Работа, начатая Яном и продолженная ИКТ, до сих пор остается незавершенной. Целый ряд текстов, например, написанных Мясниковым, еще ждет своей публикации и анализа, и мы обращаемся ко всем в пролетарской среде – особенно к товарищам из новых групп в России – помочь нам донести эти документы до нового поколения революционных активистов.
Интернациональное коммунистическое течение,
январь 2005 г.
Часть I ИсследованияЭто исследование было написано Яном Геббсом как его бакалаврская диссертация. Оно является наиболее полной из его работ по истории левых коммунистов в России и должно было стать основой для более обширного труда, создать который помешала автору преждевременная смерть. Мы публикуем данную работу как она есть, внеся лишь несколько грамматических исправлений. Вместе с тем, из текста не всегда ясно, о каких именно левокоммунистических группах идет речь. Ян был убежден, что группа под названием «Коммунистическая рабочая партия России» реально существовала в начале 1920-х гг., хотя это требует дальнейшей проверки; в любом случае, как отмечает он сам, отличие этой организацией от более известной «Рабочей группой» Г. И. Мясникова вовсе не является очевидным. Проблема усугубляется также тем, что в оригинальном тексте Яна организация Мясникова именуется «Коммунистической рабочей группой» (КРГ), и это порождает дополнительные трудности: иногда аббревиатуры КРП и КРГ употребляются как синонимы -то ли по причине неясности самого исторического материала, то ли вследствие опечаток. К сожалению, Яна, который мог бы прояснить эти вопросы, уже нет с нами; поэтому мы приняли решение повсюду называть группу Мясникова «Рабочей группой» (РГ).
РОССИЙСКИЕ ЛЕВЫЕ КОММУНИСТЫ ПОСЛЕ 1920 ГОДА
Ян ГеббсВВЕДЕНИЕ
В этом тексте рассматривается деятельность левых коммунистов в России в период после 1920 года. Группы, о которых пойдет речь, составляли левое крыло Российской коммунистической партии (большевиков) – РКП(б) – и вели свое происхождение от фракции «левых коммунистов», образовавшейся в 1918 году. Те немногие историки, которые уделяли внимание этой фракции, не прослеживают ее дальнейшую судьбу, как будто столь влиятельное течение–а в 1918 году оно было близко к тому, чтобы привлечь на свою сторону большинство в центральных партийных органах и рабочих Советах – исчезло без следа. Почти все исследователи видят в более поздних левокоммунистических группах продолжение совершенно иных политических тенденций (например, «Рабочей оппозиции») или/и считают, что эти группы прекратили свое существование в начале 1920-х годов вследствие репрессий. Выбор периода после 1920 года обусловлен тем фактом, что большинство историков не рассматривает левых коммунистов в то время как организованную силу или же ограничивается констатацией существования этого явления в 1920-1921 гг. вне всякой связи с левокоммунистической фракцией 1918-1919 гг. Наша задача, таким образом, состоит в том, чтобы установить преемственность левых коммунистов 20-30-х гг. с их предшественниками и опровергнуть распространенный миф о том, что «левая оппозиция» (во Главе с Л.Д. Троцким) была в это время единственной оппозиционной силой.
Попытка вычеркнуть из истории российские левокоммунистические группы как организованную силу является отражением определенной социальной реальности. Левые коммунисты были немногочисленным и организационно раздробленным меньшинством, которое испытывало на себе воздействие усиливавшегося контрреволюционного террора. Поскольку они действовали в условиях глубокого подполья, их документы редко попадали на Запад и сохранились, главным образом, в малотиражных коммунистических газетах 1920-х годов, которые отсутствуют даже в ряде крупнейших архивов. Редкость этих документов и недостаток информации делают невозможным детальное исследование эволюции левокоммунистических групп и их взаимоотношений друг с другом. Тем не менее, в нашем распоряжении достаточно источников, подтверждающих, что в указанный период подобные группы продолжали существовать и оказывали влияние на такие более известные течения, как троцкистская «левая оппозиция» и группа «Демократического централизма» (децисты).
Левые коммунисты отличались от других групп, возникших в Российской коммунистической партии, следующими позициями:
– характеристика социал-демократии и Второго Интернационала как капиталистических организаций, левого крыла буржуазии. Отсюда следовало утверждение об их контрреволюционном характере повсюду в мире (а не только в России). Такая точка зрения обусловила неприятие левыми коммунистами политики «единого фронта». Они отвергали ленинское определение социал-демократических организаций как «буржуазных рабочих» партий, не считая возможным усматривать в них правое крыло рабочего движения;
– убежденность в том, что советы и советская демократия составляют основу диктатуры пролетариата;
– неприятие субституционизма (замещения класса авангардом) и слияния партии с государственным аппаратом;
– отрицание представления о государственном капитализме как прогрессивном и необходимом этапе борьбы за коммунизм;
– неприятие права наций на самоопределение и отношение к национально-освободительным войнам как к реакционным;
– поддержка оборонительной и экономической борьбы рабочего класса во всех ее проявлениях;
– стремление к установлению коллективного рабочего контроля над производством;
– отрицание парламентаризма и участия в выборах;
– неприятие тред-юнионизма во всех его формах.
