Между тем, даже отказавшись от мифологических преувеличений, невозможно не увидеть в русской истории поразительного трагизма. Петербургский период представлял собой двухсотлетнюю попытку отечественных элит занять достойное место в миросистеме, играя по предложенным правилам. Собственно, начинается эта попытка не с основания Петербурга, а гораздо раньше, с политики Ивана Грозного, фактически с самого момента возникновения капиталистической миросистемы. Все это завершилось катастрофой Первой мировой войны и революцией 1917 года. И крах, пережитый царской Россией, и триумф большевизма были отнюдь не случайны. Они были подготовлены не только всей предшествовавшей русской историей, но и всей историей миросистемы.
В основе советского эксперимента лежало отчасти рациональное, а отчасти и интуитивное понимание новой, постреволюционной элитой причин, приведших к крушению их предшественников. А потому, независимо от зигзагов политического курса и эволюции самой советской системы, в ней на протяжении примерно пятидесяти лет сохранялась единая динамика. Это была попытка противопоставить себя миросистеме, оторваться от нее, создать вокруг себя собственный международный порядок. По мере того, как утрачивался революционный импульс, бюрократия, присвоившая себе плоды героических усилий народа, становилась все более консервативной. Натиск масс сменился организованной работой аппарата, а демократия рабочих – бюрократическим централизмом. В конечном счете, «новый мир», складывавшийся вокруг СССР, стал приобретать отчетливые черты «мира-империи». Такие миры-империи уже потерпели поражение в XVI-XVII веках, столкнувшись с возникающей буржуазной миросистемой. Та же участь постигла и советскую альтернативу.
Крушение этой системы было закономерно, но неизбежным оно стало с того момента, когда бюрократическая элита использовала поворот к миросистеме в качестве защитной реакции против «реформистской угрозы», вызревавшей внутри самого советского общества. Торговля сырьем в 1970-е годы готовила политическую самоликвидацию советской империи в 1990-е. Реставрация капитализма обернулась не просто возвращением страны в миросистему, но и возвращением на условиях, несравненно худших, чем те, на которых существовала в ней царская Россия. Та же реставрация оказалась и трагедией глобального масштаба для стран и народов мировой периферии, связывавших с Советским Союзом надежды на изменение своей роли в мире. Она обернулась и тяжелыми поражениями для западных левых, включая силы, никогда не испытывавшие иллюзий относительно сталинизма.
Как и всякая трагедия, распад СССР был закономерен. И все же, подведя итог отчаянному рывку, совершенному Россией в XX веке, капиталистическая реставрация сама по себе оказалась нестабильной и незавершенной. Эта незавершенность – родовая черта всех реставраций, наступающих после великих революций. Ибо полностью переделать общество могут только выступления самих масс. Реставрации, навязанные народам сверху, как и всякая историческая деятельность, ограниченная узким горизонтом эгоизма элит, неспособны к социальному созиданию. Без чего, собственно, невозможно создание стабильной социальной системы.
Катастрофические результаты реставрации вызывают в российском обществе устойчивую, хотя не всегда осознанную потребность к переменам, которые не могут не затронуть и положение страны в миросистеме. Однако повторение советского эксперимента невозможно уже потому, что история далеко ушла от ситуации начала XX века (в том числе и благодаря самому советскому эксперименту). Результаты советских 74 лет были гораздо более впечатляющими, но и гораздо менее долговечными, нежели результаты петербургского периода. С другой стороны, плоды советского эксперимента не были уничтожены полностью, несмотря на все старания реформаторов-реставраторов.
Политическая и экономическая стабилизация, осуществленная Путиным, не сняла присущих российскому обществу противоречий, а лишь законсервировала их. Главным позитивным результатом этого периода оказалась некоторая психологическая передышка, которую получило общество, измученное катастрофами и потрясениями. Эта передышка способствовала созреванию новых, присущих капитализму, социальных классов, а вместе с ними – и социальных противоречий. Авторитарная политика власти, которая была необходимым условием стабилизации, одновременно поставила в повестку дня вопрос о демократизации общества.
