Шакалинис — учительница, бывшая домовладелица, вместе с сыном, членом Комсомола, занялись систематической травлей евреев, проживавших в одной с ними квартире. Суд приговорил их к штрафу (дело нарсуда Сокольнического района).
Корнеичев, шофер, набросился на проходившего по улице в центре Москвы врача и избил его, сопровождая свои действия погромной агитацией (полтора месяца лишения свободы, дело нарсуда Бауманского района).
Покровский, рабочий, систематически оскорблял другого рабочего-еврея, стоявшего за станком в непосредственной близости от него. Эта травля с угрозами избить продолжалась продолжительное время, пока затравленный рабочий не обратился в суд (а где находились в это время местные партийные, профессиональные, общественные организации?). Суд приговорил Покровского к одному месяцу принудительных работ.
Количество приведенных примеров можно было бы увеличить во много раз…
Итоговые цифры по карательной политике по этим делам таковы: к штрафу приговорены 30 человек (из 70), к принудительным работам — 12, к лишению свободы — 14, к общественному порицанию — 3, оправдано — 10. Преступления квалифицировались по статьям 146, 159 и 74 Уголовного Кодекса» (О статьях 74 и 159 см. выше в тексте. Ст. 144 Уголовного Кодекса говорит о причинении телесного повреждения.).
В этих итоговых данных по 38 делам с 70 обвиняемыми поражает ничтожное количество — всего 14 человек — осужденных к тюремному заключению («лишение свободы»). Осуждение, кроме того, 12 человек к «принудительным работам» не означало заключения их в тюрьму: принудительные работы, или, как сейчас их называют, «исправительно-трудовые работы», это, по советской юридической терминологии, обычные работы, исполняемые по месту постоянной работы или службы, без лишения свободы, но с вычетом части заработка (до 25 %) в пользу государства.
Поразительный пример сдержанности судебной репрессии по отношению к привлекаемым по делам об антисемитизме приводит Ларин (Ларин, стр. 277–278.):
«На практике сплошь и рядом даже у судебных органов к антисемитским проявлениям имеется довольно терпимое отношение, вырастающее на почве всё еще довольно распространенной сравнительной терпимости к явлениям бытового разложения («мы не монахи»). Вот из «Комсомольской Правды» свежий пример из судебной практики г. Москвы за 1929 год. Народный суд 14 участка Красно-Пресненского района г. Москвы разобрал дело по обвинению отца и сына Красиных в антисемитизме. В приговоре суд говорит: «Помимо нанесения побоев Красиными матери и сыну Фридман, обвиняемые произвели погром в квартире у последних, разбили дверь, поломали посуду, о чем имеется в деле акт, составленный правлением жилищного товарищества; из показаний свидетелей устанавливается, что Красин является антисемитом». За всё это нарсуд назначил только 6 месяцев принудительных работ.
Как известно, принудительные работы не связаны даже с арестом, а заключаются обычно в том, что из получаемого человеком жалованья вычитается известный процент в виде денежного штрафа в пользу государства. И это всё за учиненный антисемитами «погром» с разбитием двери, побоями и пр.
Но самое замечательное это дальнейшая судьба дела. Московский губернский суд отменил приведенный приговор, указав в своем постановлении, что «мера социальной защиты в виде принудительных работ сроком на 6 месяцев является мягкой и вынесена без достаточного учета особой социальной опасности совершенного обвиняемыми преступного действия (злостный антисемитизм с производством погрома в квартире Фридман)». Ввиду этого губернский суд передал дело на новое рассмотрение в другой участок народного суда того же района.
И вот после этого народный суд 12-го участка Красно-Пресненского района постановил всё же сохранить в силе те же шесть месяцев принудительных работ, которые раньше назначил нарсуд 14-го участка того же района».
С начала 30-ых годов вопрос о судебном преследовании за акты антисемитизма растворился в приобретшем в это время большое значение общем вопросе о борьбе мерами уголовной репрессии против внезапно выросшей опасности «великодержавного шовинизма». После того, как XVI съезд ВКП в июне-июле 1930 года в резолюции по докладу о деятельности ЦК партии (докладчиком был Сталин) отметил «активизацию в рядах партии национальных уклонов в сторону великодержавного и местного шовинизмов» («XVI съезд ВКП. Стенографический отчет», Москва-Ленинград, 1931 г., стр. 716.) и призвал к энергичной борьбе с этими уклонами и в первую очередь с великодержавным, т. е. великорусским шовинизмом, вопрос о борьбе с проявлениями национальной вражды к «нацменам» стал одним из актуальных вопросов внутренней политики Советского Союза.
