И далее в том же письме: «Пока русская промышленность ограничена только своим внутренним рынком, ее продукты могут покрывать только внутреннее потребление. А это последнее может возрастать лишь очень медленно: и мне даже кажется, что при нынешних условиях русской жизни оно должно скорее уменьшаться. Потому что одно из необходимых последствий развития крупной промышленности заключается именно в том, что она разрушает свой собственный внутренний рынок путем того самого процесса, которым она создала его. Она создает его, разрушая основу домашней промышленности крестьянства. Но без домашней промышленности крестьянство не может жить. Крестьяне разоряются как крестьяне; их покупательная сила сводится до минимума, и пока они не обоснуются в новых условиях существования в качестве пролетариев, они будут представлять лишь очень жалкий рынок для вновь возникших фабрик и заводов.
Капиталистическое производство, будучи переходною экономическою базою, преисполнено внутренних противоречий, которые развиваются и становятся очевидными лишь по мере его собственного развития. Это стремление — создавать себе рынок и в то же самое время разрушать его — представляет как раз одно из таких противоречий. Другое такое противоречие, это — то „безвыходное положение“, к которому оно ведет и которое наступает скорее в стране без внешнего рынка, какова Россия, чем в странах более или менее способных к соперничеству с другими на мировом рынке. Это положение без всякого видимого исхода находит однако себе исход у последних стран в героических средствах торговой политики, т. е. в насильственном открытии себе новых рынков. Последний новый рынок, открывшийся этим путем для английской торговли и оказавшийся способным вызвать временное оживление в благосостоянии, это — Китай. Поэтому-то английский капитал так настаивает на постройке китайских железных дорог. Но китайские железные дороги означают разрушение всей основы мелкого китайского земледелия и домашней промышленности, причем здесь это зло не будет даже уравновешено хотя бы в некоторой мере развитием собственной крупной промышленности, а потому сотни миллионов народа будут поставлены тут в полную невозможность жить. Последствием этого будет такая массовая эмиграция, какой свет еще не видывал раньше и которая затопит Америку, Азию и Европу ненавистными китайцами. Этот новый соперник в области труда начнет соперничать с американским, австралийским и европейским трудом на основе китайских понятий об удовлетворительном уровне жизни, а, как известно, китайский уровень жизни есть самый низший из всех существующих в мире уровней. И вот, если вся система производства в Европе не успеет перемениться ранее наступления этого момента, то ей придется приступить тогда к этой перемене». («Письма Карла Маркса и Фридриха Энгельса к Николаю-ону». Перевод г. Лопатина. СПБ. 1908 г., стр. 79). — Хотя Энгельс так внимательно следил за развитием России и проявил к этому огромный интерес, но он умышленно отказался от всякого вмешательства в русский спор. Он сам высказался по этому поводу в своем письме от 24 ноября 1894 г., следовательно, незадолго до смерти, в следующих словах: «Мои русские друзья чуть не ежедневно и еженедельно пристают ко мне с просьбами выступить с моими возражениями против русских журналов и книг, в которых слова нашего автора (так именовался в переписке Маркс. — Р. Л.) подвергаются не только ложным истолкованиям, но и неправильной передаче, причем эти друзья уверяют, что моего вмешательства будет достаточно, чтобы привести дело в надлежащий порядок. Но я постоянно и неизменно отклоняю все такие предложения потому, что не могу я, не покидая настоящего и серьезного труда, дозволить втянуть себя в полемику, происходящую в отдаленной стране, на языке, на котором я все еще не могу читать так легко и свободно, как на лучше известных мне западных языках, и в литературе, о которой в лучшем разе доходят до меня лишь кой-какие случайные отрывки, и где мне решительно невозможно следить за спором сколько-нибудь настойчиво и близко во всех его фазах и подробностях. Повсюду имеются люди, которые, заняв однажды известную позицию, ничуть не стесняются ради ее защиты прибегать к искажению чужих мыслей и ко всяким нечестным уловкам, и если это имело место по отношению к трудам нашего автора, то я боюсь, что и со мною обойдутся не лучше и таким образом принудят меня в конце концов вмешаться в спор ради защиты сначала других, а потом самого себя». (L. с., стр. 90).
