И, наконец, исторический прогрессизм и его телеологию, то есть возможность прогресса в ходе реализации общих социальных целей, столь же категорично отрицает и ученик Поппера Дж. Сорос. Который в своей книге «Открытое общество. Реформируя глобальный капитализм» решительно заявляет: «В открытом обществе нет цели».
Постмодернизм, обсуждая тему времени и истории, действует в обычной своей манере. То есть, не ссылается на предшественников, и лишь иногда вводит в свои тексты неявные цитаты из Ницше, Поппера, Хайека и т. д. Хотя в некоторых трудах постмодернистов преемственность позиции от исторического стохастизма признается вполне открыто. Так, например, Дж. Ваттимо в работе «Конец современности» не только использует понятие «постистория», но и указывает, что понимает «преодоление истории как… преодоление историцизма».
При этом постмодернизм явно наследует «стохастистам», отказываясь от идеи истории как логического, закономерного, «человекосообразного» и хотя бы в какой-то мере «человекоуправляемого» процесса.
Так, например, Ж. Ф. Лиотар утверждает: «Сегодня мы можем наблюдать… упадок доверия, которое западный человек… питал к принципу всеобщего прогресса человечества. Не существует позитивной ориентации, которая могла бы открыть перед нами какую-то новую перспективу».
Ж. Бодрийяр пишет: «История — наш утраченный референт… история была могучим мифом, который поддерживал… возможность объективной связности причин и событий…»
Ж. Деррида заявляет: «Чему не следует доверять, так это метафизическому концепту истории, который привязан не только к линейности, но и ко всей системе импликации (телеология, эсхатология, выявляющая и интерпретирующая аккумуляция смысла, известный тип традиционности, известный концепт преемственности, истины и т. п.)».
Для такого вывода постмодернисты не только предпринимают те процедуры метафизического и онтологического «убийства» ключевых понятий философской классики — целостность, бытие с его центрированностью, человек, субъект, смысл и так далее, — которые мы обсуждали ранее. Они, кроме того создают особую концепцию «времени событий».
Делёз и Гваттари, подчеркивая процессуальность времени, пишут: «Мы не стоим на берегу, наблюдая за течением реки, однонаправленным и разделенным на струи, а сами несемся в клубящемся потоке, сами вовлечены в процесс вариации». И далее указывают, что ризоморфный тип мироустройства задает множество линий движения индивидуальных событий, происходящих в разных (принципиально несочетаемых и несопоставимых!) временных измерениях. Такой вот замах не только на историю, но и на такую фундаментальную категорию, как время!
Впрочем, к постмодеристской концепции времени мы, возможно, еще вернемся. Здесь же отметим самое важное для нашей темы. А именно — то, что в постмодеристском мире-ризоме, якобы, нет самотождественного единства какого-либо человеческого «Я»: оно, скользя по ризоме, непрерывно (и непредсказуемо) меняется. И, тем более, в этом мире нет единого будущего. Так, Р. Барт с удовольствием цитирует Х. Л. Борхеса (роман «Сад расходящихся тропок»): «Вечно разветвляясь, время идет к неисчислимым вариантам будущего».
В итоге, в интрепретации постмодернизма «Стрелы времени» нет и не может быть. А история оказывается лишена не только смысла, но и направленности.
Подчеркну, что и для исторического стохастизма, и для постмодернизма базисным постулатом, своего рода аксиомой философии «антиистории», является социальный индивидуализм, противопоставляемый любому коллективизму.
О том, откуда это берется и что из этого вытекает, — в следующей статье.
Диффузные сепаратистские войны
Юг России. Виртуальный подогрев реальных конфликтов
Хуже всего дела обстоят там, где русское коренное население сталкивается с неконтролируемым наплывом мигрантов и проникновением радикального ислама
Эдуард Крюков
Развязывая диффузно-сепаратистские войны, враг делает ставку на обострение тех противоречий, которые наиболее легко перевести в желанное для врага остро конфликтное качество. В России на первом месте в совокупности подобных противоречий всегда будут находиться противоречия между этносами, входящими в наше очень сложно построенное полиэтничное общероссийское целое.
