Обомлеет российский простачок и готов на все, лишь бы замять дело и продолжать жить, как до этого страшного вроде бы сна. Бывало, что кто-то из забывших стыд соотечественников пытался вынести из магазина неоплаченную вещь. Его легко разоблачали и, помучив изрядно, предлагали забыть конфликт за «маленькую услугу».
Если ты был под хмельком и совершил автомобильную аварию (возможно, не случайную, а подстроенную), тебе могли предложить опять пойти на мировую все за ту же «крохотную услугу». Во всех случаях они эксплуатировали страх нашего сотрудника перед возможным откомандированием домой.
Всем известным мне случаям предательств всегда сопутствовал фактор угрозы высылки из США и конца профессиональной карьеры. Для подкрепления своих вербовочных аргументов американцы часто использовали деньги.
У меня нет никакого снисхождения к предателям. Во все времена и у всех народов они считались общественными отбросами и подонками. Потеря чести и собственного достоинства — свидетельство распада личности.
К стыду приходится признать, что таких случаев бывало много. Только в разведке я знал более полудюжины предательств.
Так и вырисовалась первая задача: уберечь кадровый состав резидентур в США от проникновения в него агентуры противника путем вербовки кого-нибудь из разведчиков, спасти агентурную сеть и доверительные связи, составлявшие нашу главную ценность.
Посоветовались с Д. И. Якушкиным и решили пригласить на должность заместителя начальника первого отдела кого-либо из опытных работников управления внешней контрразведки, тех самых, кто обобщал и анализировал факты, связанные с вербовочной работой ЦРУ против советских граждан по всему миру. Такой работник нам был нужен, чтобы всесторонне просчитать и сделать менее уязвимыми наши оперативные действия. Выбор пал на Виталия Юрченко, который в ту пору был начальником одного из ведущих отделов в управлении внешней контрразведки. Откуда мы могли знать, что этот человек доставит нам массу неприятностей и уйдет впоследствии в тень, так и не ответив на десятки вопросов? Но это будет потом, а пока мы знали, что Юрченко — в прошлом боевой офицер-подводник, затем сотрудник военной контрразведки, перешедший в Первое главное управление. Все аттестации у него были безупречными. Считалось, что вообще сотрудники управления внешней контрразведки, которым по должности вменялось в обязанность следить за нашей верноподданностью, стояли на порядок выше всех остальных в смысле преданности делу партии и народа. Лишь тихий голос, некоторая вялость движений, молчаливость и размытая мимика лица выдавали натуру скрытную и настороженную. Но ведь таким и положено быть контрразведчикам!
Каким-то шестым чувством, приходящим с опытом, мы решили не вводить его в дела, связанные с Соединенными Штатами, поручили ему курировать кое-что из «хозяйства» по Канаде и некоторые внутриотдельские вопросы, не связанные с агентурой и доверительными контактами. А для того чтобы окончательно убедиться в компетентности В. Юрченко, решили проконтролировать его на операциях, которые велись в различных местах Европы. Предложили ему поехать в командировку за границу провести на месте встречу с одним человеком, которого мы подозревали в том, что он является «подставой» ЦРУ, а потом вместе провести анализ всего дела.
* * *
Первая же такая операция окончилась в Италии драматически. 1 августа 1985 года В. Юрченко исчез в Риме, после того как провел запланированные встречи, доложил телеграфом в центр, что все завершилось благополучно и он готовится к вылету домой. Тертые калачи в разведке знают, что люди просто так не исчезают. Два-три дня итальянская полиция искала Юрченко во всех закоулках Рима, после чего доложила, что нет никаких следов возможных действий преступного мира. Советским гражданам, случайно встретившимся ему при последнем выходе из виллы советского посольства, он сказал — одному, что идет по магазинам купить подарки в Москву, а другому бросил, что направляется в Ватиканский музей. В обоих случаях он отказался от автомашины и компании. Это было дурным признаком.
Когда я докладывал Крючкову об обстоятельствах исчезновения Юрченко, мне не пришло в голову искать какие-то оправдательные варианты. Я твердо заявил, что, по-моему, речь идет о предательстве и из этого следует исходить при планировании экстренных мер по локализации провала. Вся ответственность за направление Юрченко в командировку лежала, разумеется, на мне, и я ломал голову, как же могло случиться такое со «сверхпроверенным, супернадежным» работником. Как человека я его еще не успел узнать достаточно глубоко, он проработал в отделе всего несколько месяцев, даже традиционные характеристики для поездки за рубеж составлялись по месту прежней работы, то есть в управлении внешней контрразведки. Формально вроде бы и ответ мне держать пришлось бы в большой компании, но радости это не доставляло. Где же была допущена ошибка? Юрченко не был падок на деньги, не уважал «зеленого змия» из-за болезни желудка, его не мучило честолюбие. За несколько дней до отъезда в фатальную командировку он снял со своего скромного сберегательного счета большую часть денег, чтобы расплатиться за строительные работы на своем садово-огородном участке. Зубной врач, которая лечила нас обоих, сказала, что Юрченко не был храброго десятка и каждый раз дрожал при виде бормашины.
