Так победило новое право. Брак, делающий отца главою, победил материнское право.[38]
3. Законные жены и гетеры в афинах
Переход от материнского к отцовскому праву совершался повсюду, как только уровень развития культуры достигал той же ступени, что и в Афинах. Женщина приковывается к дому, ее изолируют и дают особое помещение — гинекеи. Ей запрещается даже общение с мужчинами, посещающими дом. Это было главною целью ее обособления.
Это изменение нравов находит себе выражение уже в «Одиссее». Так, Телемах запрещает своей матери присутствовать среди женихов и приказывает ей:
«Лучше вернись-ка к себе и займися своими делами —
Пряжей, тканьем; прикажи, чтоб служанки немедля за дело
Также взялись. Говорить же — не женское дело, а дело
Мужа, всех больше мое; у себя я один повелитель».[39]
Это воззрение было в то время в Греции уже всеобщим. Более того. Женщина, даже если она вдова, находится под господством ближайшего по родству мужчины, у нее нет даже свободного выбора супруга. Женихи, утомленные долгой задержкой, которую у строи л а хитрая Пенелопа, обращаются к Телемаху и устами Антиноя требуют:
«Слушай же! Вот что тебе, Телемах, женихи отвечают,
Чтобы и ты это знал и все остальные ахейцы:
Мать отошли и вели, чтобы шла за того, во кого ей
Выйти прикажет отец и самой ей приятнее выйти».[40]
Свободе женщины кладется теперь конец. Если она выходит из дома, то она должна закрывать лицо, чтобы не возбуждать страсти другого мужчины. На востоке, где половые страсти вследствие жаркого климата особенно сильны, этот способ обособления и до сих пор еще доводится до самых крайних пределов. Среди древних народов Афины становятся образцом нового порядка. Женщина, конечно, разделяет постель мужа, но не его стол, она называет его не по имени, а «господин»; она — его служанка. Она нигде не должна появляться публично, по улице она должна ходить всегда с закрытым лицом и одетой в высшей степени просто. За нарушение супружеской верности она по законам Солона платится своей жизнью или своей свободой. Муж может ее продать, как рабыню.
Положение греческой женщины в то время находит себе выражение в «Медее» Еврипида. Медея жалуется:
«Из всех существ, душой и мыслью одаренных,
Мы всех жальчее существа:
Приданым покупать должны мы мужа.
И что при том всего печальнее для нас,
С тех пор владеет нашим телом он.
Опасность страшная, каким он будет:
Добр или зол? Развод для женщины —
Пятно всегда, и сосватанного ей
Она не смеет отклонить. И все, что ново,
Что непривычно ей, она должна смиренно
Перенести: никто ей не укажет, какой у мужа нрав.
И если это все нам удалось
И радостно живет любимый с нами,
Тогда завидна жизнь наша.
Иначе лучше смерть! Мужчина,
Если дом ему постыл, он вне его находит,
Чем горе утолить: у друга, у сверстников своих.
А мы за взглядом одного следить должны.
Вы скажете, конечно, спокойно мы живем,
Удобно у себя, а вы сражаетесь в боях!
Нелепая ошибка, в бою я много раз стоять бы согласилась,
Чем родовые муки раз один узнать».
