И вслед за этим Гренер подробно изложил свои мысли.
Видите ли, аргументировал Гренер, обескровленная, несамостоятельная Германия навеки потеряет свое прежнее значение… Если никто больше не обратится к Германии за самой незначительной помощью, то нашим уделом будет медленное, презренное угасание. Никто не стал бы поднимать обнищавшего, совершенно обессиленного, который может лишь подбирать крохи и принимать благодеяния, но не сможет предложить ничего другому. Необходимо сделать все, чтобы сохранить Германию как державу, даже как великую державу. Германия должна стать желанным союзником. Страна должна снова стать способной к союзам…
Не надо забывать, что эта речь произносилась в момент глубочайшего военного и дипломатического падения Германии — в апреле 1919 г. Факт остается фактом: уже тогда лидер генштаба говорил о блоках и наступательной войне. Это было еще до Версальского договора. После его заключения (июнь 1919 г.) Гренер внес в свою концепцию коррективы и изложил ее перед офицерами своего штаба:
«Я примирился с тем, что Германия будет низведена этой войной до положения державы второго ранга… Мы выиграем, по моему мнению, для нашего будущего все, если мы будем упорно работать и найдем среди нашей молодежи политических руководителей, которые, считаясь с требованиями нового времени, сумеют уничтожить старое немецкое безрассудное деление на партии, в котором следует отчасти видеть пережиток устарелых, давным-давно отвергнутых жизнью воззрений. Далее я не вижу, что могло бы нам помешать развиваться, прежде всего в области экономической. Что касается восстановления нашей военной мощи, то для этого потребуется время. Я в этом убежден, господа, дело времени. Я не хочу поддаваться иллюзиям…»
Так, «не поддаваясь иллюзиям», последний генерал-квартирмейстер кайзеровской армии и будущий военный министр веймарской Германии взвешивал возможности и перспективы будущей войны. Однако Германия тех лет находилась не в безвоздушном пространстве. Она лежала в центре послевоенной Европы, в которой хозяйничали державы Антанты, навязавшие Германии в Версале мир и создавшие систему своего господства.
Как же оценивали военную ситуацию в 20-х годах в самой Германии? Генералитет рейхсвера и «войсковое ведомство» тщательно взвешивали положение, сложившееся на востоке Европы. В частности, этому вопросу уделял большое внимание командующий рейхсвером Ганс фон Сект. Его аналитический ум генштабиста пытался понять: что же будет представлять собой новая Россия?
Сект приходил к следующим выводам: в России происходят сдвиги, являющиеся результатом воздействия революционных идей большевистской партии. «Силой оружия, — считал Сект, — это развитие задержать нельзя». В 1920 г. он изложил свои взгляды в специальном меморандуме на имя правительства. Антанта, писал Сект, будет весьма заинтересована в том, чтобы использовать Германию против России. Но этот план принесет Германии лишь новые беды. «Если Германия начнет войну против России, — предупреждал Сект, — то она будет вести безнадежную войну». Эта оценка командующего рейхсвера исходила из трезвого анализа естественных, людских и социальных ресурсов Советской Республики. «Россия имеет за собой будущее. Она не может погибнуть», — таков был вывод Секта.
В другом своем документе — письме на имя правительства от 15 июля 1922 г. — Сект обращал внимание на рост и укрепление авторитета Советского государства:
«Видел ли мир большую катастрофу, чем испытала Россия в последней войне? И как быстро поднялось Советское правительство в своей внутренней и внешней политике! И разве первое проявление немецкой политической активности не заключалось в подписании договора в Рапалло, что привело к росту немецкого авторитета?»
Эти мысли не оставляли Секта долгие годы. Уже выйдя в отставку, он писал в книге «Германия между Востоком и Западом» (1932-1933) о том, что торговые отношения с Советским Союзом означают для Германии работу для тысяч безработных и сырье. Он призывал не распространять враждебное отношение к коммунистической идеологии на «возможности сотрудничества в экономической области».
Все эти соображения Сект выдвигал, разумеется, не из симпатии к социалистическому строю. Они диктовались тактическими причинами. Сект был таким же убежденным сторонником буржуазного правопорядка, как и многие деятели Веймарской республики. Он не скрывал этого, призывая к борьбе с большевизмом. Но Сект в отличие от других считал, что эта борьба обречена на провал, ежели она примет форму военного похода против Советского Союза. «Против всемирно-исторических переворотов не поможет никакое Локарно», — замечал он по поводу блока, заключенного в 1925 г. в городе Локарно между Англией, Францией, Германией и Италией.