Любая попытка демократических перемен в России неизбежно сталкивается с необходимостью определить отношение страны к миросистеме. Опыт русской истории показывает, что оставаться в рамках системы значит обречь себя на деградацию, а искать спасения, отделяясь от нее – на изоляцию. Но означает ли это, что Россия, как и большая часть остального мира, навечно обречена выступать в роли периферии, надеясь лишь на незначительное улучшение своей участи в рамках очередного «Кондратьевского цикла»?
России почти удалось вырваться из миросистемы. 74 года советского эксперимента при всем их трагизме оказались временем беспрецедентного исторического величия, оплаченного столь же беспрецедентными жертвами. Эта отчаянная и героическая попытка вырваться из миросистемы завершилась поражением. Однако с крушением Советского Союза борьба не закончилась – ни для России, ни для мира. Она лишь вступила в новую фазу.
В XXI веке России, как и у всего человечества, остается только один выход: изменить миросистему. Преобразовать себя таким образом, чтобы одновременно изменился и внешний мир.
Насколько успешными будут подобные попытки – вопрос уже не теории, а практики. Здесь наше путешествие в глубь русской истории заканчивается. Можно сколько угодно сетовать на неудачное прошлое или мечтать о великом будущем – и то и другое остается уделом идеологических невротиков.
Что же до тех, кто выбирает действие, им необходимо помнить одну очень простую истину: судьба России неотделима от истории человечества. И бороться за лучшее будущее для себя мы способны, лишь пытаясь построить лучший мир для всех.
Впрочем, это можно сказать и о любой другой стране.
[1] Чаадаев П.Я. Поли. собр. сочинений и избранные письма. М., 1991. Т. 1. С. 330.
[2] Там же. С. 534.
[3] Бродель Ф. С. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV-XVIII вв. Т. 3: Время мира. М.: Весь мир, 2007. С. 482.
[4] См. там же. С. 487.
[5] Малая советская энциклопедия. М.: ОГИЗ РСФСР, 1939. С. 386.
[6] Правда. 12.01.1939.
[7] Покровский М.Н. Русская история в самом сжатом очерке (от древнейших времен до конца XIX столетия). 7-е изд. Ч. 1. М.-Л.: 1929. С. 3.
[8] Huntington S. The Clash of Civilizations. N.Y.: 1996.
[9] Данилевский Н.Я. Россия и Европа. М.: Известия, 2003. С. 42.
[10] Данилевский Н.Я. Цит. соч. С. 54.
[11] Данилевский Н.Я. Цит. соч. С. 45.
[12] Там же. С. 55.
[13] Там же. С. 50
[14] см.:Аli Т. The Clash of Fundamentalisms. Crusades, Jihads and Modernity. N.Y., Verso, 2003.
[15] Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 4. С. 425.
[16] Frank A.G. Re Orient. University of California Press, 1998.
[18] В частности, можно сослаться на работы Уильяма Робинсона о транснациональной буржуазии. Robinson, W. Transnational Conflicts: Central America, Social Change, and Globalization. London: Verso, 2003.
[20] Покровский М.Н. Очерки по истории революционного движения в России XIX и XX вв. М.-Л., 1927. С. 10.
[21] Покровский М.Н. Очерки по истории… С. 8.
[22] Меньшиков С.М., Клименко Л.А. Длинные волны в экономике. Когда общество меняет кожу. М.: Международные отношения, 1989. С. 23.
[24] Кондратьев Н.Д. Проблемы экономической динамики. М.: Экономика, 1989. С. 199-200.
[25] Меньшиков С.М., Клименко Л.A. Указ. соч. С. 24.
[26] Там же. С. 33.
[27] Меньшиков С.М., Клименко ПЛ. Указ. соч. С. 24.
[28] Кондратьев Н.Д. Проблемы экономической динамики. М.: Экономика, 1989. С. 200.
[29] Там же. С. 211.
[30] Там же. С. 219.
[31] Там же.
[32] Кондратьев Н.Д. Проблемы экономической динамики. С. 207.
[33] Кондратьев Н.Д. Проблемы экономической динамики. С. 205.
[34] Записки о России маркиза де Кюстина. М., 1990. С. 127.
