Итальянская забастовка на отечественном предприятии, как ни странно, дается с трудом, немедленно выливается в прямой скандал, конфликт с начальством, а порой даже драку. Тихий саботаж не в нашей культуре. Швейк не наш герой.
Русский человек часто не труд, а безделье симулирует. Оно нужно ему для того, чтобы сохранить самоуважение. И накопить потенциал протеста, которое время от времени вырывается бунтом.
Тем самым бунтом, который бессмысленным и беспощадным кажется только с точки зрения тех, против кого бунтуют.
Лень становится синонимом затаенной свободы. Она доказывает, что человек не побежден. Можешь подчинить мой труд, мое тело, но не мою душу. А душа непременно даст себя знать. Она отказывается от подчинения. Она свободна.
Душа, она-то как раз и ленится. Демонстративно, напоказ, из идейных соображений.
Емеля побеждает царя. По крайней мере, в сказке.
Впрочем, не только.
Когда-то мой дед, известный реставратор Николай Николаевич Померанцев, обнаружил в одной из кремлевских палат - под самым потолком - десятки клейменых кирпичей XVII века. Ситуация реконструировалась просто. Кто-то из царского начальства, видимо, велел укрепить потолок. Усилить подпорки. Добавить кирпичей в стену. Рабочие-то знали, что делать это бессмысленно. Но и спорить тоже. Бояре, они жирные, в одеяниях своих тяжелых на верхний ярус не полезут. Так и лежали мужички на верху, время от времени сообщая начальнику, как продвигается дело.
Все, мол, хорошо, ваша милость. Работаем!
Ленивый русский человек умудряется не только дело сделать, но и начальника дураком выставить. И в такой момент получает высшее наслаждение, которое неведомо честному протестанту.
© 2007-2009 «Русская жизнь»
От редакции. В ночь на 27 апреля начальник столичного ОВД «Царицыно» майор Денис Евсюков устроил бойню в московском супермаркете. Эта новость всколыхнула российское публичное пространство. Оценить и прокомментировать общественный резонанс мы попросили известного левого мыслителя Бориса Кагарлицкого.
* * *
Русский Журнал: Как Вы относитесь к той шумихе, которая поднялась и не утихает вокруг дела майора Евсюкова?
Борис Кагарлицкий: Если бы майор Евсюков расстреливал людей не в Москве, а в Назрани или в Грозном, мы бы сейчас уже имели массовое движение в защиту русского героя. Несколько таких случаев у нас уже есть. Но беда майора состояла в том, что он стрелял не в том городе, где надо стрелять, и не в тех, в кого, с точки зрения "патриотов", нужно стрелять. Собственно говоря, именно из-за этого и возник такой грандиозный скандал. Самими по себе убийствами людей у нас сильно удивить никого нельзя. Но когда убивают не тех и не там - это вызывает скандал, шок и сотрясение.
РЖ: Под "русскими героями" вы имеете в виду Аракчеева, Ульмана и Буданова?
Б.К.: Есть много людей, дела которых даже не довели до суда. Причем, ситуации были очень похожие: человек, имевший заряженное оружие, сорвался и всех пострелял. Можно понять, да, стрессовая ситуация. Обратите внимание, кстати, что Пронин, когда только случилось это дело с Евсюковым, пытался его оправдать именно в таких категориях, в которых и ведется обсуждение подобных ситуаций, если дело происходит на Северном Кавказе или в прочих "горячих точках". То есть он говорил, что Евсюков - хороший человек, он был на хорошем счету, но вот только устал, сорвался. Короче говоря, достали его, а у него под рукой было оружие. Поэтому надо его, конечно, понять и простить. Это аргументация, фигурировавшая в аналогичных ситуациях, аналогичных делах на Кавказе: хорошие военные, милиционеры, тоже на хорошем счету, тоже измученные, усталые, долгое время находились в стрессовой ситуации и поэтому сорвались. Тут мы просто явно обнаруживаем, чего стоит аргументация, применяемая при осмыслении происшествий в "горячих точках". Ну, или, слава Богу, уже не очень "горячих". Ведь когда та же самая аргументация применяется по отношению к посетителям московского супермаркета, то она почему-то не работает, а, наоборот, вызывает ярость. В общем, ситуация, когда в обществе есть некая терпимость к насилию со стороны вооруженных людей, то рано или поздно мы получаем что-нибудь вроде дела майора Евсюкова. Это очевидно. Насилие, творимое в "горячих точках", рано или поздно начинает повторяться и в столице.
