И ещё одно. Ваша (и моя тоже) газета постоянно пишет о том, что власть в России ни в коем разе не желает, чтобы народ что-нибудь узнал о законе «О суде народа над властью». Очень боится этого. А у нас вы что-нибудь слышали об этом в газетах, на телевидении, по радио? Никогда. Наша власть ещё больше боится этого. Власть наша, как и ваша, желает оставаться безнаказанной. Народ для неё – быдло.
Я, что могу, стараюсь делать для того, чтобы люди знали об этом законе, о газете. На работе даю читать газету, книги. Прочитанные газеты разношу по электричкам и раздаю людям. В магазинах, в очередях, на вокзале и т.д. стараюсь говорить с людьми на эти темы. Люди наши очень непросвещенные, затюканные мерзкой жизнью, дурацкими передачами по телевизору, рекламой и прочей ересью. Власти это выгодно. Чем меньше знают, чем меньше участвуют в политической, социальной жизни, тем легче их обманывать, легче держать в узде.
Так что, Никитин В.А., не нужно оскорблять газету. Газета ни при чём. По моему мнению, наша газета самая нужная, самая интересная, самая злободневная на всём пространстве СССР, да и в мире, я думаю. Если вам уж так неймётся, лучше приезжайте ко мне в Осиповичи, я живу один, места хватит, поживите у меня, посмотрите, как живут трудящиеся. Я буду очень рад этому.
И ещё. Я ведь не за то, чтобы Александра Григорьевича сменили. Я хочу, чтобы он учел весь тот негатив, который есть в нашей республике. Он многого не знает не потому, что не хочет. Он просто не знает. Ведь чиновники, которых он посылает проверять ту или иную отрасль, тот или иной район, зачастую обманывают его. Как это делается – известно. Приезжает проверяющий, естественно, находит уйму недостатков, упущений, просто разгильдяйства. Местные руководители стараются увещевать его: кто взятку даст, кто в ресторан поведёт, кто на охоту, кто ещё что-нибудь придумает, и всё. Всё нормально – докладывают президенту. Лучше, конечно, проверки делать самому. Потихоньку, постепенно. За месяц область можно объехать. И не предупреждать заранее. Тогда будет толк, я думаю.
А.Ф. СОКОЛОВ
«У СОВЕТСКИХ – СОБСТВЕННАЯ ГОРДОСТЬ»
Удивительно было узнать, что величайший западный экономист XX века Джон Кейнс в 20-е годы, после Великой Октябрьской социалистической революции, работал в Москве. Там, говорил он, была «главная лаборатория жизни». Еще он утверждал, что Советская Россия, «как никто, близка и к земле, и к небу».
Земной шар после Великого Октября стал жить по-другому. Новости из Страны Советов шли потоком, теснили друг друга. Лаборатория! Все было впервые, впервые в человеческой истории. И великая, высокая, как небо, цель — построить на этой грешной земле общество справедливости, общество без эксплуатации, общество для свободного развития людей труда.
На вызовы, брошенные капиталистическому миру Октябрем, нельзя было не реагировать. Начиная уже с 1917 года, был запущен глобальный, мощный, безостановочный пропагандистский маховик антисоветизма.
Антисоветская пропаганда педалирует тезис о том, что Октябрьская революция 1917 года свернула огромную страну с «магистрального пути развития человечества», со «столбовой дороги цивилизации». Владимир Яворивский тут как тут: «Так называемая революция прервала ход истории» (телеканал «1+1», 08.11. 2007 г.). Утопию о необходимости «возвращения в цивилизацию» стали активно навязывать общественному сознанию так называемые «шестидесятники». В 1990 году один из них, небезызвестный Юрий Карякин, ставший вскоре членом президентского совета при Б. Ельцине, в интервью «Комсомольской правде» драматически заявил: «Дано: Октябрьская революция. Дано: к 1917 году Россия входила если не в первую пятерку, то в первую десятку стран по всем основным критериям». Мол, прервали большевики столь успешное развитие державы. Здесь, как обычно в умствованиях «демократов», если присмотреться повнимательнее, присутствует ложный посыл. Да не входила к 1917 году Россия ни в пятерку, ни в десятку. Страна была измучена и разорена «ненавистной и непонятной» (определение известного русского философа-эмигранта Г. Федотова) войной, что уже само по себе подвигало народ к революционным настроениям. Начиная с 1914 года на фронты Первой мировой войны по всеобщей мобилизации в царской России было направлено 16 миллионов человек (только с одной Украины — четыре миллиона), в основном, конечно, крестьян.