Версии возникали и роились сами собой. Первое предположение: он был давнишним агентом ЦРУ, завербованным в конце 70-х годов, когда работал офицером безопасности в советском посольстве в Вашингтоне. Основаниями для этого могли послужить следующие два факта. Первый: Юрченко действительно передал в ФБР переброшенную через посольский забор пачку секретных документов, на основании которых был арестован и осужден один из бывших сотрудников спецслужб США, намеревавшийся вроде бы вступить с нами в секретное сотрудничество. Второй: когда В. Юрченко, закончив командировку, в 1980 году возвращался в Москву, то провожать его приехал представитель ФБР с букетом цветов. Мало до смешного! Версия отбрасывалась.
Версия вторая: он «переродился» за время работы в центральном аппарате в Москве и, переходя на работу в американский отдел, искал только случая, чтобы выехать за границу и перекинуться на сторону противника. Пришлось отбросить и эту версию, потому что при смене участков работы он не мог предполагать, что поедет за рубеж. Эта инициатива целиком и полностью шла сверху. Кроме того, не было обнаружено никаких следов какой-либо предварительной подготовки Юрченко к дезертирству.
Оставались варианты, связанные с сугубо личными мотивами вроде здоровья, женщин и т. д. Было хорошо известно, что американцы использовали повышенную мнительность некоторых советских граждан по поводу состояния своего здоровья и тянулись к душе такого человека через обещания оказать квалифицированную медицинскую помощь. Конечно, пришлось и проработать классическую французскую рекомендацию «шерше ля фам». Следы этого фатального фактора в жизни многих мужчин были обнаружены и здесь, но его подлинную роль мы оценить не смогли. По-моему, никому не дано «научно обоснованно» разобраться в сложнейших отношениях, складывающихся между мужчиной и женщиной, и сколь-нибудь объективно судить о них. Мировая литература и искусство дали нам бесчисленное количество примеров непредсказуемости этих отношений. Фрейд только приоткрыл дверь в эту тайную комнату человеческой психики.
* * *
Мы ломали головы до самого того дня, когда вдруг получили шифротелеграмму о том, что В. Юрченко звонил в Вашингтоне по телефону в наше посольство и обещал быть через пару часов там собственной персоной. Можно себе представить нетерпение работников центра: впервые в истории предательств человек возвращался с «того света». Как только он переступил порог посольства и начал свои рассказы о применении в отношении него спецпрепаратов, в Вашингтон было дано указание взять у него кровь и мочу на анализ, провести первичный медосмотр, сохранить имевшиеся у него в кармане таблетки, которыми его пичкали в течение трех месяцев в «застенках» ЦРУ и ФБР. Потом последовали широко освещавшиеся прессой интервью Юрченко представителям иностранной печати в Вашингтоне и по приезде в СССР в Москве. Повторялась одна и та же версия якобы насильственного похищения его на территории Ватикана, тайного вывоза в США, насильственного содержания на одной из секретных вилл, кормления психотропными средствами с целью вытягивания информации, а затем следовали побег от сопровождавшего охранника и честный приезд в Москву.
Американцы были в шоке от решения Юрченко вернуться в СССР. В своих публикациях, а в этом их «щедрость» превзошла наши ожидания, они рассказали обо всех выданных Виталием секретах, смаковали его визиты в Ленгли к самому шефу ЦРУ Уильяму Кейси. Им очень хотелось скомпрометировать в наших глазах Юрченко, подтолкнуть нас на жесткие судебные меры в отношении него, чтобы тем самым ослабить возможную притягательную силу примера Юрченко для других перебежчиков, не очень уютно чувствовавших себя под сенью американского гостеприимства. По установившейся шаблонной привычке американцы резко, на несколько порядков, преувеличивали значение полученной от Юрченко информации. Рональд Кесслер, считающийся информированным летописцем истории разведок, пишет, что «его (В. Юрченко. — Н.Л.) информация была бесценной», что он раскрыл в общей сложности 12 агентов, что Первое главное управление сотрясла якобы серия скандальных провалов, разоблачений, побегов и пр. Оставим все это на совести Кесслера. Он даже не обратил внимания на аргументы своих же американских экспертов, утверждавших, что люди, выданные Юрченко, уже не представляли для КГБ никакой оперативной ценности и давно не имели никакого контакта ни с кем. Эти эксперты отстаивали версию о сознательном внедрении Юрченко в ЦРУ, о его преднамеренной подосланности. Остается только повторить, что никакими данными о действующей агентурной сети советской разведки на территории США Юрченко не располагал.
