Все вывернулось. В сословном обществе люди обладали разными правами (не равны перед законом), но все входили в одно религиозное братство. В новом, классовом обществе Запада, напротив, люди стали равны как атомы, как индивидуумы с одинаковыми правами перед законом. Но вне этих прав, в отношении к Богу они не равны и братства не составляют. Это общество возникло на идее предопределенности. Это значит, что люди изначально не равны, а делятся на меньшинство, избранное к спасению души, и тех, кому предназначено погибнуть в геенне — отверженных.
Вдумайтесь в утверждение кальвинистов (1609 г.): «Хотя и говорят, что Бог послал сына своего для того, чтобы искупить грехи рода человеческого, но не такова была его цель: он хотел спасти от гибели лишь немногих. И я говорю вам, что Бог умер лишь для спасения избранных». Шотландские пуритане даже не допускали к крещению детей тех, кто отвергнут Богом (например, пьяниц). Это — отход от сути христианства назад, к идее «избранного народа». Видимым признаком избранности стало богатство. Бедность ненавиделась как симптом отверженности. Кальвин настрого запретил подавать милостыню, а в Англии безработных собирали в страшные «работные дома». Принятые в Англии Законы о бедных поражают своей жестокостью.
Чтобы полностью уничтожить, растереть в прах общину с ее чувством братства и дружбы, на человека Запада было оказано не только мощное экономическое и политическое давление, часто с огромным насилием. Была создана и мощная идеология. Стали настойчиво повторяться слова пророка Иеремии: «Проклят человек, который надеется на человека». Читались проповеди, разоблачающие дружбу как чувство иррациональное. Насколько отрицались все сугубо человеческие связи сердца, видно из такого общего правила: «Добрые дела, совершаемые не во славу Божью, а ради каких-то иных целей, греховны». Вдумайтесь: вся теплота человеческих чувств, которая была освящена христианством, теперь отвергнута. Остались или дела по расчету, исключающие понятие Добра, или дела во славу Бога, исключающие влияние интересов человека.
Если мы вспомним русские песни и сказки, Пушкина, Льва Толстого и Твардовского, советские фильмы и весь наш человеческий обиход, то поймем, насколько все наши мысли и чувства далеки от представления о человеке как индивидууме. И главная причина наших нынешних бед в том, что нас насильно пытаются «реформировать» — вытравить всяческую общинность, перенять иные мысли и чувства. А.Н.Яковлев прямо сравнивал перестройку с Реформацией (и не он один). А мы не понимали, о чем идет речь, чего от нас хотят. Думали, все обойдется рынком и демократией.
Мне этот смысл всей нашей реформы открыл в блестящей лекции виднейший богослов Израиля раби Адин Штейнзальц в 1988 г. Его тогда привез в СССР академик Велихов (было бы много пользы, если бы опубликовали ту лекцию). Раби Штейнзальц, выйдя на трибуну, сказал: «Я вам изложу самую суть Талмуда: что есть человек». Человек, сказал раби, это целостный и самоценный мир. Он весь в себе, весь в движении и не привязан к другим мирам — это свобода. Спасти человека — значит спасти целый мир. Но, спасая, надо следить, чтобы он в тебя не проник. Проникая друг в друга, миры сцепляются в рой — это тоталитаризм. Раби привел пример: вот, вы идете по улице, и видите — упал человек, ему плохо. Вы должны подбежать к нему, помочь, бросив все дела. Но, наклоняясь к нему, ждущему помощи и благодарному, вы не должны допустить, чтобы ваша душа соединилась, слилась с его душой. Если это произойдет, ваши миры проникают друг в друга, и возникает микроскопический очаг тоталитаризма.
Меня тогда эти откровения потрясли — мы ведь такого и не слыхивали. Может, думаю, чего-то я недопонял в лекции. А теперь раби Штейнзальца назначили духовным раввином России, издали на русском языке его книгу «Творящее слово». Читаю — там то же предупреждение Талмуда против человеческой любви: «Сказано, что «как в воде отражается лицо человека, так в сердце человека отражается сердце». Чем больше я понимаю любовь другого человека к себе, тем труднее мне противостоять, оставаться равнодушным. В другом месте объясняется, что в этом и состоит настоящая трудность, когда тебе дают взятку; любой вид взятки, даже просто лесть, оказывает влияние, превосходящее пределы самого действия. Невозможно противостоять этому отчетливому жесту. Интеллект может отвергнуть взятку, но невозможно полностью истребить естественную реакцию на подарок». Любовь надо отвергать, как взятку!
