Ознакомительная версия.
Честно говоря, я умиляюсь на наших следователей. Еще будучи лейтенантом, нас все время учили: прежде, чем начать обыск, вы обязаны задать вопрос, – не готово ли лицо выдать то, что мы хотим найти? Когда нас учили, мы четко знали, что мы хотим найти. А сейчас хотят найти что-нибудь и потом к чему-нибудь придраться. Та же Ксения Собчак – и что, миллион дома на хранении дома? Страшное преступление, нужно идти в «Сбербанк» Грефу, или еще какой-то банк, имени кого-то? Это искали следователи? У нас отменена презумпция невиновности? Теперь каждый, кто имеет деньги, должен доказывать, что он не вор? Тем более, это не должностное лицо, которое не имеет возможности ни отката, ни распила.
Н. Болтянская: Ее вообще 6 мая не было.
Г. Гудков: Не было. Так что искали? Лишь бы чего-то найти, к чему-то придраться. Почему изымают телефоны? Возьмите и перепишите базу с компьютера. А что это такое, когда у свидетеля изымают загранпаспорт? Так вот это никакая не безопасность, не правовая норма, а это просто полицейский, следственный беспредел, который на всю страну показывает, что власть не хочет соблюдать законы, а действует с народом по понятиям.
Н. Болтянская: Задам вопрос как бывшему кагэбэшнику. Буковский в интервью говорил о том, как действия КГБ его времен отличались от действий сегодняшних людей, которые борются с несогласными.
Г. Гудков: Они были гораздо тоньше, мягче и глубже.
Н. Болтянская: Он отметил, что их очень беспокоило реноме державы. Вот вы пришли, сказали. Более того, пару дней назад мой коллега Ганапольский разговаривал в прямом эфире с Ольгой Михайловой, адвокатом Навального, которая транслировала в эфир, как ее не пускают к своему клиенту. Не прошло и получаса, как г-н Маркин заявил, что информация о недопуске адвокатов к их подзащитным – ложь.
Г. Гудков: Но маски сорваны. Власть больше уже не хочет притворяться, она даже не хочет по псевдозаконным основаниям что-то делать Она просто идет по беспределу, по понятиям – я недаром употребил эти слова. КГБ советского периода занималось очень точечными, ювелирными операциями. Бывало всякое, но в принципе. И эти репрессии касались чрезвычайно ограниченного круга лиц. Сегодня мы видим просто размахивание дубиной – кто попал, уже никто особенно не смотрит. К сожалению.
Я работал в Московской области, в Коломне, нас 200 тысяч населения. И у нас не было ни одного диссидента, которого отправили бы каким-то образом в психушку. Ни одного на 200 тысяч.
Н. Болтянская: Как вам это удалось? Млечин в книге о Брежневе пишет, что после того, как психбольницы были переданы в здравоохранение, около 800 тысяч человек были сняты с учета. Меня потрясла эта цифра. 861 политзаключенный был.
Г. Гудков: Даже если возьмем это за основу, то 861 человек на 280-миллионное население – капля в море. Поверьте мне, что подбрасывание наркотиков, оружия, рваных купюр началось в 90-е годы.
Н. Болтянская: Нынешний министр диаспоры Израиля сидел ровно по подброшенному пистолету – узник Сиона.
Г. Гудков: Значит, это был единичный, нетипичный случай, чем отличался оперативный и следственный состав того времени – они не ляповали дела. Подбрасыванием, фальсификацией доказательств, изменением результатов экспертиз, свидетели секретные из тех же заключенных, которых потом не найдешь – такого не было. За КГБ точно ручаюсь.
Н. Болтянская: До того, как начался прессинг в отношении вашей семьи, что-то было с вашей машиной.
Г. Гудков: Прессинг против меня и моей семьи начался не с наезда и разрушения бизнеса. Он начался с постоянной слежки. Знаете, вчера за мной на митинге следили люди, и мне пришлось подойти к одному из них, который представился корреспондентом НТВ, а такого корреспондента там не существует. На нем была камера, микрофон и он был вынужден признаться, что за мной следит. И этот придурок, – по-другому не скажешь, – мы проверим, что это за человек, потому что я подошел к нему и сфотографировал, – он одно из звеньев этой слежки. Постоянно идет за мной наружное наблюдение, видеосъемка, прослушивание телефонов – не только моих, моих помощников, всей моей семьи. И это продолжается достаточно открыто на протяжении уже более полугода. На оперативном уровне идет сбор всяких материалов – я знаю, кто, кому, какие поручения давала, причем это достаточно на высоком уровне. Так что сейчас видны результаты, а эта работа началась уже давно. Именно работа из-за того, что у меня есть позиция, не совпадающая с общепринятой.
