ситуативную установку, особенно если учесть, что он во многом зависит от социальной траектории и жизненного опыта конкретного человека. Поэтому различные оттенки патриотизма образуют очень большую палитру. Можно тем не менее, пусть и с большой долей условности, выделить по меньшей мере два идеал-типических социальных профиля, связанных с противоположными подходами к патриотизму: удовлетворенные жизнью идеалисты, приветствующие патриотизм «сверху», с одной стороны, и социально ущемленные прагматики, приветствующие низовой патриотизм скорее в его социально-критическом варианте, с другой.
Глава 5. Ксенофобия и межнациональные отношения
В научной литературе о России часто пишут как о стране, где ксенофобия имеет массовый характер [62]. Мы здесь не отождествляем патриотизм или национализм и ксенофобию, – последняя определяется как отторжение чужих по этническим или культурным признакам. В 2014 году вышел специальный выпуск журнала «Pro et Contra» с таким показательным пассажем во введении: «Восприятие России как многонациональной страны естественно для человека советской закваски, усвоившего соответствующие идеологические клише. Но почти через четверть века после распада СССР подобное мироощущение вовсе не данность – в стране, где этнические русские составляют подавляющее большинство, его разделяют далеко не все. На фоне постоянного притока трудовых мигрантов и проблем, связанных с Северным Кавказом, все больше наших сограждан разделяет лозунг „Россия для русских“. Эксплуатация этих настроений, в частности во время предвыборной кампании по выборам московского мэра, осенью 2013 года привела к тому, что этот ксенофобский лозунг поддержали уже две трети российских граждан. Призыв „Хватит кормить Кавказ“ также пользуется большой популярностью. Еще больше наших соотечественников приветствовали бы повышение статуса собственно русских – в той или иной форме – по сравнению с „нерусскими“» [63].
Однако начиная с 2014 года опросы общественного мнения, в частности проводимые «Левада-Центром», фиксируют стабильное снижение уровня ксенофобии. По мнению многих экспертов, этот спад носит временный характер и объясняется вытеснением тем, связанных с мигрантами и приезжими из публичной повестки. Однако тот факт, что эта тенденция сохраняется уже четвертый год, требует, кажется, более глубокой рефлексии. Согласно предположению Владимира Мукомеля [64], уровень ксенофобии напрямую связан с уровнем взаимного доверия. С учетом выводов, сделанных нами по итогам анализа российского патриотизма, можно предположить рост уровня доверия по отношению к общенациональной группе «мы», с которой немалая часть респондентов мысленно солидаризируется. Противопоставляться такая группа может, например, ненастоящим патриотам, обогатившимся за счет нищих слоев населения, или тем, кто эксплуатирует национальное богатство в ущерб большинству. Можно предположить также, что социально-критический патриотизм, или обостренное чувство социального неравенства, вытесняет чувство недоверия к «чужим». Кроме того, рост патриотизма и гордости за нацию предположительно снижает вероятность того, что чувство униженности трансформируется в исключение других или месть им. Для уверенного в себе социума характерная большая открытость к тем, кто отличается от большинства. Представляется несомненным, что количество людей, способных к социальной идентификации и/или уверенных в ценности того общества, частью которого они являются, в современной России выросло. Поэтому ксенофобия становится менее массовой. Ниже мы проанализируем полученные нами в этой связи данные.
Наш метод носит строго качественный характер. Мы пытались уловить отношение к мигрантам, приезжим или к людям других национальностей в ходе разговора о повседневной жизни, когда речь более или менее спонтанно (во всяком случае без отклонения от основной линии повествования респондента) заходила о различных категориях «чужих». Так нам удалось определить наличие ксенофобских настроений только у меньшинства респондентов. В полном согласии с результатами количественных исследований [65] ксенофобия более распространена в крупных городах, где мигрантов и приезжих больше, а локальный социум менее интегрирован. Ниже мы объясним, каким образом мы пришли к этому выводу и какие выделили различные типы отношения к мигрантам или иным национальностям. Однако сразу отметим две отличительных черты, которые могут быть интерпретированы по-разному и которые могут объяснить разницу между нашими результатами и результатами опросов общественного мнения, которые делают выводы из стандартизированных ответов на стандартные же вопросы («Как вы относитесь к лозунгу „Россия для русских“?» и подобные).
Во-первых, в обыденных разговорах, к каковым можно отнести большинство наших интервью-бесед, слова «русские» и «россияне» употребляются как синонимы без учета значений, которые приписываются им общественными науками. Так, люди, не являющиеся этническими русскими, легко могут определять себя, как русских. В целом слово «россияне» редко используется спонтанно, в разговорной речи оно не прижилось, тем более что оно кажется искусственным и абстрактным, лишенным эмоциональной или аффективной нагрузки слова «русские». Второй особенностью является отсутствие, по контрасту с западными обществами, укоренившейся политкорректности. Часто в разговорной речи респонденты употребляют в отношении иноэтнических групп нелестные и оскорбительные слова («хачи», «черные», «с кривыми носами»), хотя по многим примерам из их повседневной жизни видно, что при столкновении с людьми других национальностей или мигрантами они не проявляют ни агрессии, ни настороженности, ни враждебности. Любопытно, что есть и обратные случаи, в частности среди представителей интеллектуальных профессий, знакомых с политкорректностью. Такие респонденты отмечают, что знают, что надо быть толерантным, однако либо признают, что им не так легко это удается, либо, приводя примеры из своей повседневной жизни, невольно демонстрируют, что толерантность их существует только на словах.
Различные типы отношения к приезжим или иным национальностям
Какие типы отношения к мигрантам, приезжим и национальностям нами выделены? На примере самого большого поля – Санкт-Петербурга, – где нам удалось затронуть тему ксенофобии в 70 случаях, мы выделили 7 таких типов. Уточним, что у одного и того же респондента могло проявляться несколько типов, – разумеется, кроме прямо противоположных.
«Прагматические не-ксенофобы». У части респондентов отношение к приезжим заведомо лишено настороженности или враждебности, наоборот, иногда они проявляют симпатию или сочувствие. Причем респонденты, позитивно настроенные по отношению к приезжим или людям другой национальности, не просто заявляют о своей абстрактной толерантности, но и рассказывают о конкретных случаях взаимодействия с приезжими, подтверждающих отсутствие у них ксенофобии, несмотря на то что для обозначения мигрантов они пользуются порой не слишком политкорректными словами. Мы называем их «прагматическими не-ксенофобами». Таких в Санкт-Петербурге 23%. Вот несколько примеров: «Как они могут мне мешать? Они же тоже люди! (в ответ на вопрос о том, не слишком ли много приезжих в городе)», «я не вижу проблем с приезжими», «люди других национальностей живут рядом, так это хорошо, наводят красоту», «с мигрантами даже проще общаться». В смысле политкорректности встречаются и такие, например, высказывания: «я подавляю в себе ксенофобию» (речь идет о том, что человек прикладывает к этому усилия в повседневной жизни). Удивителен случай женщины, работающей поваром в школе: она говорит об
