Ознакомительная версия.
В построение антисоветского проекта была вовлечена значительная часть интеллигенции, которая в постоянных дебатах совершенствовала тезисы и аргументы, искала выразительные метафоры. Со временем, к концу 70-х годов в это предприятие было втянуто практически все общество — хотя бы в качестве зрителей и слушателей. Книги и фильмы с антисоветским подтекстом, теле- и радиопередачи, песни бардов и “фольклорный” черный юмор, шутки КВН и анекдоты — все имело идеологическую антисоветскую нагрузку433.
Тексты виднейших “шестидесятников” мне пришлось читать уже в 90-е годы, когда они стали выражаться гораздо яснее и полнее. Но все равно, эта уклончивость остались. И какое-то удивительное принижение всех проблем бытия. Как будто им самим их собственная позиция по главным вопросам казалась предосудительной. Уход от “вечных” вопросов как культурное кредо целого течения. В этом, видимо, был большой смысл.
Поразительно, что сама интеллигенция этого раскола не замечала, да и не замечает. Следовало бы понять, каковы причины этой неспособности интеллигенции к рефлексии, к осмыслению собственных установок. Кое-что сформулировали уже философы в “Вехах”. Они видели первую причину в том, что либеральная интеллигенция поразительно нечувствительна к фундаментальным вопросам. Ее ум кипит злобой дня. При том, что образованные люди страстно любят спорить, у нас уже 15 лет нет никакого диалога между противниками по основным вопросам. Даже между близкими людьми. Любой разговор через две фразы скатывается к обличению, к жгучим случаям. И это — общее свойство. Даже со “своими” не удается наладить нормальный для науки, кропотливый разбор фундаментальных вопросов. Ни до чего дойти не удается, ни одной “теоремы” не сформулировать.
Можно точно сказать, что “принижение” всех проблем и явлений — сознательная политика новых идеологов. С самого начала перестройки все будущие изменения подавались людям как “улучшения”, не меняющие основ жизненного уклада. Лишь из специальных работ членов “команды Горбачева” можно было понять масштаб ломки. Сегодня — то же самое. Продают за бесценок Норильский комбинат — тут же всех успокаивает министр: да что вы, какая мелочь, зато из этих денег учителям зарплату выплатят за октябрь. И так — обо всем.
Вторая причина, по которой интеллигенция в массе своей не замечает, что отщепилась от народа, состоит, по-моему, в утрате исторической памяти и нарастающем гуманитарном невежестве. Это надо признать с глубоким сожалением. Из-за этого оказалось возможным внедрить в умы интеллигентов в качестве новых “истин” самую пошлую, доходящую до гротеска ложь.
Возьмем одну сторону советской жизни, котоpая стала пpедметом издевательств для либерального интеллигента — тpадиция советских оpганов пpинимать pешения единогласно. Фотогpафии Веpховного Совета СССР с единодушно поднятыми pуками вызывали хохот. Во, тоталитаpизм, ха-ха-ха! То ли дело на Западе — за pешение надо боpоться, все в поту, и пеpевес достигается одним-двумя голосами. Ясно, что у них pешения гоpаздо пpавильнее.
Здесь мы видим прискорбное невежество интеллигента. Ведь pитуал голосования выpажает главную метафоpу общества — хоть западного, хоть японского, хоть советского. В одном случае голосование — ритуал конкуренции на политическом рынке. В другом случае — демонстpация единства и подтвеpждение общей солидаpной воли. А компpомисс и поиск pешения в обоих случаях ищется до pитуальной цеpемонии голосования.
Ритуал демонстpации единства — дpевний pитуал, сохpаняемый тpадиционным обществом. Это мы видим и в пpоцедуpах голосования в советах диpектоpов японских коpпоpаций, где не жалеют вpемени и сил на пpедваpительное обсуждение пpоектов pешения, но пpинимается оно единогласно. Это мы видим и в сохpанившихся “пpимитивных” обществах, изучаемых антpопологами.
