Ознакомительная версия.
Этот интимный союз утерян многими европейцами, для которых американский индивидуализм символизирует материализм, культурную пустоту и отсутствие подлинной общинной жизни. На первый взгляд, европейская критика Америки не лишена оснований: карьеризм, эгоизм, преклонение перед успехом и богатством действительно в какой-то мере опустошают многих американцев Но американский индивидуализм не сводится только и исключительно к материализму: он является основой для добровольного участия в общественной жизни и той гражданской культуры, которая строится на уважении и принятии общих для всех ценностей и целей.
Парадоксальным образом именно американский индивидуализм делает возможным создание новых и постоянное пополнение уже существующих религиозных общин в Америке. Зто способ восстановления своей связи с другими, это способ выйти за рамки своей ограниченной личности, это прорыв из тюрьмы эгоизма во имя целей, которые больше, чем просто физическое существование.
Американский опыт показывает, что религия, как и другие формы самоидентификации, не есть антипод демократии. Что же касается демократии, то именно она является гарантом свободного выражения и проявления identity. В этом смысле само свободное выражение любой — религиозной, национальной, культурной, этнической — identity становится не угрозой демократии, а ее признаком Религиозная жизнь расцветает именно потому, что выступает как в форме личного самовыражения, так и в форме общинной солидарности. Французская революция, во имя идеалов свободы, равенства и братства акцентировавшая внимание на похожести людей, видела в религии, как и в любой другой identity, разделяющий фактор. Именно для борьбы с такими сильными identities тогдашнее французское правительство создало департаменты, которые сознательно уничтожали границы между различными региональными культурами. Цель состояла в том, чтобы объединить их в единое государство, управляемое из Парижа. Все диалекты, кроме парижского, были запрещены Происходило это задолго до того, как во французских школах возникла проблема головного платка.
Американская революционная идея свободы по-иному относилась к той роли, которую играют различия в демократической жизни. Вот что писал об этом Джеймс Мэдисон в «Записках федералиста», эссе 10: «Свобода для фракций все равно что воздух для огня — пища, без которого он немедленно гаснет Но было бы не меньшей глупостью ликвидировать свободу, жизненно необходимую для политической жизни, лишь по той причине, что она питает фракционность, равно как желать уничтожения воздуха, без которого невозможна живая природа, лишь потому, что он придает огню разрушительную силу».
Для отцов-основателей американской демократии фракция, часть была не только естественным побочным продуктом демократической жизни, но и, в определенном смысле, ее гарантом Разнообразие различных интересов наряду с системой сдерживающих факторов и противовесов, встроенное в американскую конституцию, гарантирует, что ни одна группа не сможет захватить в свои руки монопольную впасть Наличие различных сильных identities и разных идеологий, которыми они питаются, становится непременным для защиты и сохранения демократии.
Феномен американского еврейства
Для меня, естественно, наиболее близким и знакомым случаем разнообразия различных identities и их свободного проявления (или отсутствия оного) является еврейская identity. Здесь контраст между Европой и Америкой особенно ярок. Европейские национальные государства имеют длинную историю нетерпимости и преследований, которые были характерной чертой господствующей самоидентификации по отношению к другим. Именно это явилось одной из причин того, что демократия заняла исключительно отрицательную позицию к identity как таковой, и поэтому возникло такое понятие, как нейтральное общественное пространство. Наполеон определил эмансипацию как освобождение от конкретной идентичности. Другими словами, свобода означала равенство, достичь которого можно было, лишь отбросив все и всяческие различия.
До эпохи Просвещения жизнь любого меньшинства в Европе была нелегкой, но для евреев, которые на протяжении более чем тысячи лет воспринимались как живое олицетворение зла, она была особенно тяжелой. Для большинства европейцев евреи были не просто воплощением «чужака», упрямым меньшинством в самом сердце старого континента, но врагами рода человеческого, бесстыдно предающими основные моральные принципы и нормы.
