должен воспитывать это косное, темное большинство? А как вы думаете? — меньшинство, конечно. Которое, конечно, компетентно во всех вопросах, не имеет предрассудков и всегда открыто всему новому, даже если это новые способы самоубийства. И тут — та-та-та-там! — меньшинство обнаруживает, что его предали! Кто же? Это государство в лице Путина. Раньше-то Путин был на стороне меньшинства, он «генерировал свою повестку» дня, независимую от чаяний большинства. А теперь — ужас-ужас-ужас! — он вроде переходит на сторону большинства, перестает играть в «европейца»… Рятуйте, граждане! Прогрессивное меньшинство остается без руководящей роли и поддержки государства! А-а-а-а!
Думаете, мы слегка перебираем? А вот нам так не кажется. Потому что весь этот описываемый нами концерт — это и есть один сплошной крик «А-а-а-а!». И повод к панике — тоже один: Путин повернулся лицом к Большинству и даже в чем-то его услышал и с ним согласился. Это ли не трагедия для Меньшинства? Которое привыкло чувствовать себя полновластным хозяином в стране, с Большинством не считаться и вытирать об него ноги?
Этот мотив сквозит в большинстве (67%) негативных публикаций о Съезде. Но точнее всего его выразил один из прошлогодних лидеров Болота Сергей Пархоменко, который в 14 часов 42 минуты 9 февраля (то есть когда еще не закончилась первая половина Съезда) опубликовал на сайте «Эхо Москвы» довольно-таки панический пост, контрапунктом которого была фраза: «Это они новую «Поклонную гору» устраивают, только гораздо, гораааааздо, большего масштаба. И не одноразовую, а долгоиграющую». То есть прямо проводит аналогию между митингом на Поклонной горе и Съездом в Колонном зале. А что такое был митинг на Поклонной горе? Это было первое за последние годы и пока единственное явление стране Большинства — оказавшееся совершенно неожиданным для меньшинства. Пархоменко усматривает в Съезде родителей нечто подобное Поклонной — то есть опять явление ненавидимого Большинства. И ведь вряд ли он повторяет за С. Е. Кургиняна? — нет, это он сам увидел. Увидел — и испугался. И все они увидели — и испугались. Некоторые — до судорог.
Конечно, они испугались не самого по себе Большинства, которое они презирают, считают быдлом, анчоусами и пр. Они испугались того, что у Большинства появился голос — в лице С. Е. Кургиняна и Движения «Суть времени», и что к Большинству начала очень медленно, понемногу, но поворачиваться власть — в лице В. В. Путина. Одновременно — в силу физических законов — отворачиваясь от меньшинства. А что может меньшинство без поддержки власти? Вы правильно догадались!
Вот очередной истошный крик: некто Иван Черкасов, представляющийся как «партнер фонда Hermitage Capital» пишет в блоге на «Эхе Москвы» «Кургинян — это кричащее внутреннее «я» сегодняшнего Путина. Он высказывает вслух то, что сам Путин пока сказать громко не решается. Но скоро и это пройдет. Поэтому стоит вслушаться в то, что вещает этот человек, так похожий внешне на Берию».
Надеюсь, все понимают, что господин Черкасов вряд ли так хорошо знает Путина, чтобы судить о его внутреннем «я». Это и есть проекция — когда свои (в данном случае) страхи человек приписывает другому. Безумный страх этого Черкасова в том, что Путин повернется к Большинству (а значит, и к Кургиняну). И он этот страх «вешает» на Путина. А уж всплывающая внутри этого кошмара господина Черкасова фигура Л. П. Берии (с намеком на репрессии, естественно) — это, наверное, что-то личное, глубоко интимное из жизни партнера фонда Hermitage Capital. Но компот получается неплохой: тут тебе и страшный Путин большинства, говорящий через Кургиняна, и Берия с репрессиями… Ужас!
В некотором смысле апофеозом (у нас в школе в таких случаях говорили «апофигеем») всей этой истерики может выступать публикация в Le Monde: «Появление «национального лидера» в Доме Союзов подводит черту под обещанной модернизацией. Отвернувшись от креативного класса, стремящегося к справедливости и свободе, правящая военно-политическая элита сделала ставку на ханжество, замкнутость и ненависть ко всему иностранному». А? То-то и оно!
Вернемся опять к результатам нашего небольшого контент-аналитического исследования. Следующей по степени неприятия после новых образовательных стандартов в нашем рейтинге идет РВС. Созданное на Съезде «Родительское Всероссийское Сопротивление» очень мало обсуждается в исследованных публикациях. Наверное, это в какой-то степени оправданно: организация только создана, обсуждать еще, по сути, нечего. Однако общий баланс-то — отрицательный! Не правда ли, интересно?
Отрицательный баланс складывается потому, что все силы пишущей и комментирующей братии сосредоточены на том, чтобы как можно быстрее и ярче опорочить новую организацию. А как опорочить то, чего еще нет? Но для креативного класса это не проблема. Ведь для борьбы со смертельным врагом все средства хороши, не правда ли? И нам торжественно открывают «страшную тайну» о родственных связях между лидером «Сути времени» и РВС, нам бесконечно воют просвещают о том, что родители, собравшиеся на съезде, никого (а точнее, родителей из меньшинства) не представляли… Нам рассказывают высосанные из пальца страшилки про то, что РВС создана, оказывается, для того, чтобы под ее прикрытием протащить-таки ювенальную юстицию…
Что ж, все это может производить на кого-то впечатление, наверное, но только до того момента, как РВС не заработает в полную силу. В конце концов, нам не привыкать — точно так же выли и поводу «Сути времени» два года назад. А сейчас — мы провели Съезд родителей России, который вызвал совершенно реальную панику и истошные вопли в рядах белоленточников и всей либеральной тусовки. Потому что теперь «Суть времени» — сила. Еще не очень мощная, но уже очень страшная для врагов. Так же будет и с РВС.
Кстати, следующим пунктом в нашем анализе идет сама «Суть времени». Ой, как ее не любят… Но рассказать об этом придется в следующий раз.
Семья: от Сталина до перестройки
Сталинская система заложила огромный запас прочности не только для государства (которое разрушают и обворовывают более 20 лет), но и для российской постсоветской семьи
Вера Сорокина
Следующий период семейной государственной политики начался после смерти Сталина и продолжился вплоть до распада СССР. Государство «смягчает» свое участие в построении и нормировании семейных отношений. И переводит свое участие в новое качество. Речь теперь идет не о директивном жестком управлении семейной жизнью («семью строить только так и так, а иначе мы вас накажем!»), а о достаточно деликатной опеке, исходящей из принципа: «Хотелось бы, чтобы вы так-то и так-то строили свою семейную жизнь. Но — вам виднее! Мы теперь исходим из этого!».
