Ознакомительная версия.
Итак, по Ганелину, получалось, что восемь месяцев, которые Фрэнсис провёл в России, он пребывал в бездарном неведении и бездействии. А лишь когда российский Февраль разразился, американский посол стал спешно «навёрстывать упущенное»… А Вашингтон тоже спохватился и быстренько покончил со своим «нейтралитетом», спроворив свой Апрель 1917 года – коль уж в России всё так «неожиданно», но «удачно» для США вышло. Ну до чего наивной, близорукой и нерасторопной, по Ганелину, оказалась империалистическая Америка образца 1917 года в своей «российской» политике.
В СВЯЗИ со сказанным возникает вопрос: можно ли говорить о полной ангажированности Америкой немалой части буржуазных «верхов» России в 1917 году или всё же имело место просто совпадение интересов этих «верхов» и американской элиты? В конце концов, царь мешал Америке, но он же мешал и чисто российским капиталистам Гучкову, Рябушинским, Путилову, Коновалову, Терещенко и т. д. Одно дело – таскать каштаны из огня для чужого «дяди» [Сэма], и другое дело – использовать помощь этого «дяди» против общего врага.
Уже упоминавшийся Николай Стариков выстроил в своей книге о Феврале 1917 года «версию», по которой Ленин якобы разыгрывал в 1917 году спектакль на пару с Керенским по сценарию Антанты для того, чтобы разрушить Россию. Относительно Ленина и партии большевиков Стариков, конечно, попадает пальцем в небо, зато относительно «Временных» явно не ошибается: деятельность российских буржуазных политиков Февраля объективно подрывала ситуацию в России в интересах прежде всего Америки, что лишний раз подтверждают и мемуары Харпера… И не только они одни.
Вот вполне показательный факт. 6 декабря 1915 года при открытии в Нью-Йорке конференции по международной торговле товарищ (заместитель) председателя Русско-Американской торговой палаты Александр Владимирович Бер, крупный московский маклер, свой человек в российских и государственных, и деловых кругах, выступая перед собравшимися, соблазнял их перспективами внедрения американского капитала в российскую экономику. Бер обещал «великолепное вознаграждение» «при квалифицированной первоклассной рабочей силе, которая может быть нанята за 25 процентов той цены, которую платят в Америке» и «при неистощимых запасах всех видов сырья, угля и водяной силы».
Предательская, коллаборационистская, компрадорская ориентация не на творческие силы самой России, а на капитал США здесь налицо. И такой послевоенный разворот ситуации в России – плачевный для России – предвидели умные люди даже из одного социального лагеря с Бером. Так, в феврале 1914 года знаменитый Пётр Николаевич Дурново подал царю знаменитую свою записку, предостерегающую Николая от войны с Германией. Судьба царской ли, буржуазной ли России, ввязавшейся в европейский конфликт, была предсказана Дурново с прямо-таки марксистской прозорливостью:
«Последствием этой войны окажется такое экономическое положение, перед которым гнёт германского капитала покажется лёгким. Ведь не подлежит сомнению, что война потребует расходов, намного превышающих ограниченные финансовые ресурсы России. Придётся обратиться к кредиту союзных и нейтральных (здесь имеются в ввиду явно США. – С.К.) государств, а он будет оказан, разумеется, не даром… И вот неизбежно, даже после победоносного окончания войны, мы попадём в такую финансовую и экономическую кабалу к нашим кредиторам, по сравнению с которой теперешняя зависимость от германского капитала покажется идеалом».
Как в воду смотрел Пётр Николаевич: царская Россия обеспечила себе будущую финансовую и экономическую кабалу уже в ходе войны! Например, промышленники Рябушинские закатывали весной 1913 года «славянские» обеды в компании со «славянофильствующими» кадетскими лидерами под одобрительные взгляды дяди царя, великого князя Николая Николаевича. Пили-гуляли, кричали о «черноморских проливах», но, по сути, пили во славу Франции, Англии, а прежде всего – Америки… Начавшаяся в конце лета 1914 года война выявила это быстро, со всей откровенной военной беспощадностью. И в ноябре 1916 года тот же Михаил Рябушинский в записке «Цель нашей работы» сокрушался:
«Мы переживаем падение Европы и возвышение Соединённых Штатов. Американцы взяли наши деньги, опутали нас колоссальными долгами, несметно обогатились… Падение Европы и уступка ею своего главенства в мире другому материку – после столького героизма, гения, упорства и ума, проявленного старой Европой…».
