Ознакомительная версия.
Публичные казни на Гревской площади в Париже вызывали всплеск эмоций — толпа ревела, веселилась, пела, ликовала.
Так же обстояло дело и в других европейских странах. «В Британии был случай, когда толпа рванулась к только что повешенному и буквально разорвала этот еще теплый труп на «сувениры». Особенно повезло местному кабатчику — он завладел головой и долго показывал ее у себя в кабаке, пока эта голова совсем не протухла…» [45]
А как вел себя русский народ во время казни? Публичные казни в России тоже были, но казнили таким образом только государственных преступников, поэтому их можно пересчитать по пальцам: Пугачев, Разин, декабристы, стрельцы. Что же делал наш народ во время казни? Цитирую по книге В. Мединского «Мифы о России»:
«…народ молчал, только всхлипывали и крестились женщины», — так писали голландские очевидцы казни. Никто не бросает в подсудимых никакой дряни. Народ не развлекается. Не радуется страданиям и смерти, не делится впечатлениями, не визжит от восторга, когда табуреты выбиты из-под ног осужденных»[46].
Периодов проявления массовой жестокости в Европе много, это, можно без преувеличения сказать, кровавая история. Это и костры инквизиции, которые были столь массовы, что чуть было не уничтожили саму способность европейцев к продолжению рода (истребление женщин остановилось на критической точке, после которой рождаемость стала бы уменьшаться до полной остановки). Это и Варфоломеевская ночь и последующая неделя резни с 30 000 погибших, и правление Елизаветы в Британии с 89 000 повешенных «еретиков» только по приказу королевы… Таких примеров много.
А вот в России период массовой жестокости (до ХХ века) практически один: правление Ивана Грозного (который, кстати, пришелся на окончание периода «железного» века, значит, был предопределен). За весь период правления этого царя было убито по разным ответственным подсчетам и по признанию самого царя от 3000 до 4500 человек. И даже если принимать во внимание крайние цифры по поводу репрессий времени Ивана Грозного — 10–15–20 тысяч человек — это меньше, чем число убийств за одну только Варфоломеевскую ночь и неделю после нее, не говоря уж о многократно превышающих жертвах за всю историю Европы, но… Миф существует именно о русской жестокости.
Здесь важно то, что в религиозных и прочих идеологических и социальных войнах на территории Европы европейцы проявляли жестокость массово. Обычный человек шел и убивал другого. А в период правления Ивана Грозного жестокость проявляли специальные люди — опричники, среди которых, кстати, были наемники из Европы. Лишь в конце ХIХ, начале ХХ века Россия присоединилась к этой печальной европейской статистике, осуществив реализацию чуждой для себя (как традиционного общества) модернистской идеи. Пришедшей из Европы! И реализация этой идеи давалась на этой территории с огромным трудом. Ленин писал Троцкому: «…русский добер, русские рохли, тюти, у нас каша, а не диктатура».
Западный человек ожидает от русского не только жестокости, но и испытывает желание принизить его. Он считает русских невоспитанными, нечистоплотными, недалекими. Доходит до курьезов. Миф о русской нечистоплотности возник с первыми отзывами европейских путешественников о Руси. В этих книгах «свидетельство» о нечистоплотности соседствует рядом с описанием странной для европейца привычки русских мыться раз в неделю в бане. И это в то время, когда многие европейцы сами столетиями не мылись вообще, считая мытье богопротивным делом! Существовало убеждение, внедренное наиболее ортодоксальными христианскими Орденами: «…чистое тело и чистая одежда являют собой грязную душу». Испанская королева Изабелла, та, что снарядила экспедицию Колумба, с гордостью, подчеркивая свою набожность, признавалась, что мылась только два раза в жизни: в момент рождения и в день свадьбы. Королевские дворы Франции вынуждены были переезжать из дворца во дворец, так как в прежнем становилось просто нечем дышать (оправлялись прямо в смежных комнатах, а то и в углу залы)[47].
Но если вспомнить еще раз «Домострой», то чистоплотность вообще-то — неотъемлемое качество русских. Древнерусский уклад, описанный в «Домострое», предписывал: стирать, стирать, стирать, чистить, чистить, чистить, мыть, мыть, мыть. С одной стороны, это было предписание, а с другой — описание традиции (не мог же автор «Домостроя» все это выдумать). Традиция шла из глубины веков, и «Домострой» мотивирует читателей к ее сохранению. Нюансам процесса наведения чистоты посвящены десятки страниц древней русской книги. Между тем европейцы даже духи придумали для того, чтобы замаскировать вонь, исходящую от своих тел. Лишь ХХ век порушил у русских вековую традицию чистоты — вместе с другими традициями. Общество было модернизировано.
