Ознакомительная версия.
«В коммунизм верила. Удивляла расплывчатость определений. Не нравилось, когда говорили только о бесплатных товарах. Родители от вопросов уклонялись» (О. К. Интервью 8. Личный архив автора).
Но непонимания, равнодушия и насмешки в отношении к коммунизму у детей тоже хватало.
«По-моему, я задавал вопросы, и мне говорили, что при коммунизме все будут давать просто так, без денег» (А. Г. Интервью 3. Личный архив автора).
«Категорически нет. Я вырос в хорошей, образованной и трудолюбивой семье. У нас ценились труд, знания, умения. Никогда в семье такие темы всерьез не поднимались, тем более что история нашей семьи, как и многих, была совсем непростая. Но и какого-то махрового антикоммунизма не было. Это – не наше дело, недостойно. Главное – заниматься нормальным делом. Все-таки старое воспитание давало себя знать. Всерьез я никогда эту мишуру не воспринимал» (П. Г. Интервью 2. Личный архив автора).
«Что такое коммунизм, я ни в детстве, ни в школе не понимал и вообще не фиксировался на этом.., Мой отец был коммунистом, но об этом я узнал случайно, когда он уже ушел из семьи, его явная аполитичность перешла ко мне по наследству» (А. К. Интервью 6. Личный архив автора).
«О коммунизме были противоречивые впечатления. До его наступления в 1980 году оставались считанные годы и не очень верилось, что деньги отменят и потребности будут удовлетворяться, так как в магазинах ничего не было, и всюду был дефицит. Но учителя в 70-е годы уже о коммунизме говорили мало. Больше о развитом социализме. Домашним вопросы не задавал, понимал, что вызовет только иронию» (Л. С. Интервью 10. Личный архив автора).
«Боюсь, что в мое время строить коммунизм уже никто не собирался. Лозунги про коммунизм при Брежневе уже как-то не муссировались, мы знали, что живем при социализме, а коммунизм – красивая мечта. Для нас он отодвинулся в неопределенное светлое будущее. Поколения, которые его всерьез строили и собирались при нем жить, к этому времени пожухли и притихли» (А. К. Интервью 11. Личный архив автора).
Мой римский корреспондент Gabriele L-M., которому я задала аналогичные вопросы о политических терминах, доктринах и персоналиях, сообщил о гораздо более позднем приобщении к сфере политического, хотя вырос в политизированной семье – его родители состояли в Республиканской партии Италии. В раннем детстве о коммунизме, фашизме, либерализме он не слышал и не знал ничего. Лет в девять начал воспринимать термины, но с идеологиями познакомился не раньше тринадцати. Он хорошо помнит похищение Альдо Моро, о котором с жалостью говорили родственники у телевизора. О Гитлере знал из поверхностных телевизионных передач и военных фильмов. Однажды отец повел сына на выставку военной техники, и у мальчика возникло чувство, что он оказался в Германии. Его мать плохо отзывалась о Муссолини. Только в школе на уроках истории, лет в тринадцать, он услышал о Ленине и Сталине. А что касается Брежнева, то это имя мой корреспондент впервые узнал из моего вопроса.
«Cominciai a comprendere i termini ma solo i termini, credo intorno ai 9 anni, in quell periodo sicuramente gia’ li conoscevo ma non conoscevo bene le ideologie, quelle a13 anni. Ero molto piccolo quando venne sequestrato Aldo Moro, ricordo in particular modo un momentonel quale ero a casa di mia nonna e di mia zia, ad Avezzanno. Parliamo ancora delle veccie tv in bianco e nero, per alcuni secondi parlando mostrarono il volto di Moro e mia nonna disse: „eccolo la’, poveretto“. Hitler a livello televisivo era molto citato ma in modo oltretutto confuso e superficiale. Quando I film inserivano dei tedeschi era per la Guerra, dunque… un giorno con mio padre ed alcuni amici di famiglia andammo in un posto dove si trovavano alcuni carri armati e comunque apparati military, io ero convinto di trovarmi in Germania. Di Mussolini parlava male mia madre in modo genericо. Lenin e Stalin credo di averli sentiti nominare molto tardi, forse solo 13 studiando storia con la scuola. Brezhnev me lo citi ora Tu» (Gabriele L-M., электронное письмо от 16.06.2015. Личный архив автора).
Социолог-политолог Юрий Аксютин анкетировал в 1998 и 1999 году представителей старшего поколения, задавая два последовательных вопроса: «верили ли вы в построение коммунизма?» и «верили ли вы в построение коммунизма в 1980 году?». Многочисленные ответы приведены в книге «Хрущевская оттепель и общественные настроения в СССР 1953—1964 гг.» (М.: РОССПЭН, 2010. Изд.2-е). Из ответов несомненно следует, что в реальном живом общении взрослых людей коммунизма не было точно так же, как его не было в общении детей. Зрелые люди начала 60-годов, независимо от веры или неверия в коммунизм, держали свои мысли при себе и не знали, что думают окружающие.