Чего же добились наши реформаторы, нанеся тяжелый удар по всему нашему жизнеустройству? Почему буксует их реформа и сможет ли из нее выйти что-нибудь дельное? Исток кризиса в том, что в главном вопросе бытия власть потеряла общий язык с подавляющим большинством народа. Его не удалось «реформировать» и соблазнить индивидуализмом. Все, что удалось за десять лет — это духовно измордовать человека.
Вот признание директора Института антропологии и этнографии В.Тишкова, главного официального «специалиста по человеку»: «Фактически мы живем по старым законам, старого советского времени. Проблема номер один — низкое гражданское самосознание людей. Нет ответственного гражданина… У нас даже человек, севший в такси, становится союзником водителя, и если тот кого-то собьет или что-то нарушит, он выскочит из машины вместе с водителем и начнет его защищать, всего лишь на некоторое время оказавшись с ним в одной компании в салоне такси. При таком уровне гражданского сознания, конечно, трудно управлять этим обществом».
Демократ и западник В.Тишков видит в этом низкое гражданское сознание, чуть ли не природный порок русского человека. Пусть ругается. На деле это именно общинное, братское чувство, которым мы держимся и живы, несмотря ни на какие реформы. В нем — наша надежда.
Но и иллюзий не должно у нас быть. Приписывать тому или иному типу общества какие-то чудодейственные достоинства, гарантии благополучия нельзя. Это наивное увлечение. Исторические обстоятельства в условиях глубокого кризиса могут каждое общество толкнуть в самый страшный коридор. Чтобы этого не произошло, надо знать самих себя и защищать свою сущность. Не позволять неразумным властителям и их хитроумным советникам пытаться эту сущность сломать.
Черный миф о черной сотне
Мифы, если их умело и настойчиво внедряют в сознание, становятся частью массовой культуры и играют важную роль в укреплении общественного строя и государства — или их подрыве. Они превращаются даже в особую форму общественного сознания. Структура мифа и характер его восприятия хорошо изучены, что позволило создать целую индустрию, фабрикующую и внедряющую мифы с целью контроля над поведением людей. В массовой культуре такие «изготовленные в лаборатории» мифы могут занимать большое место и быть инструментом больших программ манипуляции сознанием.
Главную роль играют черные мифы. Они поддерживаются (часто в международном масштабе) для того, чтобы в нужный момент оживить их и провести кампанию манипуляции. Эти мифы разрушают историю ради контроля над настоящим и программирования будущего. Для России в Новое время и для ее отношений с Европой очень важен, например, черный миф об Иване Грозном. Из этого мифа до сих пор и в среде нашей интеллигенции, и на Западе выводится якобы «генетически» присущий России тип кровавой и жестокой деспотии. На глазах нашего поколения фабриковались черные мифы об СССР, которые сыграли большую роль в подрыве легитимности советского строя и уничтожении СССР. Это — целая система мифов: о сталинских репрессиях, о льготах номенклатуры, неэффективности плановой экономики и нашего сельского хозяйства, о негодности советской технологии и жестокости милиции, экологические мифы (например, «нитратный») и пр.
Черный миф, с которым удается в массовом сознании связать противников (они — опричники, инквизиторы, фашисты, сталинисты, мафиози и т.д.) сразу заставляет отшатнуться от них всех колеблющихся. Противники, на которых удалось наклеить ярлык черной метафоры, вынуждены тратить много сил на то, чтобы сорвать ярлык «Да что вы, какой же я сталинист! Я тоже за демократию и за реформы!». Если такой политик не имеет доступа к телевидению, сделать это практически невозможно. Нередко после периода бесплодных попыток тактику меняют: «Да, я — сталинист!». При этом требуется убедить людей, что этого не надо бояться, что образ Сталина злонамеренно мифологизирован, что в действительности быть сталинистом означает то-то и то-то. Но это — трудноразрешимая задача, поскольку миф потому и живуч, что опирается на взаимодействие сознания и подсознания, на сочетание обрывков достоверной или правдоподобной информации с иррациональной верой в Зло, подкрепленной сильными художественными средствами. В результате партия (движение, народ, страна или даже просто идея), которая решила принять на себя груз черного мифа, оказывается окруженной зоной отчуждения. Чтобы преодолеть этот барьер, требуется общее крупное потрясение, ставящее под сомнение всю систему мифов и верований. Особое место сегодня занимает миф о черносотенцах.