Совсем иначе обстоит дело для мужчин. Если мужчина налагал на женщину с целью прижития законных наследников строгое воздержание по отношению к другим мужчинам, то он был отнюдь не склонен налагать на себя подобное же воздержание по отношению к другим женщинам. Возник гетеризм. Женщины, отличавшиеся красотой и умом, обыкновенно чужестранки, предпочитали рабству брака свободную жизнь в интимном сношении с мужчинами. И это не считалось нисколько предосудительным. Имена и слава этих гетер, поддерживавших интимные отношения с первыми людьми Греции и принимавших участие как в их ученых беседах, так и в их пиршествах, дошли до наших дней, между тем имена законных жен давно забыты и исчезли. Так, прекрасная Аспазия была интимной подругой знаменитого Перикла, который впоследствии женился на ней; имя гетеры Фрины стало позднее нарицательным именем для женщин, отдающихся за деньги. Фрина состояла в интимных отношениях с Гиперидом, и Пракситель, один из первых ваятелей Греции, выбрал ее моделью для своей Афродиты. Даная была любовницей Эпикура, Археанасса — любовницей Платона. Из других гетер известны Лаиса Коринфская, Гнатанея и т. д. Нет ни одного знаменитого грека, который не имел бы общения с гетерами. Это связано с их образом жизни. Великий оратор Демосфен в своей речи против Неера так описывает половую жизнь имущих Афин: «Мы берем жену, чтобы получить законных детей и иметь в доме верную хозяйку; мы держим наложниц для услуг себе и ежедневного ухода, гетер — для наслаждения и любви». Законная жена была лишь аппаратом для рождения детей, верной собакой, сторожившей дом; господин же дома жил согласно своему bon plaisir, своему произволу. Часто это наблюдается и в наше время. Чтобы иметь возможность удовлетворять потребность в продажных женщинах, особенно со стороны более молодых мужчин, возникла проституция, неизвестная при господстве материнской линии. Проституция отличается от свободного полового общения тем, что женщина продает свое тело из-за материальных выгод как одному мужчине, так и целому ряду мужчин. Проституция налицо там, где женщина превращает в ремесло продажу своей привлекательности. Солон, формулировавший для Афин новое право и прославляемый как основатель нового правового порядка, положил начало публичным женским домам — дейктерионам и установил одинаковую плату для всех посетителей. По Филемону, она составляла один обол, приблизительно 25 пфеннигов на наши деньги. Дейктерион был, подобно храмам у греков и римлян и христианским церквам в средние века, неприкосновенен. Он находился под охраной государственной власти. Приблизительно за 150 лет до нашего летосчисления и храм иерусалимский был обычным местом сборищ публичных женщин.
За благодеяние, оказанное афинским мужчинам основанием дейктерионов, Солон был так воспет одним из своих современников:
«Солон, слава тебе, ибо ты купил публичных женщин для блага города, для нравов города, наполненного крепкими молодыми мужчинами, которые без твоего мудрого учреждения должны бы были предаться нарушающему покой преследованию женщин из лучшей среды».
Мы увидим, что в наше время необходимость проституции и домов терпимости оправдывается как раз такими же доводами. Таким образом, государственные законы признавали за мужчинами естественное право на такие поступки, которые для женщины признавались заслуживающими унижения и тяжелым преступлением. Известно, что и ныне существует немало мужчин, которые общество прекрасной грешницы предпочитают обществу своей законной жены и которые в то же время считаются «столпами государства и порядка» и «стражами святости брака и семьи».
Правда, и греческие женщины, по-видимому, часто мстили своим супругам за свое угнетение. Если проституция является дополнением единобрачия на одной стороне, то нарушение супружеской верности женщинами — рогоношество мужей — является дополнением единобрачия на другой стороне. Среди греческих драматических поэтов Еврипид считается женоненавистником, так как он в своих драмах особенно охотно нападает на женщин. То, в чем он обвиняет женщин, лучше всего видно из речи, которую одна гречанка в аристофановых «Празднествах Тесмофорий» держит против Еврипида. Она говорит:
«Какою только грязью он (Еврипид) не бросает в нас?
Где промолчал язык клеветника?
Где зрелища, где сборища, где танцы,
Мы всюду будто прячемся в углах,
Ища мужчин, стремясь всегда к бокалу.
Мы предаем, мы попусту болтаем,
Мы крест мужчин, и потому, как только муж
Вернется из театра,[41] он недоверчиво глядит,
Любовника ища повсюду. С тех пор для нас
Недопустимо, что раньше делать мы могли.
Мужчин так сильно он восстановил,
Что, раз жена венок плетет, она уж влюблена,
И, если только что-нибудь уронит,
У мужа уж вопрос: о чем ты думаешь?
О друге из Коринфа, вероятно?»
Понятно, что красноречивая гречанка так отвечает обвинителю ее пола, но Еврипид вряд ли мог возводить на женщин такие обвинения, и мужчины ему не стали бы верить, если бы они сами не знали очень хорошо, что эти обвинения справедливы. Судя по заключительным словам обвинительной речи, в Греции не было обычая, существовавшего раньше в Германии и во многих других странах, по которому хозяин предоставляет в распоряжение гостя на ночь собственную жену или дочь. Вот что рассказывает Мурнер об этом обычае, который встречался в Голландии еще в XV веке: «В Нидерландах обычай: если у хозяина ночует любимый гость, то он доверчиво кладет с ним свою жену».[42]
