За границей жизнь нередко напоминает мне об этом парадоксе. Часто случается, что, приехав в новую страну, я нахожу ее очень приятной, очень красивой. Все, с кем я встречаюсь, настроены весьма дружелюбно. Жаловаться не на что. Но затем, день за днем выслушивая людей, я узнаю об их проблемах, заботах и тревогах. Внутренне слишком многие чувствуют себя неуверенными и неудовлетворенными своей жизнью. Их мучает ощущение изолированности; за ним следует депрессия. А результат – тревожная атмосфера, такая общая черта всех развитых стран.
Поначалу меня это удивляло. Хотя я никогда и не воображал, что материальное благополучие само по себе может избавить от страданий, все же я должен признать, что, глядя на богатые в материальном отношении страны из Тибета, всегда бывшего очень бедным, я думал, что богатство куда более уменьшает страдания, чем это оказалось на самом деле. Я ожидал, что с устранением чисто физических трудностей, от которых избавлено большинство живущих в индустриально развитых странах людей, счастья достичь намного легче, чем в суровых жизненных условиях. Но, похоже, невероятные достижения науки и технологии привели только к появлению многочисленных удобств, и не более того. Во многих случаях прогресс означает едва ли что-то иное, кроме всё большего количества роскошных домов во всё большем числе городов, со всё большим количеством автомобилей, курсирующих между ними. Безусловно, некоторые виды страдания исчезли, в особенности некоторые болезни. Но мне кажется, что в целом страданий не стало заметно меньше.
Говоря так, я постоянно вспоминаю случай, происшедший во время одной из моих первых поездок на Запад. Я был в гостях у очень богатой семьи, жившей в большом, хорошо оборудованном доме. Все члены этой семьи были обаятельны и вежливы. Слуги предупреждали любое желание, и я уже начал думать, что здесь, возможно, отыщутся доказательства того, что богатство может служить источником счастья. Хозяева дома источали атмосферу мягкой уверенности. Но потом я увидел в ванной, в приоткрытом стенном шкафу, ряды упаковок с транквилизаторами и снотворным, – которые энергично напомнили мне о том, что слишком часто существует настоящая пропасть между видимой внешностью и внутренней реальностью.
Этот парадокс, состоящий в том, что внутренние – можно назвать их психологическими и эмоциональными – страдания так часто возникают среди материального благополучия, нетрудно заметить в большей части западных стран. Он действительно столь всепроникающ, что можно даже задуматься, нет ли в западной культуре чего-то такого, что создает у живущих в ней людей предрасположенность к страданиям подобного рода? Но в этом я сомневаюсь. Тут действует слишком много факторов. Очевидно, что играют роль и сами материальные достижения. Но мы также должны упомянуть растущую урбанизацию современного общества, с ее высокой концентрацией людей, живущих в тесной близости друг к другу. В этом контексте обратите внимание, что в наши дни, вместо того чтобы искать поддержку друг в друге, мы, когда только возможно, полагаемся на машины и службы сервиса. Если прежде фермеры для сбора урожая должны были сзывать всех членов своих семей, то теперь достаточно позвонить по телефону подрядчику. Мы видим, что современная жизнь организована так, чтобы каждый как можно меньше зависел от других. Более или менее общим стремлением является желание каждого иметь свой собственный дом, собственный автомобиль, собственный компьютер и так далее, – для того чтобы стать как можно более независимым. Это естественно и понятно. Нужно также учесть растущую автономию, которую люди обретают в результате достижений науки и техники. Действительно, в наше время можно быть куда более независимым от других, чем когда-либо прежде. Но вместе со всем этим растет и ощущение того, что мое будущее зависит не от моих соседей, а от моей работы, или, скорее, от моего нанимателя. А это подталкивает нас к мысли, что, поскольку другие не имеют значения для моего счастья, то и их счастье не важно для меня.