К этому времени, в связи с широкой программой промышленного строительства первой пятилетки, огромный поток новых рабочих, в том числе и рабочих из среды экономически (часто и культурно) более отсталых народностей, до того почти не знавших современного промышленного труда, захлестнул заводы и стройки. При чрезвычайном отставании жилищного строительства, при напряженности общих условий труда, при быстром ухудшении в эти годы условий питания рабочих, — накоплявшееся в толще рабочего класса недовольство нередко прорывалось дикими выходками по отношению к «нацменам»: татарам, башкирам, узбекам, киргизам и т. д. и к евреям.
Но о евреях и об антисемитизме в борьбе с великодержавным шовинизмом обыкновенно забывали. Характерно, что ни в докладе Сталина, по которому была принята цитированная выше резолюция, ни в его заключительном слове об антисемитизме даже ни разу не упоминалось. Не вспомнил о нем и никто из делегатов съезда, выступавших в пространных прениях по докладу Сталина и лишь один из делегатов — Гей из Белоруссии — вспомнил об опасности «еврейского шовинизма» (Там же, стр. 140–141). Правда, в принятой на том же съезде (по докладу Шверника) пространной резолюции «о задачах профсоюзов в реконструктивный период» подчеркивалась необходимость усиленной борьбы с антисемитизмом (Там же, стр. 740.), но поразительно, что и Шверник ни в своем обширном докладе, ни в заключительном слове по докладу не коснулся антисемитизма ни одним словом, а из выступавших по докладу Шверника делегатов съезда лишь один (делегат ЦК МОПР'а Стасова), говоря о необходимости усиления «интернационального воспитания» рабочих, привел в качестве одной из иллюстраций распространенного в рабочей среде шовинизма и случай травли рабочего-еврея (Там же, стр. 672.).
После XVI съезда ВКП борьба с великодержавным шовинизмом в течение нескольких лет велась очень энергично, причем судебные приговоры обычно выносились на основании перечисленных выше статей 74, 144 и 159 Уголовного Кодекса, изредка на основании ст. 59[7]. Разграничение сфер применения этих статей происходило в соответствии с установленными еще раньше принципами (см. выше).
(Руководящие указания по применению уголовной репрессии по делам о великодержавном шовинизме были даны в сохраняющих до сих пор свое значение постановлении Пленума Верховного Суда РСФСР от 16-го апреля 1931 года (см. «Уголовный Кодекс РСФСР», 1938 г., стр. 148–149) и в постановлении коллегии Наркомюста РСФСР от 31-го декабря 1931 г. «о борьбе органов юстиции с великодержавным и местным шовинизмом» (см. «Сборник циркуляров и разъяснения Н. К. Юстиции РСФСР, действующих на 1-ое мая 1934 года», Москва, изд. Наркомюста, 1934 г., стр. 175–177).). В накопившемся в печати обширном материале по этому вопросу (Указания на материалы о великодержавном шовинизме будут даны в следующей главе.) сообщения о борьбе с актами антисемитизма попадаются, однако, лишь в виде редкого исключения. Это находит себе частичное объяснение в заметном спаде антисемитизма в первой половине 30-ых годов (об этом в следующей главе), но в значительной степени, по-видимому, и в отсутствии внимания судебных органов к вопросу о борьбе с антисемитизмом.
Борьба с антисемитизмом политическими и просветительными мерами
Уголовная репрессия может играть в борьбе с антисемитизмом лишь ограниченную роль. Роль эта усиливается в периоды ломки сложившегося жизненного уклада и распада социальных связей; но уголовная репрессия сама по себе никогда не разрешает задачи преодоления антисемитизма. Центр тяжести борьбы с антисемитизмом лежит в другой плоскости. В этом очень рано начали отдавать себе отчет и в Советской России, хотя сознание это и очень медленно претворялось в действие.
В печати сохранился почти не обративший на себя внимания, а заграницей, по-видимому, и вовсе оставшийся неизвестным очень ранний советский документ, в котором намечалась программа борьбы с антисемитизмом. Весною 1918 года Исполнительный Комитет Московского Совета (носивший тогда пышное название Совета Народных Комиссаров г. Москвы и Московской области) опубликовал постановление «по вопросу об антисемитской погромной агитации в Москве и Московской области» («Известия» от 28-го апреля 1918 года.):
