Однако не прошло и нескольких лет с начала кампании, как она потерпела фиаско из-за Большого Террора. Чистки в ходе которых в 1936-1938 годы были истреблены представители партийной верхушки, высшего военного командования, интеллигенции, а также кадровые работники, не могли обойти стороной и новый советский пантеон героев. Как объясняет в своей монографии об «Истории заводов и фабрик» С. В. Журавлев, чистки, не успев начаться, очень быстро привели к ошеломляющему провалу новой пропагандистской линии. Например, несмотря на успехи деятельности «по основной книге "История метро", … в 1936 году работа над ней была свернута. Массовые репрессии, начавшиеся на Метрострое, коснулись сотрудников редакции во главе с Косаревым, а также лучшей, наиболее активной части рабочих и специалистов, руководства строительством, — то есть как раз тех людей, которые должны были "населить" основную книгу и фамилии которых старательно вымарывались из уже изданных в 1935 г. сборников» [120]. То же самое повторится с историями партии, Красной армии и комсомола — следующие одна за другой волны чисток опустошат существующий пантеон героев, оставив создаваемые нарративы обезлюдевшими. Та же судьба постигла проекты, прославляющие промышленность (Магнитогорский промышленный комбинат и автомобильный завод имени И. В. Сталина) [121]. Вышедшая в 1934 году книга о строительстве Беломорканала в срочном порядке изымалась из обращения в 1937 году, когда ее редакционный совет и многие главные герои оказались под арестом [122]. Несчастья преследовали и фотоальбом «10 лет Узбекистана», вышедший на русском языке в 1934 году. Прежде чем на следующий год этот альбом был издан по-узбекски, многие фотографии, сделанные известным художником А. М. Родченко, пришлось ретушировать: после ареста Авеля Енукидзе его пришлось устранять со всех групповых портретов [123]. Однако прошло немного времени, и уже исправленный вариант альбома «10 лет Узбекистана» изымали из обращения. Репрессивная машина требовала новых жертв. В принадлежащем лично Родченко экземпляре альбома отчетливо видны ужасающие приготовления к третьему изданию: тушью вымараны фотографии выдающихся партийных и государственных деятелей, например, Я. Э. Рудзутака и Я. Петерса, а также руководителей партийной организации Узбекистана — Ф. Ходжаева, А. Икрамова, А. А. Цехера, Д. Абиковой, А. Бабаева и Т. Ходжаева – все они «исчезли» в 1936-1938 годы [124].
Ситуация с книгами о Беломорканале и Узбекистане говорит сама за себя. Однако вряд ли можно представить себе событие, преисполненное большего драматизма, чем фиаско, постигшее первый том знаменитой «Истории Гражданской войны в СССР». Многостраничную книгу, повествующую о событиях, предшествовавших Октябрьской революции 1917 года, пришлось переиздавать в 1938 году, когда выяснилось, что страницы первого издания «засорены» именами старых большевиков, уничтоженных в ходе репрессий. Беглый взгляд на содержание книги наглядно свидетельствует, насколько пропагандистская ценность подобных текстов была скомпрометирована Большим Террором. Из шестидесяти восьми человек, упомянутых в благоприятном свете на страницах издания 1935 года, пятьдесят восемь можно считать по советским меркам «героями». На первых этапах партийных чисток в 1936 году почти половина членов героического пантеона была арестована, обусловив изъятие тома из обращения. Вышедшее в 1938 году второе издание лишилось многочисленных фотографий, иллюстраций и приблизительно двадцати семи страниц текста, любые упоминания о потухших светилах — Пятакове, Рыкове и Пятницком — исчезли [125]. Следующий том, — шестисотстраничная книга, описывающая единственный месяц, октябрь 1917 года, — увидел свет только в 1943 году. Пятилетняя задержка, очевидно, была связана с трудностями, возникшими при подробном изложении революционных событий без упоминания десятков людей, теперь считавшихся врагами народа [126]. Третий том серии появился лишь в 1957 году.