Мне кажется, мы создали общество, в котором людям все труднее и труднее проявить истинную любовь друг к другу. Ведь вместо чувства общности и сопринадлежности, которые, как мы видим, являются столь утешительной чертой менее богатых (в основном сельских) общин, мы обнаруживаем очень высокую степень одиночества и отчужденности. Несмотря на то, что миллионы живут в очень тесной близости друг к другу, похоже, что многим людям, особенно пожилым, не с кем поговорить, кроме своих домашних животных. Современное индустриальное общество часто поражает меня тем, что оно похоже на огромную самодвижущуюся машину. Оно не подчинено людям; наоборот, каждая личность является крошечным и незначительным винтиком, у которого нет выбора, кроме как двигаться, когда движется вся машина.
Всё это поддерживается современной риторикой на темы роста и экономического развития, что чрезвычайно усиливает людскую склонность к соперничеству и ревности. А вместе с этим возникает осознанная необходимость делать вид, что все отлично, – и это уже само по себе становится огромным источником проблем, напряженности и несчастий. Однако психологические и эмоциональные страдания, преобладающие на Западе, все-таки, похоже, в меньшей степени отражают несовершенства культуры, нежели основные склонности человека. В действительности я заметил, что сходные внутренние страдания явно существуют и за пределами западных стран. В некоторых районах Юго-Восточной Азии можно наблюдать, как с ростом материального благополучия традиционные системы верований начинают терять свое влияние. В результате мы видим проявления тревожности, во многом сходные с установившимися на Западе. Это заставляет предположить, что подобная склонность есть у всех нас и таким же образом, как физическая болезнь есть отражение окружающей обстановки, психологическое и эмоциональное страдания возникают в связи с определенными обстоятельствами. Так, в неразвитых странах, на Юге, или в странах «третьего мира», мы находим болезни, связанные именно с этой частью планеты, – такие, которые возникают из-за плохих санитарных условий. И наоборот, в урбанизированных индустриальных странах мы видим заболевания, которые проявляются в связи с данной средой. Здесь вместо расстройств от плохой воды мы находим расстройства, обусловленные стрессом. Все это означает, что есть серьезные причины для того, чтобы предположить существование связи между нашим чрезмерным вниманием к внешнему прогрессу и несчастьем, тревожностью и недостатком удовлетворенности в современном обществе.
Эта оценка может показаться слишком мрачной. Но, если мы не осознаем размер и характер наших проблем, мы не сможем даже приступить к их решению.
Ясно, что главная причина увлеченности современного общества материальным прогрессом – большие успехи науки и техники. Самое привлекательное в этой деятельности человечества – то, что она приносит результат сразу. Она совсем не похожа на молитву, результат которой по большей части невидим – если и есть вообще. А на нас производят впечатление именно результаты. Да и что может быть более естественным? К несчастью, эта привязанность заставляет нас думать что ключи к счастью – это, с одной стороны, материальное благосостояние, а с другой – сила, даруемая знанием. И в то время как любому, кто обладает зрелым мышлением, ясно, что первое не может само по себе дать нам счастье, относительно второго это не столь очевидно. Но на деле одно лишь знание не может обеспечить счастье, которое взрастает из внутреннего развития, не зависящего от внешних факторов. Действительно, хотя наше очень подробное и специфическое знание внешних явлений представляет собой замечательное достижение, стремление ограничиться им, свести все к нему далеко от счастья и на деле может быть даже опасным. Из-за него мы можем потерять связь с более широкой реальностью человеческого опыта, и, в частности, забыть о нашей зависимости от других.
Нам необходимо также осознать, что происходит, когда мы слишком полагаемся на внешние достижения науки. Например, по мере того, как снижается влияние религии, растет неуверенность относительно того, как лучше вести себя в жизни. В прошлом религия и этика были тесно переплетены. Теперь же многие люди, веря, что наука «опровергла» религию, делают и следующий за этим вывод, – что, поскольку не видно решающих свидетельств существования какой-либо духовной власти, то и мораль, очевидно, является делом личного предпочтения. В то время как в прошлом ученые и философы чувствовали настоятельную необходимость искать надёжные основания, на которых можно было бы строить непреложные законы и абсолютные истины, в наши дни такой род исследований считается бесполезным. В результате мы видим полную перестановку, ведущую к противоположной крайности, где ничего высшего больше не существует, где сама реальность ставится под вопрос. Но это может привести лишь к хаосу.
