— Доктор Хьюмс, почему вы без адвоката?
— Мне не нужен адвокат. Мне нечего скрывать.
— Доктор Хьюмс, вы меня помните? Я звонил вам в 1966 году и спрашивал о докладной двух агентов ФБР, в которой говорилось, что в области головы президента были обнаружены следы хирургического вмешательства.
— Нет. Я не знаю, кто вы. Я не знаю о подобной докладной.
Через два дня Хьюмса интервьюировал независимый расследователь Хоч. Хьюмс, в частности, сказал: «Я желал, чтобы они задали мне больше вопросов. Члены комиссии меня поразили… Знаете, ведь им представился золотой случай. Я был перед ними, но они не захотели — и это меня нисколько не беспокоит. Что бы ни устраивало их, устраивало меня».
Для распутывания клубка загадок, возникших вокруг вскрытия, независимые расследователи считают крайне важным выяснить следующее обстоятельство. Какую роль играли во время этой процедуры в секционном зале госпиталя ВМС находившиеся в нем главный хирург ВМС США адмирал Кении, начальник национального военно-морского медицинского центра в Бетесде адмирал Гэллоуэй, начальник госпиталя ВМС капитан Кэнад, начальник медицинской академии ВМС США капитан Стоувер, врач Белого дома адмирал Беркли? Агент секретной службы Келлерман в показаниях комиссии Уоррена утверждал, например, что Гэллоуэй надел халат и хирургический фартук и стал четвертым анатомирующим врачом. Гэллоуэй отрицает такой факт. Ранее он отрицал, что сел за руль «кареты» скорой помощи, в которой находился пустой бронзовый гроб. Очень активно вел себя в секционном зале адмирал Беркли. Явно оказывая давление на врачей, производивших вскрытие, ближе к полуночи 22 ноября личный врач президента Кеннеди, ставший уже личным врачом президента Джонсона, адмирал Беркли повторял, что при составлении заключения надо учитывать, что «Освальд стрелял сзади». «Неужели он это говорил?» — переспросил одного из присутствовавших в секционном зале Лифтон.
— Я прекрасно помню слова Беркли о том, что «они поймали Освальда и что им нужна только пуля, чтобы закрыть дело», — ответил тот.
Тут же в секционном зале адмирал Кении отдает приказ, запрещающий врачам и младшему персоналу обсуждать с кем бы то ни было все, что они видели и слышали во время вскрытия. Через несколько дней с них взяли подписки молчать. Всех, кто давал подписку, предупреждали устно и многократно, что все происходившее относится к категории «сверхсекретной» информации и не подлежит разглашению ни при каких обстоятельствах. Медицинскому персоналу ВМС говорили, что этот приказ исходит из Белого дома, подразумевая секретную службу. Какие меры предосторожности! Какая бдительность! И ради чего все это? Разве не убил президента маньяк-одиночка двумя выстрелами сзади? Разве не доказывало это официальное «лучшее свидетельство»?
Но дело обстояло не так просто, поэтому-то и нужны были тайны, секреты, маскировка. Заградительную стену вокруг вскрытия выстроили ВМС и секретная служба. Часть документации была запрятана в секретных архивах министерства обороны, все остальное — в тайниках секретной службы. Независимых исследователей по-прежнему не подпускают к основной массе этих материалов.
Специальная комиссия конгресса
Лифтон начал свое исследование и до самого выхода своей книги продолжал придерживаться точки зрения, что не все участвовавшие в процедуре вскрытия, не все сотрудники комиссии Уоррена были заговорщиками или соучастниками после факта совершения преступления в Далласе и Бетесде. Вот почему, как бы снимая часть своих подозрений в отношении бетесдовских патологоанатомов, Лифтон писал, что заключение о вскрытии могло быть «плодом неясной двусмысленной и, возможно, зловещей ситуации».
Независимые расследователи поначалу надеялись, что работавшая в 1976–1978 гг. специальная комиссия конгресса по расследованию убийств (СКРУ) рассеет эти неясности и двусмысленности. Лифтон долго беседовал с Бэлфордом Лоусоном, который в комиссии занимался секретной службой. Он убеждал его, что имеется достаточно подозрительных фактов для проведения нового расследования: при каких обстоятельствах секретная служба составляла маршрут президента в Далласе, как она обращалась с телом покойного, фотографиями и рентгеновскими снимками, пулей, осколками и пр. Лоусон сидел, как сфинкс, не проявив никакого интереса, по крайней мере внешне. Специальную комиссию, как и комиссию Уоррена пятнадцатью годами раньше, не заинтересовало таинственное поведение секретной службы.
