Ознакомительная версия.
Галина Старовойтова была убита в ночь с 20 на 21 ноября 1998 года, когда поднималась по лестнице к своей квартире. Как я узнала позже от ее семьи, нападение было хорошо спланировано и исполнено в стиле старого КГБ. Это повергло меня в шок, о чем я и написала президенту Ельцину. Убийцы, однако, так и не предстали перед судом. Галина Старовойтова принесла себя в жертву ради утверждение идеалов, воплощение которых подавляющее число российских граждан увидит еще не скоро. Обещаниям российских властей искоренить преступность нельзя верить, пока убийцы Старовойтовой, которые, по-видимому, имеют хорошие связи, гуляют на свободе.
ЭКОНОМИЧЕСКАЯ РЕФОРМА И МВФ
Попытки реформировать российскую экономику постоянно спотыкаются о беззаконие во всех его проявлениях. Следует помнить, что именно это служит подоплекой неистовых дебатов на тему «Кто потерял Россию?», не прекращающихся с августовского финансового краха 1998 года. На деле вопрос сформулирован некорректно по трем очевидным причинам: во-первых, Россия вовсе не обязательно потеряна; во-вторых, Запад никак не мог ее потерять; и, в-третьих, потеря, за которую Международный валютный фонд (МВФ), ведущие политики и советники должны держать ответ, — это впустую потраченные миллиарды долларов, принадлежащие западным налогоплательщикам.
Далее я еще не раз вернусь к вопросу о том, какой должна быть роль МВФ[78]. Здесь же ограничусь аргументами за и против крупномасштабного и дорогостоящего участия МВФ в процессах, происходящих в России. Основной довод в пользу привлечения международной организации, а не, скажем, семерки ведущих индустриальных стран мира (С7) к оказанию помощи России в преодолении унаследованной от коммунистов неразберихи заключался в том, что именно МВФ, по общему убеждению, обладает опытом решения подобных задач и, оставаясь нейтральным, не задевает обостренного чувства национального достоинства россиян.
Однако в действительности все происходило по-другому. Решения МВФ все больше приобретали политическую окраску, поскольку были явно ориентированы на поддержку президента Ельцина и лишение коммунистов возможности прихода к власти; при этом сам Фонд все в большей мере рассматривался россиянами как проводник пагубного западного вмешательства. Естественно, прежде всего следовало бы спросить: а имеют ли вообще смысл столь масштабные программы помощи?
Аргумент против предоставления кредитов и прочей помощи неплатежеспособным суверенным заемщикам хорошо известен: это практически то же самое, что кредитовать неплатежеспособных частных лиц. Независимо от того, будут деньги возвращены или нет — этот вопрос не всегда стоит на первом месте, — подобная акция порождает так называемый «моральный риск». Иными словами, она ведет к тому, что получатель помощи или третья сторона, которая получает косвенную выгоду или решит получить ее в будущем, начинает видеть в собственной безответственности нечто ненаказуемое. А это, в свою очередь, повышает вероятность повторения подобного поведения[79].
Подобный подход, в его крайней форме, предполагает проведение политики жесткого международного невмешательства в происходящие в России экономические процессы. Сразу следует оговориться, что этот подход имеет свои положительные стороны. Поскольку миллиарды долларов, предоставленные Западом, помогли укрепить экономику, в которой не была проведена структурная реформа, и усилили позиции коррумпированной плутократии, они принесли вред, а не пользу. Однако Россия представляет слишком большую потенциальную опасность для своих соседей и всего мира, чтобы позволить ей дойти до полного краха. В такой ситуации политическая целесообразность всегда берет верх над экономическими соображениями. На практике проблема заключается в том, чтобы сделать вмешательство правильно распределенным во времени, целевым, постоянно контролируемым и имеющим известные пределы. К сожалению, в случае России это не так.
Оглядываясь назад, понимаешь, что у Запада и МВФ было очень узкое окно для решительных действий. Советский Союз начал вести переговоры с МВФ еще в 1988 году. Двумя годами позже Фонд предоставил свои рекомендации по фундаментальной экономической реформе. Президенту Горбачеву были рекомендованы несколько возможных вариантов реформы, но он слабо разбирался в экономических вопросах и заботился лишь о собственном выживании и сохранении Советского Союза. С начала 1991 года советское руководство практически отказалось от идеи политического и экономического реформирования и встало на курс, завершившийся путчем в августе 1991 года.
