Глобализация может быть причиной быстрого разорения и ухода на мировую обочину развития вследствие всесокрушающей конкуренции. Под ее влиянием государства становятся объектами резких и быстрых экономических перемен, которые способны в короткие сроки девальвировать легитимность правительств. Подданные своих стран оказываются незащищенными перед набором новых идей, противоположных по значимости главным догмам национальных правительств. Богатство у владельцев технологии и ресурсов возникает буквально на глазах — но столь же быстро опускаются по шкале благосостояния и могущества те, кто «замешкался», кто не посмел пожертвовать собственной идентичностью.
«Свобода и ярость, — пишут американцы Менон и Вим-буш, — с которой правительства — по меньшей мере те, которые выразили свое желание участвовать в глобальной экономике, — могут обратиться к репрессиям, уменьшается драматически. Это увеличивает свободу маневра и самоизъявления прежде молчавших национальных меньшинств. Государства, в которых этнические меньшинства размещаются географически концентрированно, теряют рычаги воздействия — их противодействие меньшинствам становится все более дорогостоящим, потому что данное государство теперь уже хорошо просматривается всем внешним миром»[123].
«Исключение целых обществ из процесса глобальной модернизации увеличивает риск этно-национальных конфликтов, терроризма, вооруженных конфликтов»[124].
3. Между развитыми странами — странами Организации экономического сотрудничества и развития — экспорт растет вдвое быстрее, чем в соседних странах. Доля экспорта в 1960 году составляла в ВНП этих стран в среднем 9,5 %, а в 2000 году — 20 %[125]. Американские профсоюзы напоминают, что глобализация вовсе не означает повсеместное расширение торговли. К примеру, доля демократических развивающихся стран упала в общем американском импорте с 53,4 % в 1989 году до 34,9 % в 1998 году. В этом потоке доля промышленных товаров уменьшилась за указанный период на 21,6 %[126].
4. По-видимому, у развивающихся стран появляется шанс. Скажем, между 1990 и 1997 годами финансовый поток частных средств из развитых стран в развивающиеся увеличился драматически — с 44 млрд. дол. до 244 млрд.[127]. Примерно половину этих средств составили прямые инвестиции, что, казалось бы, давало странам-получателям шанс. Но вскоре обнаружилось, что грандиозные суммы уходят так же быстро, как и приходят (одним нажатием клавиши на компьютере), как только экономическая ситуация в данной стране начинает терять свою привлекательность (исчезает потенциальная сверхприбыль). В кратчайшее время западные частные деньги покинули в середине 1997 года Таиланд, затем Южную Корею, затем Индонезию, вызвав в каждой из стран шок национального масштаба. Надо ли говорить, что терпение жестоко эксплуатируемого — и столь легко становящегося жертвой — незападного мира небеспредельно?
В случае с обращенными к глобализации правительствами, основная масса населения может, так сказать, воспротивиться жестокому открытию, безжалостной конкурентной борьбе и двинуться в противоположную — обращенную в прошлое сторону. Вспыхивает традиционалистское восстание против чуждых ценностей (подаваемых как универсальные), против страшного разрыва богатства и бедности, против осквернения традиционных святынь и безразличия к потерпевшим. Уже сейчас жертвами подобной глобализации стали осколки Советского Союза и, во многом, азиатские государства — Китай, Пакистан, Афганистан, Индонезия. «Идентичность, основанная на мифе, языке, религии и культуре, может оказаться недостаточно крепкой для сохранения целостности этих государств перед лицом глобализации», — приходят к заключению американские исследователи Р. Менон и У. Вимбуш[128].
