Теоретик. Вы написали в «Трагедии и надежде», что были допущены к закрытым материалам Круглого стола. По-видимому, тут сыграло свою роль ваше знакомство с Брэндом. А когда вы получили такой доступ?
Квигли. Я работал над «Трагедией и надеждой» 20 лет — с 1945 по 1965 год… Одновременно я написал другую, более короткую книгу [758], которую отвергли 15 издательств, и отложил ее в сторону… Двадцать лет я работал над книгой летом, в период собственных отпусков; только в 1960 или в 1961 году мне удалось оформить творческий отпуск и съездить в Англию для проведения исследований [Quigley, 1974, pt. 1].
Теоретик. Благодарим вас, профессор. Теперь нам понятно, насколько важной для вас была история Круглого стола. Осталось ответить на последний вопрос: а зачем вы рассказали о ней широкой публике?
Квигли. Если вы читали мою книгу (страницы 146–147), вы должны знать, что Общество Круглого стола под влиянием Лайонела Кертиса придерживалось христианской веры. Возможно, интеллектуальной гордыней было ожидать «построения Царства Божьего на Земле», и они, конечно же, потерпели сокрушительное поражение. Никто не знает этого лучше меня. Но я все еще не осуждаю их и не вижу, чтобы американские радикальные правые могли предложить что-то лучше. Я думаю, что усилия Круглого стола оказались безуспешными потому, что они пытались действовать через правительства, а не через индивидуальные усилия каждого гражданина [Quigley, 1971].
Теоретик. Ну что ж, говорит наш воображаемый мистер Смит, откидываясь на спинку кресла. Вот теперь мне ясно. Наши английские коллеги слишком увлеклись публикацией своих биографий, и талантливый мистер Квигли смог обнаружить довольно высокопоставленную властную группировку. Но сделал он это случайно, не по долгу своей основной профессии, а в частном порядке, и увлекся изучением Круглого стола лишь в силу совпадения своих христианских убеждений с идеологией Лайонела Кертиса. Собственно научное содержание «Трагедии и надежды» соответствует удобной для нас традиции (историю делают идеи и институты, а не организованные группы людей), и вставки про Круглый стол выглядят на общем фоне исторического материала обычными биографическими подробностями. Хотя профессор Квигли и посвятил изучению Круглого стола 20 лет, сам он так и не понял, что на самом деле открыл (властную группировку), и оставался в убеждении, будто основой Круглого стола была его идеология. Таким образом, крайне маловероятно, что кто-то из именитых ученых разделит энтузиазм Квигли и перейдет от изучения исторических событий к выявлению стоящих за ними властных группировок.
Однако маловероятно не значит невозможно, и в отношении Квигли и его книги следует предпринять определенные меры предосторожности. Самого профессора проще всего представить тем, кем он и так является — экстравагантным чудаком, иногда совершающим странные поступки [759]. Книгу его, конечно, нужно попридержать [760] — поменьше рецензий в прессе и никакой шумихи о Круглом столе; начальный тираж в этих условиях будет расходиться несколько лет и тихо умрет в безвестности. Но для гарантированного пресечения всех последующих попыток поизучать властные группировки нужно сделать следующий шаг: отбить у историков всякую охоту даже приближаться к подобным темам. Термины «тайное общество» и «полусекретная группа» должны стать для историков тем же, чем стала «элита» для социологов: красным флажком, за которым находится вердикт «Вон из профессии!». И меня есть идея (улыбается Смит), как это сделать!
Читатель. А как? Устроить Квигли обструкцию, как Миллсу? Но Квигли не Миллс, тот был едва ли не главным социологом Америки, а Квигли — простой лектор, которому даже не дают творческих отпусков. Вряд ли обструкция расстроит его до инфаркта…
Теоретик. Вот именно, все люди разные, и к каждому нужен индивидуальный подход. В случае Квигли нам нужно нанести точечный удар по его рассказам о Круглом столе, сохранив в целости все теоретическое окружение. Для этого существует проверенный (еще на Макиавелли) способ: нужно искусственно раздуть отдельную мысль автора, придав ей другой, более выгодный правящей элите смысл. Квигли критикует «радикальных правых», утверждая, что Круглый стол — не коммунистический заговор? Отлично, значит, нужно представить дело так, будто Квигли (пусть сам того не желая) разоблачил заговор [761], частью которого является Круглый стол! Скандальная тема, готовая толпа последователей, универсальный ответ на все вопросы; да здравствует теория заговора!
Неизвестно, так ли развивались события на самом деле или все это лишь наши фантазии, но четыре года спустя, в 1970-м, на американском рынке появляется книга признанного мастера политических и религиозных бестселлеров, бывшего агента ФБР Клеона Скоузена [762] — «Голый капиталист». Она на треть состоит из перепечатки фрагментов «Трагедии и надежды», на другую треть — из фотографий и биографий известных бизнесменов и политиков (начиная, разумеется, с Ротшильдов) и еще на треть — из выдержанных вполне в духе Квигли рассказов о многочисленных связях американских политиков с Морганами, Рокфеллерами и Советом по международным отношениям. Основное содержание книги сводится к ее первой же строке: «Я думаю, что коммунистический заговор — лишь часть куда большего заговора!» Как нетрудно догадаться, этим «куда большим заговором» является созданное финансистами (Ротшильдами, Морганами и Рокфеллерами) мировое правительство (представленное сначала Круглым столом, а затем Советом по международным отношениям), а его первооткрывателем — профессор Кэрролл Квигли.
За несколько лет «Голый капиталист» расходится в США 500-тысячным тиражом, про «мировое правительство банкиров» теперь не знает только ленивый, а Квигли становится скандальной знаменитостью. Незнакомые люди звонят ему домой с целью убедиться, правда ли он тот самый профессор и действительно ли Нельсон Рокфеллер [763] — коммунист?
Квигли попытался возразить Скоузену и дистанцироваться от прямолинейной трактовки всей истории как заговора (в солидном журнале «Диалог»):
Мое описание финансового капитализма относилось к 1880–1933 годам. Скоузен неоднократно цитирует эти даты, но все равно полагает, что эти организации действуют до сих пор. Я недвусмысленно давал понять, что хотя они и обладали влиянием, но не контролировали ситуацию полностью и не были способны предотвратить неприятные для них решения, такие как повышение налогов. Более того, я полагал, что ясно объяснил, как банковский контроль был заменен самофинансируемыми и государственными корпорациями, что однозначно изменило американскую политику начиная с 1950-х [Quigley, 1971, p. 109].
Но маховик «мирового заговора» уже было не остановить. В том же 1971 году в свет выходит книга известного радикального журналиста, члена ультраконсервативного общества Джона Берча, Гэри Аллена (в соавторстве с Ларри Абрахамом) «Никто не посмеет назвать это заговором!». В этой разошедшейся уже многомиллионным [764] тиражом книге повторялись цитаты из Квигли и доводы Скоузена о заговоре мирового истеблишмента, а центром этого заговора прямо назывался рокфеллеровский Совет по международным отношениям. С этого момента имя Квигли стало однозначно ассоциироваться с теорией заговора (еще бы, вон этот заговор, прямо в заголовке), и шансов оправдаться перед научным сообществом у него уже не было. «Профессор, который слишком много знал» — так озаглавлена последняя прижизненная биографическая статья о Квигли; профессор так и остался в истории исследователем Круглого стола, а вовсе не автором оригинальной и весьма практичной [765] теории цивилизаций.
