Но как было объяснить это чувство террористам? Он рассказал лишь о том, что уже бывал в Чечне и помогал раненым детям.
— А где же инструменты?
Рошаль объяснил, что пока пришел только выяснить, чем можно помочь…
— Идите отсюда, — сказали ему террористы. — Если в следующий раз вы придете без инструментов, мы вас убьем. А по дороге заберите там, на первом этаже валяется одна убитая. Пришла к нам пьяная. Она лазутчица, шпионка, поэтому мы ее убили.[214]
Рошаль и Эль-Саид вынесли из здания тело убитой Ольги Романовой и взяли в какой-то «скорой» хирургический чемоданчик и минут через десять снова вошли внутрь.
А руководство оперативного штаба теперь располагало новой и очень неприятной информацией: по какой-то причине поведение террористов стало более агрессивным. Что это, случайность или…
О самом неприятном варианте — что из-за границы, куда, согласно перехватам, постоянно звонил Бараев, от истинных организаторов и руководителей преступления поступил сигнал форсировать ситуацию, обострять ее, — об этом варианте не хотелось даже думать.
Однако прорабатывать надо было любую версию: что, если вот сейчас террористы взорвут здание?
* * *
Агрессивность террористов, между тем, была объяснима. Высшие российские власти молчали. Никто не торговался, не кричал в трубку: «Мовсар Бараев, вы меня слышите?»… Напротив, явно ощущалось, что Кремль постепенно начинает противодействовать террористам на информационном поле, придерживая одну информацию и озвучивая другую. Уже были обнародованы доказательства причастности к теракту Масхадова, российские дипломаты пробивали в Совете Безопасности ООН резолюцию, осуждающую захват заложников на Дубровке, под давлением России была отменена презентация в Гааге «The Chechen Times». Именно в первой половине дня должны были раздаться подготовленные сообщниками террористов взрывы у кафе «Пирамида» в центре Москвы и на одной из станций метро.[215] Взрывов не произошло; для террористов это, конечно, было неприятным сюрпризом.
Возможно, террористы знали что-то еще; в любом случае, они начали нервничать и готовиться к скорому подрыву здания. «Боевики сказали: „Мы ждем звонка от Басаева и готовы себя взорвать“, — рассказывала Светлана Кононова. — Они выстроились и взялись за взрыватели. Многие девушки падали в обморок. Это был резкий переход от нормального отношения к нам к агрессии».[216]
«Террористы вдруг стали куда-то собираться, — вспоминала те страшные минуты Татьяна Попова. — Про нас как будто забыли… Собрав имущество, боевики начали пожимать друг другу руки, обниматься. Флаг на сцене был снят и аккуратно сложен. Мы, сидя в центре зала, не понимали, что происходит… Уже оказавшись в больнице, я узнала, что попутно к крайним креслам рядов приматывалась взрывчатка. И женщины, находившиеся там и рассказавшие потом мне об этом, сидели ни живы, ни мертвы от ужаса, понимая, что, обнимаясь, террористы прощаются друг с другом и, забирая с собой самое ценное перед отправкой в мир иной, собираются все взорвать…»[217]
Потом террористки-смертницы рассредоточились по залу. «За считаные секунды террористки окружили весь зал, потянули руки к поясам. Меня поразили четкость и скорость, с какой они это все сделали, — вспоминала Ирина Чернена. — Словно они не раз уже в этом зале тренировались: каждая отсчитала ровно шесть кресел, и получилось, что они везде, и, если им дадут команду, не выживет никто».[218]
Что за команду ждали террористы? Почему на исходе первых лишь суток после захвата здания они вдруг собрались взорвать его вместе со всеми заложниками? Четкого ответа на эти вопросы пока нет.
Как бы там ни было, руководители террористов за рубежом сообщили о том, что взрыв пока нецелесообразен. «Сборы были прерваны. Некоторое время ничего не происходило. Затем появился Бараев, что-то быстро говоря на чеченском языке. На сцене вдруг опять появился флаг, его вновь прикрепили скотчем к занавесу, и в голове у меня пронеслось: „дубль два“», — рассказывала Татьяна Попова.[219] Однако угроза подрыва здания лишь немного отодвинулась; в течение всего вечера террористы были готовы совершить подрыв, о чем прямо и заявляли заложникам.
Именно в этот критический момент в здание вошли профессора Леонид Рошаль и Анвар Эль-Саид. При входе их обыскали; один из террористов профессионально быстро проверил, нет ли на одежде врачей скрытых микрофонов. Микрофонов не было. Тогда внимание террориста переключилось на висевший на шее у Рошаля стетоскоп.
— Что это? — спросил бандит.
Объяснение Рошаля его не удовлетворило.