В таком многонациональном государстве, как СССР, у власти имелись в распоряжении идеологический, аппаратный и финансовый ресурсы для выстраивания элитного баланса, а также эффективных (с точки зрения сохранения территориальной целостности) форматов межэтнических коммуникаций.
В современной России, отвергнувшей идеологию как основу построения полиэтнического светского государства и погрязшей в политико-экономических войнах между элитными группами, часть которых заражена сепаратизмом, построение таких коммуникаций становится почти неразрешимой задачей. Хуже всего дела обстоят там, где русское коренное население сталкивается с неконтролируемым наплывом мигрантов и проникновением радикального ислама.
Наиболее отчетливо это можно видеть в последние годы в Ставропольском крае, где к провоцированию межнациональных и межконфессиональных конфликтов подключились российские и зарубежные националистические организации, блогеры и белоленточники. В результате и так достаточно напряженная обстановка в Ставрополье, связанная с близким соседством северокавказских республик, двумя чеченскими войнами, потоками беженцев и непрекращающейся борьбой с исламским терроризмом, обостряется до предела.
Отработка «механизма нагнетания напряженности» в регионе началась еще в феврале 2007 года, когда в городе Новоалександровске был убит казачий атаман А. Ханин. Он выступал за закрытие вредного производства, во главе которого стоял предприниматель из Грузии.
Буквально на следующий день после этого убийства в дело вступили блогеры, создавшие в «Живом журнале» «виртуальную картину» дальнейшего развития ситуации. Якобы казаки в отместку устроили в городе этническую «чистку» местного грузинского населения.
Эту виртуальную «картину», названную то «Русским бунтом», то «Новой Кондопогой», дополнили в интернете члены «Движения против нелегальной иммиграции» (ДПНИ). В ней появились и внутренние войска, окружившие город, и вертолеты для «усмирения восстания казаков»… Таким образом, блогеры сознательно и провокационно сработали на разогрев тех небольших волнений, которые произошли, — но, разумеется, не в таких масштабах.
Некоторые эксперты обращают внимание на то, что в Ставропольском крае периодически случаются стычки между местным населением (основная масса русские) и северокавказской молодежью, приезжающей на учебу и заработки. Но целенаправленное нагнетание ситуации через создание «виртуальной картины» страшного конфликта стало активно использоваться только со второй половины 2000-х годов.
Например, весной того же 2007-го в Ставрополе в массовой драке был убит студент из Чечни. Сразу же блогеры (с IP-адресов, зарегистрированных в Москве, Воронеже, Ростове-на-Дону и Краснодаре) вбросили в ЖЖ дезинформацию о том, что в город якобы приехали для «джихада» чеченские боевики.
На такой дезинформационный вброс не могло не быть реакции. В Ставрополь из Москвы тут же приехали представители ультраправых националистических организаций: «Северного братства», «Русского общенародного союза» (РОНС) и ДПНИ. Бойню удалось предотвратить лишь потому, что оперативно сработали правоохранительные органы, уже имевшие за плечами тревожный опыт массовых беспорядков в карельском городе Кондопоге осенью 2006 года. Многие «посланцы» были перехвачены на пути в Ставрополь.
Этот же механизм «виртуального обострения» конфликтной ситуации с добавлением новых элементов эскалации напряженности был применен и во время относительно недавних событий в городе Невинномысске Ставропольского края.
В ночь с 5 на 6 декабря 2012 года в драке с мигрантом погиб местный житель Н. Науменко. 15 и 22 декабря (опять не без помощи блогеров-националистов) у мэрии Невинномысска было собрано два «народных схода» с требованиями «отыскать и наказать убийц». Были и сотни сообщений в соцсетях о якобы очередном «бунте», и реальные выступления представителей националистических организаций, таких как «Народное ополчение Минина и Пожарского» (НОМП). Но как показали дальнейшие события, это было только начало.
Активисты незарегистрированной партии «Новая сила», НОМП и местные неоязычники развернули широкую кампанию по организации очередного митинга в Невинномысске под лозунгом «Ставрополье — не Кавказ!». Организаторы намеревались провести всероссийскую акцию и потребовать «вывода Ставропольского края из состава Северо-Кавказского федерального округа (СКФО) и введения особого миграционного режима».