Обстановка в России тех лет охарактеризована А. Деникиным, командовавшим Белой армией, в его «Очерках русской смуты»:«…разлитая вокруг безбрежная ненависть… веками накопившееся озлобление, ожесточение тремя годами войны». Это о нём, о«веками накопившемся озлоблении», писал крупный русский поэт, утонченный и честный Александр Блок: «Почему гадят в любезных сердцу барских усадьбах? Потому что там насиловали и пороли девок: не у того барина, так у соседа». Великий писатель Украины Михаил Коцюбинский описал «старую, дикую ненависть к пану, кто бы он ни был», в пронзительной новелле «Смех». Когда герой новеллы адвокат Чубинский в ходе революционных событий 1905 года выступал на митингах, «слова его вылетали из груди, как хищные птицы, смело и метко». Он и помыслить не мог, что его же негодующие выпады по поводу «противоположности интересов тех, кто даёт работу, и тех, кто вынужден ее брать», напрямую относятся и к нему лично. Жуткое прозрение наступило в один из дней после подавления революционных выступлений, когда черносотенцы с портретами царя вершили свои жестокие расправы, не забывая и о «мятежниках-интеллигентах». Чубинский поделился охватившим его чувством страха с «живой душой» в своей квартире с плотно закрытыми окнами — с наймычкой Варварой, домработницей, которую он искренне считал своим другом. «Панов бьют», — жалобно объяснил он. И неожиданно «с удивлением увидел, что сытое тело Варвары вздрагивает, словно от сдержанного смеха… И вдруг смех тот прорвался. — Ха-ха! Бьют… и пусть бьют… Этот дикий хохот один скакал по хате, и было от него так больно и страшно, как от безумного танца острых ножей, блестящих и холодных». И только тогда Чубинский «увидел то, около чего ежедневно проходил, как тот слепой. Эти босые ноги, холодные, красные, грязные и потрескавшиеся… Дранку на плечах, которая не давала тепла… Синий чад в кухне, твердую скамейку, на которой спала… между помоев, грязи и чада… Печальную, мутную жизнь, век в ярме… А он хотел еще от нее приязни…».
И снова вернёмся к вынужденным оценкам Деникина из его «Очерков русской смуты»: «…во всей стране не оказалось, кроме большевиков, ни одной действенной организации, которая могла бы предъявить свои права на тяжкое наследие во всеоружии реальной силы».
«Всеоружие реальной силы» обуславливалось прежде всего широкой народной поддержкой. По свежим следам событий писал в 1920 году об этой поддержке и председатель секретариата украинской Центральной рады, а затем председатель Директории писатель Владимир Винниченко: «Наше влияние было меньшим. Большевики, правда, тоже не имели крупных дисциплинированных частей, однако их преимущество было в том, что все наши широкие массы солдатства не оказывали им никакого сопротивления или даже переходили на их сторону; что почти все рабочие каждого города поднимались за ними; что в селах сельская беднота явно была большевистской; что, словом, огромное большинство самого украинского населения было против нас. И разумеется, что в таких условиях мы не могли победить. Город за городом, губерния за губернией переходили в руки большевиков».
Вообще-то говоря, большевикам было бы выгодно сравнивать итоги своей деятельности именно с 1917 годом, т.е. выбрать точку отсчета, так сказать, «по Карякину» (дано: Октябрьская революция; дано: к 1917 году…). А ещё выгоднее было бы вести отсчет с 1921 года, когда страна лежала в руинах после двух революций — Февральской и Октябрьской, после мировой и гражданской войны, после многонаправленной послереволюционной иностранной интервенции. На таком фоне любое мало-мальское продвижение вперед казалось бы значительным. Однако большевики поступали по-честному. Из принципа. Они вели сравнение с 1913-м годом — годом высших достижений царской России. Для большевиков было делом принципа сравнивать успехи социалистической экономики именно с максимальными успехами экономики несоциалистической, дореволюционной. А достижения Страны Советов были поразительными, что должно быть известно научному работнику Ю. Карякину, раз уж это известно всему миру.
Уже к 1926 году в СССР был восстановлен уровень промышленного производства 1913 года, а к 1939 году он был превышен более чем в девять (!) раз, т.е. рост составил 800 процентов. Тот же показатель для Франции в том же 1939 году составлял 93%, для Англии — 113%, для США — 120%, для Германии — 131%. Если в 1913 году объем промышленного производства в царской России составлял 6,9% от соответствующего показателя в США, то в 1980 году СССР производил уже 80% промышленной продукции от уровня США.