5. Глобализация требует фактической унификации условий. Но в реальной жизни такого не происходит. Скажем, в период азиатского экономического кризиса 1998–1999 годов западноевропейские страны страдали прежде всего от высокого уровня безработицы; Китай шел своим путем, а США били рекорды! промышленного роста. Что общего между фантастически быстро растущими сборочными линиями и заводами на мексиканской стороне границы с США и теряющими работу голубыми воротничками Детройта? Можно смело сказать, что американский конгресс — как и американские профсоюзы — никогда не смирится с переводом американских капиталов в зоны дешевой рабочей силы таким образом, что это, во-первых, заденет стратегические позиции США, во-вторых, негативно коснется прямых интересов американских производителей, рабочих их компаний — тех избирателей, которые раз в четыре года видят в президентских выборах альтернативу покорному сползанию к высокой безработице (когда рабочие места в массовом порядке начнут «эмигрировать»).
В наиболее индустриально развитом американском обществе к 2020 г. в производительной сфере будет занято значительно меньше 10 % общего населения. Эта высокооплачиваемая рабочая сила Америки категорически не заинтересована: а) в переводе американских средств и технологий в страны с дешевой рабочей силой; б) в допуске на богатый американский рынок конкурентоспособной продукции из стран, где государство помогает экспортерам и где издержки на производство значительно меньше американских.
6. Идеологи глобализации утверждают, что рынок ныне становится глобальным. В строгом смысле это не подтверждается фактами. Страны крупных экономических параметров остаются на удивление ориентированными на внутренние рынки. Скажем, невовлеченные во внешнюю торговлю и обмен отрасли и сектора американской промышленности охватывают 82 % работающих американцев[129]. В Соединенных Штатах «почти 90 % работающих заняты в экономике и в сфере услуг, которые предназначены для собственного потребления». В трех важнейших экономиках современности — США, ЕС и Японии — на экспорт идет лишь 12 % ВВП[130]. Страны Бенилюкса могут чрезвычайно критически зависеть от импорта и экспорта, но не гигантские экономические комплексы ведущих промышленных держав. Может ли хвост вилять собакой, может ли мощная — но не преобладающая — сфера ориентированного на экспорт производства навязывать свою волю всему обществу?
7. В политическом плане фактом является то, что торжество глобализма означает прежде всего историческое поражение левой части политического спектра практически в каждой стране. Левые политические партии еще могут побеждать на выборах и делегировать своих представителей в правительства. Но они уже не могут реализовывать левую политико-экономическую программу. В результате они попросту председательствуют при распродаже своих левых ценностей. И этот кризис левых взглядов и сил, судя по всему, надолго.
Критики глобализации. Критическое направление возглавили такие скептики, как американцы П. Хирст и У. Томпсон, которые в общем и целом считают глобализацию мифом, направленным на сокрытие конфронтационной реальности развития международной экономики, все более представляющей собой жестко сдерживаемый баланс сил трех региональных блоков — Северной Америки, Европы и Восточной Азии (в ареале которых национальные правительства сохраняют всю прежнюю мощь)[131]. Ведь глобализация не смягчает, а усиливает мировое неравенство. Силы рынка отнюдь не вырвались из-под контроля, они зависят от регулирующих правил национальных правительств. Новый, меньше ориентирующийся на государственную мощь мир можно найти лишь в воображении некритичных глобалистов. В реальной же жизни правительства вовсе не являются покорными жертвами интернационализации, они являются первостепенными по значимости ее творцами.
По мнению американцев Р. Кеохане и Дж. Ная, «вопреки ожиданиям теоретиков, информационная революция не децентрализовала мировую мощь и не уравняла государства между собой. Она оказала как раз противоположное воздействие»[132]. Процесс глобализации отнюдь не разрешает проблему существующего разительного глобального неравенства, он не размывает сложившейся к началу третьего тысячелетия иерархии богатства и бедности. Глобализация создает дополнительные возможности крупным производителям (чаще всего транснациональным корпорациям, которые, пользуясь феноменально разверзшимся рынком, укрепляют свои позиции) за счет менее крупных и менее приобщенных к современной науке и технологиям производственных коллективов во всех странах Земли. Этим, менее эффективным производителям грозит исчезновение с лица планеты. Не составляет большого труда уже сейчас назвать всемогущих чемпионов глобализации XXI века и ее деморализованных жертв.