«Все верили и мы тоже» (с. 413). «Никто этому не верил» (с. 419). «Все будут довольны и счастливы, будем хорошо питаться и пользоваться городскими товарами» (с. 413). «Никто не понимал, что такое коммунизм. Но верили, что жизнь станет лучше, тем более что она действительно улучшалась, колхозники получили паспорта, и мои братья смогли уехать в Москву на заработки» (с. 413). «С нашим народом нельзя коммунизм построить, надо перевоспитать сначала» (с. 414). «С нашим народом построить коммунизм нельзя» (с. 418). «Никогда не будет в нашем обществе равенства и благоденствия» (с. 414) «К этим обещаниям мы привыкли и на эту говорильню не обращали внимания. Брехня! – вот как это воспринималось» (с. 414). «Эти утверждения были как анекдот, как злая шутка, им никто не верил и всерьез не относился» (с. 414). «Программа всеми принималась на ура» (с. 415). «Программа была встречена с огромной радостью. Появилось впереди что-то огромное и ценное, к чему все стремились» (с. 416). «В это мог поверить только глупый» (с. 418). «Ведь нам обещали приятное, почему же не поверить?» (с. 417). «Тогда ничего хорошего не ждали, все постепенно дорожало» (с. 418). «Кажется, не было человека, который не смеялся бы над этим» (с. 418). «В душе знали, что этого не будет, но помалкивали» (с. 418).
Разумеется, взрослые помалкивали и при детях. Вслух и при детях о коммунизме можно было высказать только одно сомнение: «с нашим народом коммунизм не построишь». Идеал коммунизма и программу партии это сомнение не затрагивало, всю вину оно перекладывало на «плохой» народ. Идеал прекрасный, лучше не бывает, партия ведет нас правильно, беда в том, что мы подкачали, мы плохие. «Были бы мы хорошие люди, можно было бы и коммунизм построить» – сама слышала, и не раз, но не от родителей.
Гласное и публичное сомнение в коммунизме было делом подсудным. Архивные материалы о «беспорядках» в Краснодаре, исследованные Владимиром Козловым (Массовые беспорядки в СССР при Хрущеве и Брежневе: 1953 – начало 1980-х гг. З-е изд. – М.: РОССПЭН, 2010), доказывают это жуткой историей. Комсомолец Виктор Божанов, закончивший десятилетку и собиравшийся поступать в институт, оказался на улице Красной, где бушевала толпа, совершенно случайно: он шел с девушкой в кино. Благополучный юноша, вчерашний школьник кинулся в толпу, мгновенно забыв кино и подружку. Материалы дела свидетельствуют, что комсомолец был виновен дважды: «Он призывал добиваться повышения заработной платы и даже „высказывал неверие в построение коммунизма“» (с. 299—300). Вот что, оказывается, было в мыслях и на сердце у комсомольца, и никто об этом не догадывался. Несчастного юношу судили и приговорили к пятнадцати годам.
Вместе с программой партии, пообещавшей светлое будущее через двадцать лет, был сочинен учебник «Обществоведение» для выпускных классов средней школы и средних специальных учебных заведений. Это был текст об идеалах коммунизма, о неизбежности коммунизма, о «развернутом строительстве» коммунизма под руководством коммунистической партии. Суть учебника оставалась неизменной, менялись только подробности: вместо прежних генсеков появлялись новые и тихонько испарялись слишком громкие обещания. Обеспечить, например, к 1980 году отдельной благоустроенной квартирой каждую советскую семью, включая семьи молодоженов, или увеличить производительность труда в промышленности в четыре с половиной раза, а в сельском хозяйстве – в шесть раз.
Учебник – не политинформация, которую можно не слушать, читая книжку под партой. Обществоведение – строка в аттестате. Детям все это приходилось заучивать. Про то, что у нас вся власть принадлежит трудящимся, а «на той стороне расколовшегося в 1917 году мира человеку труда настойчиво внушают, что он пигмей» (Обществоведение. – М.: Политиздат, 1983 с. 247). Про общий кризис капитализма, подавляющего рабочее движение: «антинародные законы позволяют правительствам запрещать забастовки» (Обществоведение – М.: Политиздат, 1972, с. 107). Авторы прекрасно знали, что у нас в Новочеркасске попытку забастовать расстреляли и задавили танками.
Конечно, это был не учебник, а помрачение мозгов. Пропагандисты твердили, что коммунизм неизбежен: марксизм-ленинизм познал исторические и экономические законы, поэтому советский народ под руководством партии прокладывает путь всему человечеству. У нас уже сейчас все равны. У нас уже сейчас самая лучшая демократия. Свобода слова у нас ограничена только запретом на пропаганду насилия, безнравственности, человеконенавистничества. А еще у нас запрещено «преследование за критику» (Обществоведение. – М.: Политиздат, 1983. с. 212). У нас уже сейчас все прекрасно, а при коммунизме будет еще лучше. При коммунизме можно будет заботиться о красоте одежды – «ведь само по себе желание красиво одеваться вполне оправданно, особенно в молодом возрасте». При коммунизме не будет извращенных потребностей: «Человеку коммунистического общества не придет в голову дикая мысль требовать особняк в 100 комнат, когда ему достаточно трехкомнатной квартиры». Глупости про одежду и особняк появились уже в первом издании (Обществоведение. – М.: Госполитиздат, 1962. с. 277) и дошли до последнего (Обществоведение. – М.: Политиздат, 1987. с. 195). В переводах учебник выходил вплоть до 1989 года – в Риге и Ташкенте, в Каунасе и Фрунзе, в Ереване и Киеве.
Ознакомительная версия.