Неисповедимыми путями шло расследование, проводившееся СКРУ. Противники комиссии в конгрессе пытались несколько раз распустить ее под различными предлогами (отсутствие средств, бесполезность ее усилий и т. п.). Не выдержал давления и ушел со своего поста первый председатель комиссии техасский конгрессмен Генри Гонзалес, находившийся в президентском кортеже 22 ноября 1963 года в Далласе. Такая же участь постигла главного советника и административного директора СКРУ, бывшего окружного прокурора Филадельфии Ричарда Спрейга. Оба они слишком серьезно взялись за выяснение роли ЦРУ и ФБР в преступлении века.
Сотрудники комиссии пользовались огромными полномочиями, они проходили доскональную проверку перед зачислением в штат комиссии. По своему усмотрению они могли докладывать или не докладывать членам комиссии — конгрессменам о том, что они узнавали в ходе расследования на отведенном им участке.
Работа СКРУ не обошлась без «маленького скандальчика». Но конгрессмены — члены СКРУ узнали о нем постфактум из газеты «Вашингтон пост» в июне 1979 года, когда специальная комиссия по расследованию убийств была уже распущена. Расскажем обо всем по порядку.
К сейфу с наборным замком, в котором хранились «рыскающая пуля», фотографии и рентгеновские снимки мертвого тела президента Кеннеди, имели допуск несколько сотрудников комиссии. В июле 1978 года один из них, не закрыв двери сейфа, покинул комнату, а когда вернулся, то застал там человека, ворошившего одну из папок в сейфе. Сразу же было доложено о случившемся главному советнику и административному директору СКРУ Роберту Блейки. Но схваченный с поличным отрицал все напрочь. На фотографиях тела президента, папке с рентгеновскими снимками, на двери сейфа были обнаружены отпечатки пальцев этого человека, и тогда он признал, что копался в сейфе. Пойманным оказался сотрудник ЦРУ Реджис Блэхут, прикомандированный к СКРУ для связи с разведывательным ведомством и для охраны документов ЦРУ, переданных в распоряжение комиссии.
Блейки не сообщил об этом ни одному из членов СКРУ, хотя случай был экстраординарный. Из газетных отчетов следует, что он взял на себя выяснение отношений с разведкой. В обмен на молчание Блэхут был уволен, его непосредственные начальники получили выговоры, а ЦРУ представило Блейки какие-то материалы из своих архивов, которых до этого он безуспешно добивался. Замяли много вопросов, в частности и такой, зачем потребовалось Блэхуту вырывать из папки фотографии головы покойного президента.
Когда «маленький скандальчик» всплыл в июне 1979 года в печати, директор ЦРУ С. Тэрнер отмежевался от Блэхута, заявив, что тот «действовал в одиночку и из любопытства». Поначалу Блэхут тоже придерживался этой версии, однако прижатый вопросами корреспондентов, сменил песню. «Есть другие вещи, которые связаны с этим, но сказать о них означало бы повредить кое-чему». На вопрос, что он имеет в виду, Блэхут ответил: «Я дал ЦРУ письменную клятву хранить тайну. Я не могу обсуждать это…»
С подобными ответами как-то не вяжется последующая версия ЦРУ о возможной причине «набега» Блэхута на сейф. Был пущен слух, что он хотел украсть фотографии головы покойного президента, чтобы подзаработать на них, продав каким-нибудь органам печати.
Независимые расследователи связывают «любопытство» Блэхута с давним подозрением, что некоторые фотографии, как и рентгеновские снимки, были фальсифицированными (вспомним подозрение Лифтона, что съемки производились и после официального окончания вскрытия). Не эти ли фальсифицированные фотографии и рентгеновские снимки имел задание «изъять» из папок и конвертов Блэхут? В июле 1978 года те, кто действовал руками Блэхута, еще не знали, какой будет реакция СКРУ на гипотезу Лифтона о «перекройке» тела. От тех, кто следил за Лифтоном, не могли ускользнуть его продолжительные беседы с Блейки, с сотрудниками СКРУ Пэрди и Флэнаганом, занимавшимися вопросами бетесдовского вскрытия тела президента. Следившие как огня боялись настоящего расследования «перекройки», тем более что министр обороны Браун разрешил свидетелям вскрытия давать показания. Но опасения оказались напрасными.
Специальная комиссия конгресса по расследованию убийств столкнулась с фактами и оценками, которые поставили перед ней труднейшие вопросы. Как прореагировать на вывод своей группы медицинских экспертов во главе с доктором Баденом об «изъянах», допущенных при вскрытии? Что делать с гипотезой Лифтона о «перекройке» трупа, которая, если вызвать на слушания в специальной комиссии людей, наблюдавших необычные «происшествия» в секционном зале, может подтвердиться?