Что касается последних, то в использовании парламентаризма и тред-юнионизма Коммунистическим Интернационалом левые коммунисты видели уступку социал-демократии.
Таким образом, сопротивление левых коммунистов бюрократизму в государстве и партии основывалось на иных предпосылках, чем те, из которых исходили другие оппозиции, также критиковавшие эти явления. Коммунистические левые оценивали Брестский мир, а затем нэп как серьезные поражение, обозначивший наступление контрреволюции в мировом масштабе и в России. В отличие от децистов, они боролись за демократию как в партии, так и в рабочем классе в целом. И в отличие от всех фракций, образовавшихся в ходе дискуссии о профсоюзах, они считали предмет этого спора не столь важным, как вопрос о необходимости советов, основанных на рабочей демократии. Они также понимали, что субституционизм и слияние с государством разрушают партию и делают ее неспособной выступать в качестве революционного авангарда, ибо, становясь неотделимой от государственного аппарата, партия вынуждена уступать соображениям realpolitik.
РОССИЙСКИЕ ЛЕВЫЕ КОММУНИСТЫ ПОСЛЕ 1920 ГОДА
Неслучайно одна из самых загадочных групп левокоммунистической направленности, действовавших внутри и вне РКП(б), возникла в Москве. Этот город, являвшийся одним из центров пролетарской активности, в 1918 г. был оплотом фракции «левых коммунистов», а затем и децистов, которые долго сохранял и там влияние среди рабочих и в партии, несмотря на неоднократные чистки, переброски и другие бюрократические репрессии. Группа, о которой не идет речь, не упоминается в работах Р.В. Дениэлса, Л. Шапиро и Э.Х. Карра, хотя ее документы более доступны для исследователей, чем материалы других небольших группировок, отколовшихся от РКП(б). Главным источником по истории этой группы на английском языке, являются публикации в левокоммунистической газете «Уоркерс' дредноут» за 1922 год. Первый документ, подписанный «Группой революционно-левых коммунистов (Коммунистической рабочей партии России)», напечатан в №12 этого издания. В нем объявляется о том, что группа «вышла из социал-демократической Российской коммунистической партии» и поддерживает основание Четвертого Интернационала в составе КРПГ (Коммунистическая рабочая партия Германии), КРПН (Коммунистическая рабочая партия Нидерландов), КРП (Коммунистической рабочей партии Великобритании, издававшей газету «Уоркерс' дредноут»), а также болгарских левых коммунистов. Судя по этому документу, московская группа какое-то время уже поддерживала связь с КРПГ, испытала ее влияние, и между ними было налажено регулярное сообщение по нелегальным каналам. Дальнейшим подтверждением этого является «Призыв российской рабочей оппозиции»,[1] из которого явствует, что группа, действуя в условиях подполья, смогла собрать среди российских рабочих денежную сумму, необходимую для печатания ее литературы в Германии (в России это было невозможно). Но, как указывал «Уоркерс дредноут», из-за высокой инфляции в России «миллионы рублей», «собранные с большим трудом» обесценились настолько, что суммы, полученной при их обмене, едва хватало на покрытие почтовых расходов–поэтому российские товарищи призывали помочь работе деньгами. В «Призыве» подчеркивались, что свои главные задачи как революционного авангарда группа видит в борьбе «против проводимой российским советским правительством Новой экономической политики и единого фронта». «Мы вступили в борьбу против предательства первых завоеваний революции, – писали «революционно-левые коммунисты». – Наша миссия состоит в том, чтобы двигать революцию дальше». Называя и партию, и советское правительство «российскими», они давали понять, что считают их «национальными» (т.е. непролетарскими) структурами, отошедшими от принципов интернационализма. Как и остальные члены КРИ (Коммунистического Рабочего Интернационала),[2] они были склонны недооценивать масштабы контрреволюции и переоценивать возможности нового подъема классовой борьбы в мировом масштабе под воздействием пролетариата в Германии и оживления борьбы рабочих в России в 1922-1923 гг. Поэтому они стали на сторону Эссенской организации КРПГ в ее полемике с Берлинской организацией, считавшей провозглашение Четвертого Интернационала преждевременным, и послали одного делегата на V съезд КРПГ в Ганновере, где тот докладывал о «нелегальной работе» в России.
