Ознакомительная версия.
Нартикоева Зинаида Ражденовна из с. Квемо-Халацани Ахметского района живет в селении Тарском Пригородного района Северной Осетии: «На той стороне реки Алазани, в с. Шуа-Халацани жили кистинцы. Нас разделяла река. Жили кистинцы обособленно, не очень общались с другими людьми. Пастбища у нас были отдельные, друг другу мы не мешали. Школа в селе начальная, грузинская, хотя наше Халацани – чисто осетинское село. Больше 100 дворов было, сейчас там 4–5 семей осталось. Потом начались все эти беспорядки, но мы не смогли уехать, муж мой болел, потом его парализовало, куда нам было ехать? Дети учились в России. Решили терпеть, жили тихо, пытались продать дом. Вроде как беда прошла мимо, какой им интерес было мучить парализованного? Ну, воровали скотину, то грузины, то кистинцы устраивали в селе драки со стрельбой, грубили, не пускали в автобус, вот и все. Другим было еще хуже. Но мужу нужно было серьезное лечение, сын приехал, сначала забрал к себе отца, а я еще пожила в доме одна, но потом тоже сбежала. Не думала, что смогу уехать оттуда, не люблю я здесь. Мои жили все вместе у родственников в Тарском, потом, после ингушской войны, рядом с ними оказался пустой дом. Они туда и заселились. Я приехала к ним в 1996 году. Хозяин-ингуш от дома отказался, построил себе новый где-то в Первомайском, но мы так и не смогли оформить его на себя. Муж умер здесь. Свой дом в Халацани стараюсь не вспоминать. После моего отъезда он пустовал, потом в него вселились чеченцы – 15 человек. Говорят – тоже беженцы».
Все последнее время, начиная с конца 1990-х годов, кахетинские осетины делают попытки перебраться в Южную Осетию. Убедившись, что им не продать свои дома («грузины говорят, что все равно все им останется»), они пытались договориться о каком-нибудь жилье, куда смогли бы перебраться хотя бы с минимальным количеством домашнего имущества. Народ они работящий, вести хозяйство умеют, только бы поддержать их на первых порах. Это становилось уже тенденцией для кахетинцев – стремление уезжать не на Север, а на Юг Осетии. Жители осетинских сел Лагодехского и Ахметского районов Грузии приезжали делегациями, по несколько человек от каждого села, привозили обращения с подписями к президентам – сначала к Л. Чибирову, затем к Э. Кокойты. Решать вопрос надо было на государственном уровне. К тому же, в последние годы в Панкисском ущелье грузинские власти приобретают жилье для аджарцев, пострадавших в последние несколько лет от наводнений, решая тем самым не только финансовый вопрос их обустройства, ведь дома осетин здесь – самое дешевое жилье, но в перспективе и демографический вопрос в пользу грузинского элемента, чего так упорно добивались З. Гамсахурдиа и его команда. Реально процесс переселения кахетинских осетин начался в сентябре 2004 года, сразу после окончания боевых действий, а одна семья из Тбилиси перебралась даже в самый разгар боевых действий. Государство нашло средства на их переселение в Южную Осетию, где для них были приобретены небольшие дома. За этот период переселилось около 40 семей. Взрослые сыновья из некоторых семей уже служат в армии в Южной Осетии. Кахетинцев расселили в основном в Цхинвальском районе – в селах Цунар, Зар, Рустав и в поселке Дзау. Из переселившихся только единицы смогли продать свои дома, причем не дороже чем за 500 долларов.
По данным всегрузинской переписи 2002 года, в Кахетии в настоящее время проживают 6109 осетин.
В мире широко известны случаи, когда беженцы из элемента бремени для экономики государства и потенциального источника социальной напряженности превращались в активных строителей экономики новой для них страны. Так в конце концов получилось в Германии послевоенного периода, которую захлестнула волна иммигрантов, так все время происходит в США, где привыкли ценить возможность использовать иммигрантов как позитивную созидательную силу. Для Южной Осетии, которая испытывает демографические проблемы в связи с сокращением населения за годы войны и после нее, приток соотечественников – фактор положительный, учитывая их трудолюбие и желание заниматься именно сельским хозяйством, приоритетным направлением развития экономики Южной Осетии.
