Из здания Верховного Совета на жужжащую как пчелиный рой площадь были выведены громкоговорители. Из них лились новости радиостанции «Эхо Москвы», бодрящие речи депутатов и «видных интеллигентов», приехавших к нам в гости, а также эмоциональная болтовня молодых журналистов из популярной передачи «Взгляд».
У меня сложилось впечатление, что они просто пьянели от адреналина собственных заявлений, периодически сея панику на площади. В сочетании с автоматными очередями, доносившимися до нас с Садового кольца, сообщения о том, что «танки и БТРы прорвали первый эшелон нашей обороны на Калининском проспекте» вызывали среди демонстрантов нездоровое оживление. Когда же радиорубка Верховного Совета сообщила, что в результате первого боевого столкновения есть погибшие, напряжение среди добровольцев достигло апогея. Любой звук мог показаться выстрелом, любой шепот — криком.
Если кто-то вдруг «замечал» силуэты приближающихся солдат, например, в практически не освещенном парке имени Павлика Морозова, то эта новость расходилась по людским цепям в мгновение, обрастая «дополнительными сведениями и наблюдениями». Вместе с напряжением росло и подозрение ко всякому, кто хотя бы теоретически его мог бы вызвать. Ко мне, как к «сотнику», то и дело подводили каких-то только что обнаруженных в толпе и схваченных «агентов КГБ». Некоторые из них были по дороге ко мне слегка побиты «восставшим народом», проявлявшим в эти часы «великого ночного стояния» удивительные чудеса бдительности. Этих случайных прохожих или зевак приходилось для успокоения доставлявшего их народного конвоя «арестовывать», а затем под защитой моих ребят выводить из опасной зоны и отпускать на все четыре стороны. Ума не приложу, почему этих несчастных тащили именно ко мне. Возможно, скорая расправа над «похитителями флага» превратила меня и моих людей в подобие СМЕРШа. Не знаю. Но тогда мне было не до шуток.
То и дело на площади происходили какие-то новые инциденты. Взорвавшаяся от перегрева осветительная лампа на фонарном столбе, установленном у автостоянки, вообще вызвала настоящую панику. Все подумали, что это начало штурма. Люди стали разбегаться в разные стороны, давить друг друга. Слава богу, в этот раз обошлось без жертв.
Вспоминая август 1991 года, я прихожу к выводу, что не всегда трагедия повторяется фарсом. Случается и наоборот. Двусмысленная, непоследовательная выходка ГКЧП, комедия, разыгранная Горбачевым в Форосе, «героическая оборона» Белого Дома — все это было фарсом. Ни самоубийство маршала Ахромеева и министра внутренних дел Пуго — почти единственных приличных людей в «перестроечном» руководстве, не вынесших позора своего поражения; ни аресты активных участников ГКЧП, из которых только генерал армии Валентин Иванович Варенников не вышел под объявленную амнистию, а дождался суда и выиграл его; ни смерть трех молодых ребят в нелепом столкновении с бронетехникой в ту бесконечную ночь с 20 на 21 августа — ничто из этих драматических событий не сможет отмыть опереточную репутацию путча 1991 года. Но для меня и моих товарищей это был первый политический опыт, причем, опыт бесценный.
Именно август 91 года показал всем трусость Горбачева, коварство Ельцина и готовность обоих жертвовать в своей борьбе за власть судьбой страны и жизнью народа. Думаю, те дни разделили и огромный людской океан, бушевавший у стен Верховного Совета. На одном его берегу остались те, кто расставался со своей огромной страной с чувством великой потери. На другом — осела пена партийной номенклатуры, дорвавшейся до власти и собственности умирающего СССР.
Чем же все-таки на деле была перестройка, затеянная Горбачевым и убитая декретом ГКЧП? Революцией в сознании масс, поиском страной своей идентичности, пробуждением национального чувства у народов СССР или проявлением хаоса в головах их партийных боссов? Ни то, ни другое, ни третье. И уж точно — не четвертое.
Перестройка была затеяна номенклатурой — коммунистической бюрократией, желавшей сохранить контроль над собственностью и власть в условиях всеобщего хаоса и разложения. Бюрократии нужно было найти возможность организации такого мирного переворота в стране, который бы позволил представить узурпацию государственной собственности как неизбежное следствие широкомасштабных социальных потрясений. Опытные манипуляторы, натравив на СССР агрессию этнического шовинизма, раскачали страну. Огромные массы народа были приведены ими в движение сознательно, и этот процесс ни на секунду не выходил из-под их контроля. В решающий момент манипуляторы выдвинули самих себя в «народных кормчих», используя для этого безграничную административную власть, а также контроль над СМИ и финансами. Старая Система не умерла, она просто поменяла фасад.
