Визит во Францию завершился к концу декабря 1500 года, и Макиавелли заторопился домой. За время его отсутствия умерла сестра, и незадолго до его приезда скончался отец, вследствие чего (как Макиавелли печально писал в отчетах синьории) «в семье полностью утрачены порядок и спокойствие» (L 184). Кроме того, его беспокоили вопросы собственной карьеры – в конце октября секретарь Агостино Веспуччи сообщил: «Не исключено, что по возвращении вы лишитесь места в канцелярии» (C 60). Вскоре у Макиавелли появилась и другая причина не покидать Флоренцию – он стал ухаживать за Мариеттой Корсини. Осенью 1501 года они поженились. Эта женщина всегда находилась в тени славы своего мужа, и только из писем можно предположить, что Макиавелли никогда не переставал любить ее. Мариетта родила ему шестерых детей, терпеливо сносила измены и пережила мужа на четверть века…
Следующие два года Макиавелли провел во Флоренции и в ее окрестностях. Синьория была озабочена ситуацией на границах. В апреле 1501 года герцогом Романьи стал Чезаре Борджиа. Получив громкий титул благодаря содействию отца, папы Александра VI, он немедленно воспользовался представившимися возможностями и организовал серию дерзких военных кампаний по захвату соседних земель. Борджиа начал с осады Фаэнцы, в сентябре 1501 года взял Пьомбино, затем его наместники подняли на восстание жителей местечка Вальдикьяна и весной 1502 года расширили его до стен Флоренции. В это время сам Борджиа предпринял поход на север и молниеносно захватил герцогство Урбино. Окрыленный успехом, он обратился к Флоренции с требованием создать союз, причем флорентийцы должны были организовать посольскую миссию, для того чтобы принять его условия. Для выполнения этого непростого задания и вызвали Макиавелли, тем более что он уже встречался с Борджиа в Урбино. Назначение Макиавелли произошло 5 октября, а спустя два дня в Имоле он уже предстал перед Борджиа.
Этот посольский визит послужит началом самого плодотворного периода дипломатической карьеры Макиавелли, когда он будет исполнять любимую из своих ролей – роль наблюдателя, имеющего доступ к государственному аппарату. Считается, что трактат «Искусство дипломатии» у Макиавелли содержит сырой материал – черновики с описанием его более поздних политических воззрений, которые он последовательно перерабатывал и совершенствовал в те годы, когда его отстранили от дел. Однако подробное изучение «Искусства дипломатии» посвящает в систему оценок Макиавелли, и, хотя его эпиграммы показывают, что трактат в основном создавался на злобу дня, фрагменты из него без изменений вставлялись в тексты «Рассуждений» и особенно «Государя».
Макиавелли оставался при дворе Борджиа несколько месяцев, на протяжении которых он не однажды встречался с герцогом наедине. Последний, по-видимому, решил отказаться от идеи публично рассказывать о своей политике и амбициях. Макиавелли же был поражен. Он писал, что герцог «превышает человеческие возможности в своей безграничной отваге» и «он есть личность грандиозных намерений и твердой уверенности в том, что всего, чего ни пожелает, сумеет достичь» (L 520). Более того, его поступки не менее значительны, чем слова, поскольку он стремится единолично сохранять контроль над всем, правит «в атмосфере строжайшей секретности» и в состоянии реализовать свои разрушительные планы в скорейшем времени (L 427, 503). Одним словом, Макиавелли признал, что Борджиа нужно рассматривать как новую силу на политической арене Италии, а не как кондотьера-выскочку (L 422).
Эти наблюдения, тайно отправляемые Коллегии Десяти и опубликованные в главе VII «Государя», оказались весьма прозорливыми. Говоря о деяниях Борджиа, Макиавелли вновь подчеркивает его исключительную храбрость, выдающиеся способности и ошеломляющее стремление идти прямо к намеченной цели (33 – 34). Он также настаивает на своем суждении о том, что Борджиа крайне изобретателен в способах достижения своих целей. «Он использует каждый шанс, предоставленный судьбой, для того, чтобы “пустить корни”, “укрепить базу для дальнейшего могущества”. Таким образом, в кратчайший срок, если удача не отвернется от него, он сумеет разрешить любую проблему....» (29, 33).
Восхищаясь качествами лидера Борджиа, Макиавелли отмечал запредельную самонадеянность герцога. Уже в октябре 1502 года он пишет из Имолы: «Все это время, пока я здесь, правление герцога подкреплялось не чем иным, как его собственным везением – исключительно благоприятной фортуной» (L 386). В начале следующего года Макиавелли с растущим неодобрением отмечает тот факт, что герцог до сих пор довольствуется тем, что слишком полагается на свое неслыханное везение (L 520). К октябрю 1503 года Макиавелли направляется послом в Рим и снова получает возможность близкого общения с Борджиа – прежние сомнения выкристаллизовываются в уверенность, что, несмотря на фортуну, возможности герцога ограниченны.