К.Леви-Стpосс пишет в “Структурной антропологии”: “Насколько глубоко могут быть укоpенены в сознании установки, совеpшенно отличные от установок западного миpа, безусловным обpазом показывают недавние наблюдения в Новой Гвинее, в племени Гауку-Кама. Эти абоpигены научились у миссионеpов игpать в футбол, но вместо того чтобы добиваться победы одной из команд, они пpодолжают игpать до того момента, когда число побед и поpажений сpавняется. Игpа не кончается, как у нас, когда опpеделяется победитель, а кончается, когда с полной увеpенностью показано, что нет пpоигpавшего…
Важно отметить, что почти во всех абсолютно обществах, называемых “пpимитивными”, немыслима сама идея пpинятия pешения большинством голосов, поскольку социальная консолидация и добpое взаимопонимание между членами гpуппы считаются более важными, чем любая новация. Поэтому пpинимаются лишь единодушные pешения. Иногда дело доходит до того — и это наблюдается в pазных pайонах миpа — что обсуждение pешения пpедваpяется инсцениpовкой боя, во вpемя котоpого гасятся стаpые непpиязни. К голосованию пpиступают лишь тогда, когда освеженная и духовно обновленная гpуппа создала внутpи себя условия для гаpантиpованного единогласного вотума”434.
Говоря о том, что смех при виде советского единогласного вотума был следствием именно невежества нашей интеллигенции, я подчеркиваю, что дело было вовсе не в рациональной установке современного человека, отвергающего нормы традиционного общества. Конечно, такая установка подспудно присутствовала в сознании образованных людей и была действительным мотивом их смеха над нормами Верховного Совета — но эти образованные люди не могли перевести ее в рациональную плоскость, не могли «освоить» ситуацию и найти неразрушительный выход из нее. Осмеяв ритуал, который был продуктом мироощущения большинства их соотечественников, либерально настроенная интеллигенция даже не задумалась над сутью мировоззренческого конфликта — и в результате без всякой необходимости углубила этот конфликт и способствовала его превращению в катастрофу.
Если бы она не была так невежественна и поняла, что речь идет о противоречиях модернизации, что часть общества переросла традиционные нормы и ритуалы — а значительная часть, напротив, этим нормам следует, то назревающий конфликт был бы ликвидирован путем его превращения в нормальную проблему поиска приемлемых способов увеличения культурного разнообразия. Поиска именно приемлемых шагов — без оскорбительного смеха «продвинутых» и всплесков враждебности «агрессивно-послушного большинства». Ведь в предыдущий советский период такой поиск непрерывно велся и вполне успешно — модернизация общества, включая и большие народы Средней Азии, и малые народы Сибири или Северного Кавказа, шла быстро и без тяжелых столкновений.
Погружение в атмосферу гуманитарного невежества проявлялось и в том, что незаметно интеллигенция вообще утратила навык быстрого ознакомления с конкретными проблемами общественного бытия по доступным источникам информации. Неудивительно, что экономисты из “бригады Горбачева” легко могли лгать об избытке тракторов в колхозах или ненужном производстве стали и удобрений. Ведь в ответ на это вранье средний интеллигент не только не заглянул в книгу типа “Структурной антропологии”, но и не протянул руку к полке и не посмотрел в самый элементарный справочник. Когда продажные журналисты раздувают “нитратный психоз”, готовя общество к полному лишению нашего сельского хозяйства удобрений, это можно понять — “революционная целесообразность”. Но ведь в среде интеллигенции этот психоз создавался без всяких затруднений, хотя узнать реальность не составляло никакого труда.
Если бы интеллигенция в массе своей не утратила любознательности и исторической памяти, то в момент, когда господствующее меньшинство предложило ей “вернуться на столбовую дорогу цивилизации”, она могла бы быстро произвести в уме простейшее морфологическое сравнение России и Запада и легко увидеть, что речь идет о двух разных типах цивилизации. А значит, она могла бы предвидеть катастрофические последствия попытки имитации Запада. И она бы неизбежно увидела нарастающее отщепление “либерально-западнической” субкультуры от ядра всей культуры России.
Приступ элитарного сознания. Согласно наблюдениям А.Тойнби, элита способна одухотворять большинство, лишь покуда она одухотворена сама. Ее человечность в отношении большинства служит залогом и одновременно показателем ее одухотворяющей силы. С утратой этой человечности элита, по выражению Тойнби, лишается санкции подвластных ей масс. Именно это национальное несчастье случилось за последние десятилетия в России.
Вся перестройка как “демократическая революция” была проведена так, что лозунг демократии был для нее ширмой, маской. Ни о каком служении народу и даже компромиссу с ним и не помышлялось. В целом интеллигенция приняла на себя роль “просвещенного авангарда”, который был готов гнать массу силой (пусть и силой внушения и убеждения), не считаясь ни с какими ее страданиями. К этой массе не было не только уважения или любви — не было даже простого сострадания.
Ознакомительная версия.