— Если еще раз придешь с этим, я тебя убью, — предупредил он врача.
Появление врачей в зале было довольно эффектным. «Мы пошли на балкон к заложникам, — вспоминал Леонид Михайлович. — Конечно, все удивились, кто это пришел в халате? Я улыбнулся и сказал всем „здравствуйте“, как будто я пришел на прогулку. Потом говорю: „Так, кому нужна моя помощь?“ Бодреньким голоском».[220] Профессор знал, как нужна заложникам уверенность — уверенность знающего свое дело профессионала, врача — и, несмотря на переживаемое чудовищное напряжение, продемонстрировал эту уверенность. И это подействовало. «Появление доктора Рошаля вселило некоторую надежду, — вспоминала одна из заложниц. — Ведь недаром люди в белых халатах всегда ассоциируются с помощью. Стало понятно, что хоть на какую-то уступку террористы пошли».[221]
«Тяжелых больных не было, — вспоминал доктор Анвар Эль-Саид. — Но у всех заложников психозы, неврозы. Это нормальная человеческая реакция. Вы представьте, они уже столько времени находятся в ужаснейшей ситуации, на волосок от смерти. Там по-прежнему остаются дети. И им, и взрослым — там всем нужны лекарства, питание и медицинская помощь».[222] Оказать полноценную медицинскую помощь заложникам врачи, конечно, не могли, но вот просто помочь…
Но для того чтобы Бараев дал разрешение на эту помощь, надо было прооперировать одного из террористов, получившего легкое ранение во время захвата здания. В женской уборной на втором этаже, где были свет, горячая и холодная вода, врачи организовали импровизированную операционную. «Я, прежде всего, врач, — сказал впоследствии Рошаль, — и сперва обязан вылечить пациента, а потом пусть его судят».[223] Однако, несмотря на свой врачебный долг, судя по всему, профессору пришлось сделать некоторое моральное усилие: врачевать бандита и преступника было неприятно. «Мне-то надо было пройти и через это, — объяснял он, — иначе я не получил бы самого главного — разрешения помочь заложникам».[224]
Сидевшие в зале заложники в это время испытывали ужас; террористы, казалось, вот-вот взорвут здание. Сидевшие на балконе подружки Света Кононова и Лена Зиновьева решили попытаться бежать. Заложников, сидевших на балконе, выводили в нормальные туалеты, и Лена Зиновьева, побывав там несколько часов назад, проверила, открываются ли окна. Окна открывались. «В тот момент, когда бандиты держали руки на спусковых кнопках, а в зале женщины и девушки падали в обморок, я стала настойчиво проситься в туалет, и нам разрешили идти, — рассказывала Елена Зиновьева. — Нас проводили до двери и проследили за тем, куда мы идем. Около туалета постоянно сидел боевик. Когда мы зашли туда, мы увидели, что в туалете кроме нас женщина с ребенком. Мы попросили ее прикрыть дверь, чтобы не было видно, что мы делаем. Сразу после этого я открыла окно… Подходя к окну, заметила под ним козырек второго этажа, так что с третьего этажа выпрыгнуть было достаточно просто. Я прыгнула первой, потому что была в ботинках. Света прыгала за мной, она прыгала босиком, потому чта на ней были каблуки. Когда я спрыгнула, я осмотрелась, и мне стало понятно, что надо как можно скорее прятаться за угол. Благо это позволял сделать козырек, который шел по периметру стены и заканчивался за углом. Из окна в любой момент могли раздаться выстрелы. Я забежала за угол и знаками стала показывать Свете, что ей надо бежать ко мне».[225] Но Света, прыгая, раздробила пятки и двигаться не могла. Террористы могли обнаружить побег в любую минуту. В этот критический момент в Лене проснулась огромная сила. «Я рванула к ней, схватила ее в охапку и затащила за угол, — вспоминала девушка. — После этого я прыгнула на землю. Света смогла только свеситься с козырька. Я с силой рванула ее вниз, и так мы оказались на земле. Оттуда мы увидели, что какие-то люди машут нам руками и кричат: „Быстрее сюда, быстрее к нам!“ Мы страшно испугались, потому что решили, что это боевики. Но это оказались бойцы группы „Альфа“».[226]
Четверо спецназовцев осуществляли рекогносцировку подходов к захваченному театральному центру; увидев спасающихся заложниц, они не колебались. Трое прохватили девушек и, как можно быстрее, побежали к оцеплению. Однако боевики уже заметили побег и открыли огонь — сначала из автоматов, а потом из гранатомета. «Вслед раздавались автоматные выстрелы, — вспоминал Елена Зиновьева, — было такое ощущение, что пули отскакивают от пяток».[227]