С какой легкостью Ельцин переиграл своих оппонентов в августе 1991 года! Была ли возможной его триумфальная прогулка во власть без активной поддержки партийной номенклатуры, окопавшейся в московской мэрии? Без преступной солидарности с его действиями со стороны коммунистической бюрократии, засевшей в Казанском кремле, Смольном дворце, администрациях краев и областей России, не говоря уж о хозяевах президентских резиденций Киева, Тбилиси, Ашхабада, Алма-Аты, Ташкента, Душанбе?
Если бы руководство КПСС действительно желало сохранить Великую Державу, Ельцину и его окружению не нашлось бы места в ее истории. Их бы просто не было.
Август 91 — го года во многом определил всю мою дальнейшую жизнь. Я вдруг понял, что сам могу влиять на окружающий меня мир, я почувствовал в себе задатки лидера. Наблюдая за Ельциным и его окружением, я заглянул в пропасть политического цинизма и с отвращением отвернулся. Впервые я поверил в силу публичного слова, мощь народного напора, значение политической инициативы. Именно тогда я решил навсегда связать свою судьбу с судьбой моего народа.
В последний год своей работы в Комитете молодежных организаций СССР я задумал создание нашего аналога Атлантической ассоциации молодых политических лидеров, которая успешно действовала в США и Западной Европе под эгидой НАТО. Эта контора отбирала в свои ряды перспективных политиков в возрасте до 45 лет, натаскивала их в духе атлантизма на всевозможных форумах и стажировках и помогала продвигаться вверх, не теряя установившихся в ходе неформального общения партнерских связей.
Я решил учредить нечто подобное. В итоге появился «Форум-90» — Ассоциация молодых политических деятелей СССР. В ее состав я пригласил всех ярких, растущих лидеров новой русской смуты: возглавлявшего в то время Управление международных организаций МИД СССР Андрея Козырева, работавшего в Международном отделе ЦК КПСС Андрея Федорова, народных депутатов СССР и РСФСР Николая Федорова, Олега Румянцева и многих других. Зачастую политические воззрения моих коллег по Форуму отличались настолько, что было вообще непонятно, каким образом они уживаются в одной ассоциации.
После разгрома ГКЧП Козырев, незадолго до этого назначенный министром иностранных дел РСФСР, сделал мне предложение стать его заместителем. Я отказался, предложив вместо себя Андрея Федорова, с которым мы состояли в приятельских отношениях еще со времени совместной работы в КМО. Канцелярская работа после событий августа 1991 года меня не прельщала, в предчувствии бури я рвался в бой. И буря грянула.
8 декабря 1991 года в конференц-зале Академии общественных наук по моей инициативе собирался Первый Конгресс молодых политических лидеров СССР. В Москву съезжались делегации из большинства столиц республик Союза ССР — молодые парламентарии, министры, общественные деятели.
Обещали приехать Горбачев, Руцкой, Козырев, причем последний — из Минска, куда он улетел с Ельциным на какую-то встречу. Никто из нас не знал, что в этот день президенты трех республик СССР — Борис Ельцин (Россия), Леонид Кравчук (Украина) и Станислав Шушкевич (Белоруссия) — в правительственной резиденции в белорусской Беловежской Пуще подпишут соглашения, означавшие прекращение существования Союза Советстких Социалистических Республик.
Горбачев так и не приехал на Конгресс, прислал вместо себя пресс-секретаря, который и поведал изумленной сообщением из Минска публике, что страны, в которой мы родились, больше нет, и что «Михал Сергеич тоже узнал об этом из теленовостей». «Ну, так пусть и арестует заговорщиков немедленно!» — сказал я из президиума, и зал взорвался аплодисментами. Пресс-секретарь сделал жалкую гримасу и удалился. Через час на Конгресс пожаловали сразу два «ВИП-гостя» — Руцкой и Козырев. Четыреста делегатов Конгресса стали свидетелями неприличной перепалки вицепрезидента, который «тоже все узнал из телевизора», и министра иностранных дел, рассказавшего о том, что он вместе с Ельциным совершил пару часов тому назад в правительственной резиденции под Минском.