Вероятнее всего. Шекспир никогда не видел евреев, поскольку они были изгнаны из Англии за триста лет до его рождения. Тем не менее он создал своего печально знаменитого Шейлока на базе существовавших тогда стереотипов. В свою очередь, его «Венецианский купец» укреплял эти стереотипы и оказал огромное влияние на формирование образа еврея на протяжении многих веков.
История евреев Европы до периода эмансипации была историей дискриминации, преследований и изгнаний Она включала в себя изгнание из Англии в 1290 году, дважды из Франции — сначала в 1132. а затем в 1394 году, из Испании в 1492 и Португалии в 1497. В немецких провинциях дарованное евреям право на проживание постоянно пересматривалось, они находились под постоянной угрозой депортации и были ограничены в своих профессиональных занятиях и владении собственностью.
Когда над Европой задули ветры эмансипации, евреям был предоставлен выбор: они могли стать равноправными гражданами при условии, что их еврейство, то есть identity, будет ограничено их частной жизнью. Многие евреи, которые страстно желали покончить с вековыми преследованиями, пошли на это. Для того чтобы соответствовать требованиям «общественной невидимости», иудаизм был реформирован Началось это движение за реформизм в Германии. Еврейские молитвы были переведены на немецкий язык, празднование шабата было перенесено с субботы на воскресенье, были отменены традиционные правила кашрута. Таким образом реформистские лидеры надеялись помочь евреям стать равноправными гражданами Германии или, как назвал это позже один из мыслителей Просвещения поэт Иегуда Лейб Гордон, «быть евреем дома и гражданином на улице». Примечательно то, что еврейское реформистское движение того периода не считало евреев отдельной нацией, а видело в них «немцев Моисеевой веры».
Но эта стратегия постепенного исчезновения оказалась глубоко и трагически ошибочной. Просвещение и эмансипация обещали, что при условии публичной «невидимости» их еврейства евреи станут равноправными гражданами. Но то, что началось с уничтожения еврейства в общественном пространстве, закончилось попыткой уничтожить евреев как таковых. Страна, породившая Реформу, станет также страной, где евреи будут осуждены на уничтожение.
Европейские демократические идеалы не оставляют места для еврейской identity — в этом вопросе сходились как правые, так и левые. Каждая идеология лелеяла свою мечту о похожести и единстве, о мире без различий, будь то фашистская универсальная identity или же растворение всех identities. Как в кривом зеркале, обладающем в то же время своей глубокой внутренней логикой, в мечте о таком мире нацистский тоталитаризм перекликается с утопическим универсализмом. Оба они отражают наследие европейской культуры, в которой демократия и identity противостоят друг другу и в которой нет места для существенных различий. Другими словами, европейская культура требует, чтобы самоидентификация в Европе была однородной — либо потому, что у всех должна быть одна и та же идентичность, либо потому, что ее не должно быть ни у кого В обоих этих мирах еврейской identity не оставапось места.
Первые приехавшие в Америку евреи привезли с собой взгляды, сформированные в Европе Возникшие в основном в среде выходцев из Германии (следующая большая волна эмигрантов, спасавшихся от погромов в России и Восточной Европе, начала прибывать в Америку в восьмидесятых годах XIX века), ранние еврейские движения были типично реформистскими. Они, как и на старом континенте, продолжали настаивать на том, что евреи — это не национальность, а религия В 1835 году конференция лидеров реформистско-движения заявила «Мы более не рассматриваем себя как нацию. Мы — религиозная община», а Ветхий Завет есть не более чем выражение «морального и философского развития соответствующих исторических периодов».
Однако по мере того, как евреи все больше становились американцами, они все больше были готовы выражать свою особую, еврейскую identity. Очень ясно это видно на примере тех документов, которые принимало движение реформистских евреев в разные периоды своего существования. В 1937 году то самое реформистское движение, которое не считало евреев нацией, провозгласило, что «иудаизм — это душа того, чьим телом является Израиль», и что в Палестине «мы видим воплощение обновленной жизни для многих из наших братьев». Они чувствовали себя обязанными помочь строительству еврейской Родины.
Ознакомительная версия.