Рябушинский выражал надежду на то, что Европа «найдёт в себе силы вновь возродиться» и что в этом случае и Россия получит возможность развить свои производительные силы и выйти на «широкую дорогу национального расцвета и богатства». Однако не фабрикантам и банкирам Рябушинским, профукавшим ту Россию, которую они имели, была под силу такая гулливеровская задача. «Старая» Европа, даже опутанная «колоссальными долгами» Америке, крепко держала Россию Романовых и Рябушинских за горло не менее колоссальными долгами России «старой» Европе! И это – не считая русских долгов Америке.
Можно ли было России выйти на широкую дорогу национального расцвета и богатства, будучи отягощённой подобным тяжким грузом?
ЗНАЯ ЭТО, и многое другое подобное, можно ли говорить, что российские промышленники, свергая царя, оказывали услугу прежде всего самим себе? Не будет ли более верной версия о том, что они заранее соглашались на вторые и третьи роли при американском капитале в России, когда этот капитал придёт туда?
Да и могло ли быть иначе? Ведь уже было ясно, что после окончания Первой мировой войны капитал США глубоко внедрится в экономику даже ведущих стран Европы: Англии и Германии. На что в этом случае могла рассчитывать новая буржуазная Россия, за войну увязшая в долгах?
Война была крайне выгодна Америке. Только 48 крупнейших корпораций в своих отчётах за 1916 год показали прибыль в сумме 965 миллионов долларов (в нынешних ценах это не одна сотня миллиардов долларов). В целом же Америка нажила на европейской войне 35 миллиардов тогдашних долларов. Отдельные компании увеличили свои доходы в десятки раз! И немалая часть этого небывало мощного золотого потока, который всю войну изливался из Европы в Америку, после войны должна была хлынуть обратно в Европу, дабы утопить самостоятельную её будущность. Тем более на подобную участь была обречена царская ли, буржуазная ли, Россия, особенно – с учётом того, что в ней явно более значимо, чем в европейских странах Антанты, орудовали агенты влияния США.
Как уже было сказано, документальное подтверждение деятельности любых агентов влияния никогда невозможно: агенты влияния, в отличие от тривиальной разведывательной агентуры, подписок и расписок не дают. Так что здесь вернее основываться на мудром замечании о том, что «без причины и прыщик на носу не выскочит».
Так, 26 февраля (старого стиля) 1917 года председатель Государственной думы Родзянко направил в адрес начальника штаба Верховного главнокомандующего генерала Алексеева телеграмму, где, кроме прочего, было сказано следующее:
«Железнодорожное сообщение по всей России в полном расстройстве. На юге из 63 доменных печей работают только 28 ввиду отсутствия подвоза топлива и необходимого материала. На Урале из 92 доменных печей остановилось 44 и производство чугуна, уменьшаясь изо дня в день, грозит крупным сокращением производства снарядов… Правительственная власть полностью бездействует и совершенно бессильна восстановить нарушенный порядок…».
С одной стороны, сия статистика свидетельствовала о системном крахе помещичьего самодержавия, но только ли о нём? Даже для косного и тяжеловесного государственного механизма царской России подобное было уж слишком чересчур – наглухо «закозлить» более половины российских домен! Это, знаете ли, не фунт изюму и даже не килограмм!
Развал такого масштаба одним извечным «расейским» бардаком объяснить было нельзя – здесь надо говорить о подрывной работе влиятельных кругов в государственной среде и в деловом мире, о сознательном вредительстве, о злостном саботаже «сверху»! Но кому был в первую очередь выгоден и необходим масштабный саботаж? И кто мог его организовать в таких масштабах?
Саботаж был выгоден Германии? Безусловно, да… Но организовать такой крах её агентура в России не смогла бы.
Буржуазные заговорщики? Они имели огромные возможности для саботажа, но авторитет царя и царицы пал уже так низко, что для успеха дворцового буржуазного переворота подобный развал экономики им не требовался.
Ознакомительная версия.