РЖ: Можем ли мы говорить о том, что случай с Евсюковым и с общественной на него реакцией выявил какие-то патологии российского общественного сознания?
Б.К.: Скорее он выявил другое. Он выявил границу этих патологий. То есть патологии эти достаточно очевидны. Не нужно было дела майора Евсюкова, чтобы их заметить. Обратите внимание, если мы берем дела о фашистском терроре в Москве, в Воронеже и в Петербурге, то обнаруживаем очень похожую картину: регулярно убивают киргизов, таджиков и прочих представителей нероссийских, некоренных национальностей. И это воспринимается обществом негативно, но не в качестве позора, скандала или кошмара. А вот когда те же самые нацисты раз в год убивают хотя бы одного русского, то тут же возникает скандал, шок, потрясение, всплеск общественного негодования. То есть у нас все-таки еще немножко племенное сознание. Причем оно не еще немножко, а уже немножко. Я вас уверяю, что ни в советское время, ни в раннее постсоветское время такого не было. То есть в этом смысле сознание изменилось, и изменилось оно не в лучшую сторону.
Подавляющее большинство нормальных людей относятся к убийству все равно негативно, даже если эти люди ксенофобски настроены. Но разные убийства получают разные оценки. То есть убийство инородца - это плохо, а убийство представителя титульной национальности - это трагедия, драма, катастрофа. То есть существует градация убийств. Возьмите тех же националистов, даже тех крайних, которые защищают Буданова. Ведь они не считают, что надо убивать инородцев, они просто считают, что когда такое убийство происходит - есть смягчающие обстоятельства, которых вдруг не оказалось в деле Евсюкова.
russ.ru
Если бы майор Евсюков расстрелял посетителей супермаркета не в Москве, а, например, в Назрани или Гудермесе, не сомневаюсь, мы бы сейчас были свидетелями растущего общественного движения в защиту нового национального героя. Если бы он стрелял у входа в общежитие, где живут гастарбайтеры, несомненно, нашлось бы множество людей, которые объясняли бы, что майора «можно понять». Но стрелял не там и не в тех.
А потому не будет майору ни прощения, ни снисхождения. Общество потрясено, возмущено и не может оправиться от шока.
Однако так ли отличается драма, случившаяся в московском Царицино, от множества других драм, регулярно разгорающихся в разных концах страны и на Кавказе в особенности? Бывший начальник московской милиции, генерал Пронин, бросившийся спасать своего подчиненного, сразу же напомнил, что майор был на хорошем счету, но находился в условиях стресса, испытывал сильные перегрузки. В общем, дал понять, что условия службы в Москве примерно такие же, как и на Северном Кавказе. Там, правда, приходится иметь дело с недоброжелательным населением, которое относится к федералам с недоверием, если не с открытой неприязнью. А что, в Москве жители относятся к милиции иначе?
Генерал Пронин совершил ту же ошибку, что и его подчиненный, - перепутал Москву с Назранью. Его речи были восприняты как кощунственные, а высшее руководство решилось на беспрецедентный шаг- наказало начальника и за действия его подчиненного, и его собственные высказывания.
Вот это - действительно что-то новое. Беспрецедентное.
С точки зрения бюрократической, важно не то, что майор Евсюков был милиционером. Важно то, что убийца являлся начальником. Руководитель Царицинского ОВД - это вам не постовой милиционер. На его должности положено брать взятки и воровать, а он стал убивать. До сих пор у нас не было такого, чтобы чиновники стреляли в прохожих.
За несколько месяцев до дела майора Евсюкова случился инцидент с вертолетом в Горном Алтае, когда разбился вертолет, груженный начальниками, охотившимися на заповедных животных из «Красной книги». Возмущенная общественность требовала расследования и наказания браконьеров. Один из плакатов поднятых на экологическом митинге гласил: «Сегодня стреляют в баранов, завтра - в людей». Кто бы мог подумать, что пророчество оправдается, да еще с такой быстротой…
Социолог Анна Очкина как-то заметила, что российский гражданин воспринимает государство как что-то среднее между Санта-Клаусом и Левиафаном. То ли добрый дедушка, то ли чудовище. Может быть, подарок принесет, а может - проглотит. И то и другое иррационально, и никогда неизвестно, чего именно ждать. Но ждут все же хорошего.
В лице майора Евсюкова перед потрясенными людьми предстал даже не Левиафан, а взбесившаяся частица Левиафана, ситуация выходила за пределы возможного и ожидаемого, но все равно соответствовала общей логике жизни.