Н. Болтянская: В 2008 г., в конце августа, несколько молодых людей вышли на Красную площадь с плакатами «За нашу и вашу свободу». Одна из девочек была дочка нашего коллеги, младшее поколение. У вас нет ощущения, что вашей протестной активностью вы портите жизнь собственному сыну?
Г. Гудков: Есть ощущение. Не ощущение, а я точно знаю, что это так. Но если сегодня этого не делать, то завтра его не только жизнь, но и судьба может быть испорчена, и жизнь он может потерять, потому что мы можем погрузиться в пучину какого-нибудь гражданского конфликта, не дай бог, гражданской войны. Я это очень хорошо понимаю как человек, имеющий за плечами большое количество прожитых лет и некоторый профессиональный и прочий опыт.
Вы думаете, я не осознавал, что творю со своей судьбой, что, мне было мало заманчивых предложений, заманчивых и лестных, карьерных, денежных? Полно. Особенно, когда была «Народная партия», когда нужно было создать иллюзию всеобщей поддержки. У меня тысяча предложений была, и у Дмитрия тоже.
Знаете, многие, наверное, скажут «дурак», или «дураки», но я не работаю на сегодняшний день. Я отказался от сиюминутных выгод, потому что прекрасно понимаю, что на карте, как это ни пафосно звучит, не только судьба страны и народа, но и судьба моей семьи, моих родных и близких, которые никуда не уедут, не сбегут, не попросят никакого политического убежища – они обречены хлебать кашу вместе со всеми, и иногда эта каша оказывается горькой.
Н. Болтянская: Напомните инцидент в Госдуме с «итальянской забастовкой»?
Г. Гудков: Мало было поправок, мало депутатов. Мы не смогли два пакета поправок внести, потому что они воспользовались процедурными нормами и не дали их озвучить, потому что авторов не было на месте. На самом деле это прекрасная идея нашей молодежи – Дмитрия Гудкова и Ильи Пономарева, и она разбудила немного определенную часть общества. Я считаю, что это очень хорошая идея. А ошибка – мало поправок. Но поверьте, это титанический труд – одна поправка занимает кучу времени, а когда их 457 – это очень тяжело. А если бы их было 1537 – это многотомное издание.
Н. Болтянская: «Если ваш телефон прослушивают – это прикольно».
Г. Гудков: Там девочки сидят. Для них это прикольно. Кстати, те, кто работает очень близко, часто, как это ни странно, сопереживают, понимают правоту.
Н. Болтянская: Вам не кажется, что пора оппозиции включать конспиралогические механизмы?
Г. Гудков: Не хочется. Мы много раз говорили, что наша защита – что мы все стараемся делать открыто и публично, никакого смысла в оперативной слежке и интервью не должно быть – бессмысленно применять оперативные методы, потому что они дают ровно столько, сколько звонок человека, который представляется корреспондентом «Эха Москвы» и берет интервью. И пожалуйста – можно позвонить узнать, что хочет и планирует Гудков, один или второй. Мы стараемся противопоставить этой беспардонной слежке за казенный счет, – поверьте, огромные деньги тратятся на это дело, – принцип максимальной открытости.
Н. Болтянская: А что дальше?
Г. Гудков: В Библии написано – сначала было слово. Оно обрастет делами.
Н. Болтянская: Продолжим разговоры после выпуска новостей. Новости.
Н. Болтянская: Продолжаем программу. «Г-жа Яровая заверила, что именно благодаря принятию поправок в закон о митингах все прошло организованно».
Г. Гудков: Это вопрос очень серьезный, я об этом уже сегодня говорил, но хочу еще раз повторить: я понял тайный смысл всех этих пассов, которые делает власть. Власть перешла на режим репрессий, но ей ужасно нужно оправдание всех драконовских законов, безумных обысков, всех прочих деяний. Они говорят: вот видите, мы приняли закон. И митинг прошел мирно. Это неуклюжее оправдание, потому что они даже милиции дали команду выйти в парадной форме, без бронежилетов, без сфер – практически таких не было.
Н. Болтянская: Были, я сама видела – много их стояло на выходе.
Г. Гудков: Но мало на сто тысяч граждан. Обратите внимание – автозаков почти не было, очень мало. По сравнению с тем, какая подготовка была осуществлена по 6 мая. Сначала у меня была уверенность, что провокацию организовал кто-то из протестующих 6 мая, потом у меня начали закрадываться сомнения – а не было ли там провластных структур, которые по глупости организовали провокацию, а власть не знает, что с ними делать. Сейчас у меня однозначная уверенность, что провокация была организована провластными структурами – видимо, по согласованию с властью. Власть готовилась, подтянула мощные силы, знала, что провокация будет. И что произошло – то произошло.
Ознакомительная версия.