Или «свидетельства» о лени, о неспособности заниматься хозяйством соседствуют рядом с описаниями изобилия (только перемен блюд на русском столе было несколько десятков, а то и сотен!). Много страниц описания богатства русских, перечисления самых разнообразных качественных товаров, которыми торговали русские. Кто же создавал богатство и изобилие, ни писатели, ни читатели не задумывались. Такого же доверия заслуживают и «свидетельства» европейских путешественников о плохих дорогах на Руси. Они соседствовали рядом с рассказом о быстром передвижении к месту назначения. В России была самая развитая в Европе система почтовой службы: с оборудованными помещениями, со станционными смотрителями, с готовыми упряжками и ямщиками на всех, даже самых захолустных станциях. Но миф о плохих дорогах вошел в историю… Уже тогда европейцы сочиняли черные мифы о России.
Восприятие европейцами славян как более низких по уровню развития является основой того, что они смотрят на славян свысока. И это еще в лучшем случае! Карл Маркс, например, писал: «Славяне — это навоз».
Непонятная, странная страна чудаков, считают европейцы и сегодня. На Западе есть расхожее выражение: «Это Россия!» — что означает: только здесь может произойти какая угодно нелепость.
Ну а как относится русский человек к западному? Давайте теперь разберемся с нашими ожиданиями и мифами.
И вот что здесь удивительно — русский европейца чуть ли не боготворит! Так складывалось столетиями до недавнего времени — до обострения новой холодной войны. В ХIХ веке, например, поклонение перед Западом было столь сильным, что высший свет говорил только на французском. Это после победы-то над французом! После лицезрения его в жалком и униженном состоянии!
В любой европейской стране эта ситуация была бы немыслима, чтобы народ какой-нибудь страны стал говорить на языке побежденного врага. И пример Англии, где столетиями говорили на французском, здесь ни при чем. Там тем самым выражалось не преклонение перед Францией, а возвышение особой касты людей перед простолюдинами.
Не изменилось положение и в ХХ веке. Иностранец был для русских небожителем, даже советским людям казалось (несмотря на постоянно звучащую коммунистическую пропаганду о преимуществе социалистического строя перед капиталистическим), что рай на Земле это и есть Запад. Это отношение русских очень хорошо чувствовали иностранцы, приезжающие в Россию. Такой мощной любви и обожания они не встречали больше нигде. Дин Рид, Мирей Матье, Патрисия Каас, Пьер Ришар, Жерар Депардье, Демис Руссос, Томас Андерс и многие-многие другие с удовольствием это подтверждали и подтвердят.
Добродушие русских проявляется не только в нежном отношении к иностранцам, но и в способности быстро забывать зло или выискивать его. Вот как сегодня пишет об этом Захар Прилепин:
«Во Франции ежегодно выходит 40 переводов с русского — так вот, ровно половина книг из года в год посвящена «сталинизму» и прочим ужасам советской власти.
Я вчера, выступая перед французской публикой, им про это рассказал, добавив, что в России интерес к разоблачительной литературе про Германию, в том числе фашистскую Германию, тем более про Францию или там про Польшу — почти нулевой.
Ну, нет у нас охоты доказывать себе, что наши соседи по планете — исчадия рода человеческого»[48].
Когда распался Советский Союз, русские распахнули свои объятия навстречу Западу. Ведь они искренне верили: это хорошие люди! Уж они-то сейчас помогут, все объяснят, будут способствовать правильному развитию. …Они были идеалистами! А идеалисту следует помнить: чем шире его объятия, тем легче его распять.
Западные друзья, пришедшие с широкими улыбками на лицах и с такими же широкими объятиями, на самом деле рассчитывали совсем на другое. Не на мудрое руководство, а на возможность что-то с этого иметь. Чем шире объятия у материалиста, тем легче ему получать. Грубо говоря — загребать. Именно поэтому те самые теории о позитивных мыслях, о свете, о добре, преобразованные из восточных под нужды западного человека, пользуются такой популярностью: они помогают лучше «брать». Распахни свои объятия, приди с улыбкой и словами о добре и все получишь. Смотрите вглубь, друзья мои!
Ознакомительная версия.