Через несколько лет после окончания военных действий в Южной Осетии в рамках начавшегося грузино-осетинского переговорного процесса стало возможным говорить о намерениях и конкретных возможностях сторон решить вопрос беженцев и вынужденно перемещенных лиц, почти всю тяжесть проблем которых взяла на себя Северная Осетия. Прежде всего речь зашла о возможности организовать их возвращение в места прежнего проживания. В феврале 1997 года Смешанная контрольная комиссия по урегулированию грузино-осетинского конфликта утвердила «Порядок добровольного возвращения беженцев и вынужденно перемещенных лиц в результате грузино-осетинского конфликта в места их прежнего постоянного проживания». В сентябре того же года в рамках СКК был создан Специальный комитет (ad hoc) по содействию добровольному возвращению беженцев и вынужденно перемещенных лиц в места их прежнего проживания. Комитет координировал деятельность всех структур, занимавшихся практической работой по возвращению беженцев.
А в ноябре 1997 года президенты Л. Чибиров и Э. Шеварднадзе встретились в поселке Дзау Южной Осетии.
В итоговом документе Дзауской встречи было отмечено, что «приоритетными направлениями в урегулировании грузино-осетинских отношений остаются окончательное политическое урегулирование конфликта и добровольное, безопасное возвращение беженцев и вынужденно перемещенных лиц». В порыве благих намерений президенты объявили следующий, 1998 год «годом возвращения беженцев», может быть, для того, чтобы подтолкнуть самих себя к более решительным действиям или подчеркнуть плодотворность встречи. Ясно лишь, что такое заявление только приподняло верхний слой всего пласта задач, которые требовалось решить для возвращения беженцев. В любом случае эта работа никак не укладывалась в рамки одного года, даже при всем желании грузинской стороны способствовать возвращению осетинских семей.
Реально же возвращение беженцев во внутренние районы Грузии было маловероятно как в тот период, так и в ближайшей перспективе. Большинство беженцев, не обязательно из соображений иждивенчества, предпочли выбрать постоянным местом жительства Северную Осетию, где могли получить земельные участки для жилищного строительства. Они уже рассматривались как потенциальные граждане Северной Осетии. За прошедшие годы пребывания на территории Северной Осетии многие из них успешно интегрировались в ее экономическую и политическую жизнь. Большинство устроились на работу, многие заняты челночной торговлей, пенсионеры получают российские пенсии, дети учатся в школах и высших учебных заведениях и т. д. Начать жизнь заново в прежних местах проживания решатся немногие, несмотря на то, что у многих из беженцев отсутствуют элементарные жилищные условия.
Особенно трогательны объяснения именно самых неустроенных людей, почему они не хотят вернуться в Грузию. Возможно потому, что и там, в Грузии, в благополучное советское время эта категория людей оставалась за чертой бедности по тем или иным причинам, и они не чувствовали себя счастливыми там, на родине.
История № 9. Там, где твой дом...
Кисиева Натела из Тбилиси, живет в селе Тарское Пригородного района: «Родилась я в с. Ламискана, в Каспскомрайоне, жила в интернате, сиротой была. Выросла, уехала в Тбилиси, вышла замуж. Он тоже был детдомовским, никого у нас не было, все начали с нуля. Работали мы оба на Трикотажной фабрике, жили в комнате общежития, где в одном коридоре было 18 семей. Мы проработали там 35 лет, все это время бъти в очереди на жилье. Все обошли нас, даже те, что позже нас пришли работать на фабрику, а наша очередь как раз подошла в 1991 году. Тогда меня и выгнали, назвали это сокращением рабочих, но сокращали почему-то только осетин. Еще постоянно проводили собрания и выступали против осетин, а нас заставляли обязательно присутствовать. Или собирали осетин в автобусы и заставляли ехать в Цхинвал на митинги, но мы всегда прятались в таких случаях. Стало трудно жить, нас оскорбляли, называли голодранцами, не упускали случая показать, что презирают нас. Жизнь так смешалась, что нам все равно было не дождаться своей квартиры. Нам с мужем, в общем, было привычно жить по чужим углам, но сыну было 16 лет тогда, он учился в училище, я так хотела, чтобы хотя бы он вылез из шкуры бедняка. А потом уже было просто опасно там оставаться, мы боялись за сына. Я подумала, родина – там, где твой дом. Наверное, нет нам места на этой земле. Будь она проклята, эта родина. Ни за какие золотые горы я бы туда не вернулась, теплого слова не могу вспомнить ни от кого, особенно за последние два года.
Мы уехали из Тбилиси во Владикавказ, пришли в штаб по беженцам, откуда нас и направили в эту школу. Дали нам здесь одну комнату. Муж вскоре умер, а сын одно время работал на стройке, но теперь все время болеет – сердце его беспокоит. Не работает, жить негде, жениться нет возможности. Мы живем на мою пенсию в 1 тысячу рублей. Пока он чувствовал себя лучше, несколько лет я уговаривала его жениться, а я бы перешла ночевать в котельную при школе, там только хлам внутри нужно выбросить, а так что ж – крыша не течет, и то хорошо. Но ему уже все равно».
Ознакомительная версия.