Основной целью поездки в Рим было составление отчета о необычном кризисе, имевшем место при дворе папы. Папа Александр VI умер в августе, его преемник, Пий III, пробыв на посту не более месяца, тоже скончался. Флорентийская синьория в нетерпении ожидала ежедневного бюллетеня – отчета о событиях, по которым можно было судить, что произойдет далее, особенно после того, как Борджиа резко поменял союзников и согласился поддерживать кандидатуру кардинала Джулиано делла Ровере. Такое развитие событий являлось потенциальной угрозой интересам Флоренции, поскольку поддержка герцога была куплена ценой обещания ему чина генерал-капитана папской армии в случае, если будет избран Ровере. Было очевидно: если Борджиа займет этот пост, последует новая серия разрушительных военных кампаний на границы Флоренции.
Первые донесения Макиавелли соответственно касались заседания конклава, на котором Ровере был избран «подавляющим большинством» и стал папой Юлием II (L 599). Тут же внимание общественности переместилось на противостояние, которое начало развиваться между новым папой и Борджиа. Макиавелли наблюдал, как эти два мастера интриг старались обмануть друг друга, и понял, что его сомнения по поводу вечной удачливости герцога полностью оправдались. Борджиа выказал себя плохим провидцем, не сумев предугадать опасности от союза с Ровере. Макиавелли напомнил Коллегии Десяти, что понтификат, возглавляемый отцом герцога, Александром VI, отправлял кардинала в ссылку на десять лет. Макиавелли добавил, что вряд ли Ровере смог забыть это унижение, пусть сейчас он и выглядит поистине благосклонным, вступив в альянс с сыном своего врага (L 599). Однако самым серьезным критическим аргументом Макиавелли стало то, что даже в этой сложной ситуации Борджиа продолжал высокомерно рассчитывать на непоколебимое действие своей счастливой звезды. Поначалу Макиавелли просто отмечал, с некоторым для себя удивлением, что «герцог позволяет себе быть ведомым своей колоссальной самонадеянностью» (L 599). Спустя две недели во владениях Борджиа в Романье начался бунт, и Макиавелли в язвительных тонах писал, что «герцог вошел в ступор» – «удача повернулась к нему спиной, к чему он совершенно не привык» (L 631). К концу месяца Макиавелли пришел к выводу, что удары судьбы окончательно лишили Борджиа здравого смысла, настолько, что тот стал неспособен придерживаться ни одного твердого решения, и 26 ноября Макиавелли понимает, что в состоянии уверить Коллегию Десяти, что «с этого момента она может действовать, не считаясь с притязаниями Борджиа» (L 683). Неделю спустя Макиавелли в последний раз обращается к теме Борджиа, лишь заметив, что «герцог понемногу соскальзывает в могилу» (L 709).
Эти конфиденциальные сведения о характере Борджиа стали известны благодаря тому, что Макиавелли вставил их в главу VII «Государя». Макиавелли повторяет, что герцог «сделал плохой выбор», поддержав папство Юлия II, – «лично он никогда бы не допустил, чтобы папский престол перешел в руки кардинала, пострадавшего от его же [герцога] собственных рук» (34). Макиавелли вновь возвращается к обвинениям герцога в том, что тот слишком уж полагался на свою счастливую звезду. Вместо того чтобы встретиться лицом к лицу с непредвиденными сложностями и таким образом быть готовым к «коварным ударам судьбы», он сразу же спасовал, как только это случилось (29). Несмотря на первоначальное восхищение личностью Борджиа, заключительный вердикт Макиавелли о герцоге – это отмечено в «Государе» и в меньшей степени в «Искусстве дипломатии» – был полностью противоположным: он «добился своего положения только благодаря фортуне своего отца» и утратил это положение, как только удача отвернулась от него (28).
Следующей влиятельной фигурой, лидером, к которому Макиавелли смог получить близкий доступ, был новый папа, Юлий II. В период выборов он дал Макиавелли несколько аудиенций, однако только во время двух гораздо более поздних посольских визитов дипломат смог составить полнейшее мнение о характере и положении папы. Первый визит пришелся на 1506 год, в период, когда с августа по октябрь Макиавелли находился при папском дворе. Заданием дипломата на тот момент было информирование синьории о том, как продвигаются планы папы отвоевать Перуджу, Болонью и другие территории, изначально принадлежавшие церкви. Второй шанс появился в 1510 году, когда Макиавелли был отправлен с посольством ко двору Франции. К этому моменту Юлий II был полон решимости провести крестовый поход против «варваров» – изгнать их из Италии, и это его намерение создало неудобство для Флоренции. С одной стороны, не было ни малейшего желания оскорбить праведный гнев папы. С другой – синьория состояла в традиционном союзе с Францией, которая незамедлительно стала интересоваться, на какую помощь она может рассчитывать, если войска папы займут миланское герцогство, завоеванное королем Людовиком XII за год до этого. Как и в 1506 году, Макиавелли пришлось приложить максимум усилий, учитывая ход кампании Юлия II и пытаясь всеми силами сохранить нейтралитет Флоренции.