Последствия чисток сказывались не только на памятных альбомах и книгах. Фильм-эпопею А. П. Довженко «Щорс» об украинском герое-революционере Гражданской войны заказанный в 1935 году, пришлось переснимать после того, как ближайший соратник Щорса пал жертвой чисток и его необходимо было убрать из сценария [127]. Подобные трудности задержали завершение работы над многими фильмами, которые планировалось выпустить на экраны во второй половине 1930 годов [128]. Упоминания в школьных программах о героических подвигах ныне погубленных террором героев Красной Армии (например, А. И. Егорова) пришлось вырезать из целого ряда учебников истории в 1937-1941 годы [129]. Постоянно откладывался выход такого основополагающего издания,
«История Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Краткий курс», — кровавые репрессии вынуждали удалять многие имена не только из повествования, но и из списка членов редколлегии. Выпущенный в конечном итоге осенью «Краткий курс» потребовал дополнительных исправлений двумя годами позже: необходимо было уничтожить все упоминания о Н. И. Ежове, арестованном и расстрелянном за это время [130]. Слухи о последующих чистках угрожали небольшой серии публикаций об О. Ю. Шмидте, «челюскинцах» и других героических завоевателях Арктики [131].
Хаос, царивший в государственном издательском деле и кинематографии, немедленно сказался на усилиях по мобилизации общества. Неуверенность рядовых граждан в том, что читать (или преподавать), наводила панику как на партийных работников, так и на ответственных за пропаганду, парализуя усилия по политической агитации и даже поставив под угрозу празднование двадцатой годовщины Октябрьской революции в 1937 году [132]. Годы спустя малограмотный крестьянин так описывал свои впечатления от крушения советского героического Олимпа:
«В шестом и седьмом классе мы видим портреты Сталина и его ближайших соратников Блюхера и Егорова. Мы учим наизусть их биографии и повторяем снова и снова. Потом проходит две недели, и нам говорят, что эти люди — враги народа. Нам не говорят точно, что они сделали, они просто прикрепляют к ним ярлык и говорят нам, что это враги, которые поддерживали связи с иностранными агентами. Теперь даже четырнадцати– и пятнадцатилетние начинают гадать, как ближайшие соратники Сталина, бывшие с ним рядом двадцать лет, вдруг стали врагами народа. Ему начинают не доверять и подозревать. Например, еще ребенком своим героем я выбрал Ворошилова. А другой мальчик, скажем, Тухачевского. Все мальчишеские фантазии разрушены. Что он, этот мальчик, веривший так слепо, теперь должен думать?»
Весь СССР, казалось, охватили ужас и смятение, очередная волна чисток изничтожала людей, еще днем ранее служивших образцом отваги и любви к родине. Свидетельствуют об этом и слова ветерана советского торгового флота, вспоминавшего после войны, что он начал терять веру в официальную пропаганду в середине 1930 годов. Причиной тому было изобличение героев советского пантеона и в особенности
«… расстрелы, суды над такими людьми, как Тухачевский, Бухарин и Зиновьев. Но как можно в это поверить? В один день — их портреты на стенах школ и в учебниках. На следующий нам говорят, они враги народа. Вот, например, с Тухачевским, как сейчас помню: прихожу в школу, а кто-то снимает его портрет [со стены]. Потом все мальчишки выцарапывают его фотографию в учебниках и карябают разные ругательства на его счет. И я задумался, как такое могло случиться, как такое может быть?» [133].
Подобные оценки являются наглядными доказательствами того, что вследствие событий 1936-1938 годов пропагандистская кампания, направленная на продвижение советского патриотизма, оказалась, в сущности, сорвана, поскольку была построена на восхвалении героев недавнего прошлого. Режим, при котором невозможным оказывался даже выпуск официальной биографии Сталина из-за нескончаемых чисток, затронувших в том числе ближайших соратников Генерального секретаря [134], столкнулся с тем, что все попытки заручиться массовой поддержкой разбились вдребезги через несколько лет после начала кампании.
Советские поиски полезного прошлого представляют собой контекст, удобный для понимания идеологического сдвига той эпохи от революционного пролетарского интернационализма к более традиционному советскому государственному патриотизму. Проблемы социальной мобилизации в 1920 годы привели к отказу от «социологической» пропаганды и возвращению «героя» как популистского средства, призванного на конкретных примерах объяснить дух и эстетику эпохи малообразованным советским гражданам. Преподавание истории должно было стать главной составляющей нового жанра пропаганды.