Впрочем оставшиеся в живых вожди народнического пессимизма, особенно г-н В. Воронцов, до конца остались верными своей теории, несмотря на все, что за это время произошло в России, — факт, который делает честь не столько их уму, сколько их характеру. В 1902 году г-н В. В., ссылаясь на кризис 1900–1902 гг., писал: «Догматическое учение неомарксизма быстро теряет власть над умами, а беспочвенность новейших успехов индустриализма сделалась, повидимому, совершенно очевидной даже для официальных его апологетов… В первом десятилетии XX века мы возвращаемся таким образом к той самой постановке вопроса экономического развития России, какая была завещана своим приемникам поколением семидесятых годов прошлого столетия». (См. «Народное хозяйство», октябрь 1902 г. Цитировано у А. Финн-Енотаевского, «Современное хозяйство-России (1890–1910 гг.)». СПБ. 1912 г., стр. 2).
Итак, вместо того, чтобы говорить о «беспочвенности» своей собственной теории, последние могикане народничества еще теперь говорят о «беспочвенности» экономической действительности, — живое опровержение слов Барера; «il n'y a que les merts qui ne reviennent pas».
«Критические заметки» и т. д., стр. 251.
L. с., стр. 255.
L. с., стр. 252.
L. с., стр. 260. «…Струве решительно неправ, когда он сравнивает положение России с положением Соединенных штатов с целью опровергнуть то, что он называет пессимистическим взглядом на будущее. Он говорит, что бедственные последствия новейшего капитализма России будут побеждены с такой же легкостью, как в Соединенных штатах. Он совершенно забывает при этом, что Соединенные штаты представляют новое буржуазное государство с самого своего начала; что они были основаны мелкими буржуа и крестьянами, бежавшими от европейского феодализма с целью установить чистобуржуазное общество. Тогда как в России мы имеем основной фундамент первобытно-коммунистического характера, так сказать, предшествующее цивилизации родовое общество — правда рассыпающееся теперь в прах, но все еще служащее тем фундаментом, тем материалом, над которым оперирует и действует капиталистическая революция (потому что это — действительно социальная революция). В Америке денежное хозяйство установилось вполне более столетия тому назад, тогда как в России натуральное хозяйство было еще недавно чуть не общим правилом почти без всякого исключения. Поэтому всякому должно быть ясно, что в России занимающая нас перемена должна иметь гораздо более насильственный и резкий характер и сопровождаться несравненно большими страданиями, чем в Америке». Письмо Энгельса Николаю-ону от 17 октября 1893 г. «Письма» и т. д., стр. 85.
L. с., стр. 284.
Реакционная сторона теории немецких профессоров о «трех великих державах» — Великобритании, России и Соединенных штатах — ярче всего проявляется у проф. Шмоллера в его столетнем обзоре торговой политики, где он с грустью покачивает своею седою ученою головою по поводу «неомеркантилистских», — он хочет сказать — империалистских, — вожделений этих трех главных злодеев, и где он, во имя «успехов высшей, духовной, нравственной и эстетической культуры и социального прогресса», требует сильного германского флота и европейского таможенного союза с острием, направленным против Англии и Америки:
«Из этого всемирнохозяйственного напряжения для Германии в виде первой обязанности вытекает необходимость создания сильного флота, чтобы мировые державы в случае войны добивались ее союзничества. Германия не может и не должна вести завоевательной политики, как эти три мировые державы (которым г-н Шмоллер не хочет однако, — как он выражается в другом месте, — делать „упреков в том, что они опять стали на путь колоссальных завоеваний колоний“), но она должна обладать возможностью сломить чужую блокаду Северного моря, защитить свои колонии и свою огромную торговлю и дать такие же гарантий государствам, которые находятся с нею в союзе. Объединенные в тройственный союз Германия, Австро-Венгрия и Италия имеют общую задачу с Францией: обуздать агрессивную политику трех мировых держав, — политику, угрожающую всем средним государствам; это желательно в интересах политического равновесия и в интересах сохранения всех прочих государств. Мы имеем в виду в особенности обуздание завоеваний, приобретения колоний, чрезмерного напряжения односторонней таможенной политики, эксплоатации и насилия над всеми слабейшими… Успехи высшей, духовной, нравственной и эстетической культуры и всякого социального прогресса тоже требуют, чтобы вся земля к концу XX века не оказалась поделенной между тремя мировыми державами и чтобы они не создали брутального неомеркантилизма». («Die Wandlungen in der europaischen Handelspolitik des XIX Jahrhunderst». Jahrbuch fur Oesetzgebung unb Verwaltung und Volkswirtschaft. XXIV, стр. 381).