Вероятно, в этот начальный период можно было добиться большего. Мне очень хотелось, чтобы Михаил Горбачев получил признание и поддержку. Именно поэтому я, несмотря на трудности, добивалась присоединения Советского Союза/России к странам «большой семерки»[80]. Я не считала нужным предоставлять «открытые» кредиты, которые ведут лишь к увеличению долга. Мне импонировала идея сэра Алана Уолтерса (моего давнего друга и экономического советника правительства), который настаивал на организации денежного совета с целью укрепления рубля путем привязки его к доллару. Я также полагала, что к реформированию какого-либо из секторов разваливающейся советской системы (в идеале — торговли продовольственными товарами) могут быть привлечены западные компании, обладающие соответствующими знаниями.
Ситуация кардинально улучшилась с приходом к власти Бориса Ельцина, который сразу же объявил о своем намерении осуществить либерализацию российской экономики и привел в правительство на должности министров и советников убежденных реформаторов. С января следующего года были отпущены цены, освобождена внутренняя торговля, введен плавающий курс рубля и предприняты меры по резкому сокращению бюджетного дефицита. Эта столь необходимая программа имела для российского народа очень тяжелые последствия. После того как первоначальный энтузиазм в отношении перемен иссяк, политическое давление на Ельцина и его команду стало неизбежно нарастать. Парламент, в котором большинство принадлежало коммунистам, превратился в центр сопротивления.
В этот момент Западу следовало бы проявить щедрость, но он этого не сделал. Западные политики и банкиры совершенно неправильно истолковали ситуацию, решив, что оформленная экономическая программа важнее политической ситуации. К лету 1992 года президент Ельцин был вынужден отправить в отставку с поста премьер-министра реформатора Егора Гайдара и назначить вместо него представителя промышленных групп Виктора Черномырдина. В это же время на пост председателя Центрального банка России был назначен бывший руководитель советского Центрального банка, немедленно запустивший печатный станок. Только тогда — через семь месяцев после начала осуществления программы реформ и после отставки истинных реформаторов — МВФ согласовал условия своего первого крупного кредита России.
По целому ряду причин упущенная однажды возможность больше не представилась. Даже в те моменты, когда появлялись признаки экономического прогресса, базовые условия продолжали реально ухудшаться. Корни этого лежали в политической сфере. Между президентом и парламентом развернулась острая борьба, главным образом вокруг экономической политики: противники г-на Ельцина (которые контролировали Центральный банк) пытались навязать инфляционный социализм в максимально возможных масштабах. Надежды Запада на то, что президент сможет осуществить всеобъемлющую программу реформирования, окрепли после поражения парламентского мятежа в октябре 1993 года. В определенной мере так и случилось, однако успех коммунистов и националистов на парламентских выборах в декабре показал, насколько глубоким было разочарование народа в курсе, предложенном МВФ. В течение 1994 года правительство Черномырдина проводило политику увеличения расходов, заимствований и инфляции, которая привела к обвалу рубля в октябре.
Теперь МВФ и российское правительство предпринимали более энергичные усилия по согласованию деталей программы экономической реформы, которая должна была осуществляться при финансовой поддержке Фонда. О предоставлении России самого крупного за все время кредита в размере 6,8 млрд. долларов было объявлено 11 апреля 1995 года. Этот кредит имел под собой не только экономическую основу: он являлся проявлением политической поддержки президента Ельцина, готовящегося к выборам, которые должны были пройти в апреле 1996 года.
Г-ну Ельцину удалось победить, однако эта победа оказалась слишком дорогой для него самого, для России и для Запада. Прежде всего, он подорвал свое здоровье и уже не смог восстановить былую энергию и авторитет. Во-вторых, в ходе предвыборной кампании он наобещал слишком много такого, чего страна не могла себе позволить. А в-третьих, ему пришлось опереться на поддержку российских плутократов, которых интересовал контроль над картелями в корпоративной экономике, а не создание нормально функционирующей рыночной системы.
Ознакомительная версия.