Разумеется, такой военный деятель, как Ганс фон Сект, смотрел на европейскую ситуацию с точки зрения германского националиста. Он был, например, сторонником уничтожения Польши. «Существование Польши нетерпимо», — писал он в одном из своих меморандумов и уже в 1920 г. разрабатывал планы военной интервенции против Польши. Сект считал необходимым аншлюс Австрии. Наконец, он был настроен античешски. Он не верил в возможность урегулирования франко-германских противоречий. Он верил только в силу Германии. Тем более показательно, что военный политик такого рода предостерегал против намерений включить Германию в «крестовый поход» Запада против Советского государства.
Но Сект представлял лишь один фланг общего фронта военно-политического планирования правящих кругов Германии. Другой фланг был представлен в тогдашней Германии не менее обширно и — что самое главное — охватывал не только группировки немецких генералов и политиков, но шел за пределы Германии — в Париж, Лондон, Вашингтон.
Идея использовать германскую армию для подавления русской революции возникла в этих кругах с момента самой революции. Ленин предполагал в 1918 г.: «…Весьма возможно, что союзные империалисты объединятся с немецким империализмом… для соединенного похода на Россию». Германское правительство, говорил Ленин в ноябре 1918 г., «всеми силами стремится к союзу с англо-французскими империалистами. Мы знаем, что правительство Вильсона засыпали телеграммами с просьбой о том, чтобы оставить немецкие войска в Польше, на Украине, Эстляндии и Лифляндии…»
Уже в декабре 1917 г. американскими дипломатами был составлен доклад с проектом направить Германию на подавление Советской России. С другой, немецкой стороны также известно предложение подполковника «большого генштаба» фон Гефтена, который еще до краха кайзеровской армии предлагал Людендорфу летом 1918 г. вступить в переговоры с Антантой и превратить Германию в «передовой отряд» в борьбе против Советской России. Во всяком случае эта идея обуревала реакционных политиков Германии, США, Англии и Франции на протяжении всех лет после свержения царизма в России.
Торг — на каких условиях Германия сможет продать западным державам свои военные услуги на Востоке — продолжался годы. В нем участвовали политики, финансисты, промышленники, дипломаты, генералы — все, кто мог сказать свое слово. «Один из ведущих немецких финансистов разъяснил мне, — доносил 10 января 1919 г. в Вашингтон глава американской миссии в Берлине Дризел, — что нациями, которые призваны навести порядок в России, несомненно, являются немцы и американцы». Не только Дризела и его молодого помощника Аллена Даллеса, другие немецкие промышленники атаковали представителей Англии и Франции.
События 1918-1919 гг. показали всю беспочвенность немецких претензий на «наведение порядка» в Советской республике. Немцам пришлось уйти с Украины, из-под Петрограда, из Прибалтики. Но это не исправило неисправимых. В течение двадцатых годов в военных кругах рассматривали стратегический план нападения на Советский Союз и блока с этой целью с державами Запада. Это был план, вошедший в военную историю вместе с именами генерал-майора Макса Гофмана и промышленника и дипломата Арнольда Рехберга.
Максу Гофману в его военной карьере выпала необычайная судьба. Трижды он являлся свидетелем краха русской царской армии. Первый раз — в 1904-1905 гг., когда он был германским представителем при 1-й японской армии в Маньчжурии; второй — в 1914 г. в Восточной Пруссии, где Гофман был начальником оперативного отдела штаба немецкой армии, которая под Танненбергом разгромила царских генералов Самсонова и Ренненкампфа; наконец, в 1917-1918 гг., когда он возглавлял немецкую делегацию на переговорах в Брест-Литовске. Он считал себя победителем той России, которая пришла в Брест подписывать мирный договор. И эти три события навсегда превратили генерала Гофмана в человека, одержимого идеей возможности полного военного разгрома России.
Уже в Бресте он размышлял на тему о немедленном вторжении в Советскую страну. Ему казалось вполне возможным пройти церемониальным маршем от Бреста до Москвы. «С весны 1918 г., — вспоминал Макс Гофман, — я стал на ту точку зрения, что правильнее было бы выяснить положение дел на Востоке, то есть отказаться от мира, пойти походом на Москву, создать какое-нибудь новое правительство». Гофман обменялся мнениями с немецким военным атташе в Москве, который сообщил, что двух батальонов «вполне достаточно для наведения порядка в Москве». У Гофмана уже был наготове глава «нового правительства» — великий князь Павел Александрович. Увы, генералу и великому князю не довелось наводить порядок в России. Вскоре вся немецкая «Восточная армия» покатилась домой, на Запад.
