Сванидзе: Прошу Вас. Сторона защиты имеет вопросы к свидетелям обвинения.
Млечин: Сергей Николаевич, вас было 6 человек, которые тогда, да, проголосовали против ратификации…
Бабурин: Да.
Млечин: …Беловежских соглашений, да? Вы выполняли волю избирателей, как вы полагаете? Или это было ваше личное мнение?
Бабурин: Это была воля избирателей, потому что мои избиратели референдум единодушно поддержали. И в чем великий Распутин неправ: Россия — не РСФСР, Россия — это вся наша страна. И я выступал и выступаю за собирание всей нашей страны, чтобы великороссы, белорусы и украинцы были в едином организме. Я надеюсь, это будет.
Млечин: Сергей Николаевич, спасибо большое. Да, я понял, вы, 6 депутатов, выражали интересы своих избирателей. А скажите, остальные депутаты, которые проголосовали за ратификацию Беловежских соглашений, — все остальные — они не выражали интересы своих избирателей?
Бабурин: Я подошел к одному из представителей левой оппозиции, выдающемуся человеку, ему сказал, говорю: «Вот Вы, дважды Герой Советского Союза, как Вы можете от имени коммунистов голосовать и призывать голосовать за Беловежские соглашения?» И он сказал: «Сергей Николаевич, главное — избавиться от Горбачева, а потом мы опять соберемся». Я с ужасом смотрел на него — он был много старше — я говорю: «Вы понимаете, если в доме заводятся тараканы, борются с тараканами, дом-то не сжигают!»
Млечин: Сергей Николаевич, но что ж получается — все остальные депутаты не исполнили свой долг? А может быть, они выражали интересы своих избирателей, и их избиратели хотели, чтобы Беловежское соглашение было ратифицировано, а вы, к сожалению, остались в меньшинстве? Может быть, мы так можем это трактовать обстоятельство?
Бабурин: Трактовать можно по-разному, но воля избирателя выражается в том, что сегодня избиратель перестал верить политикам вообще.
Млечин: Мы не сегодня, мы говорим о 1991 году.
Бабурин: А это результат того, что политики тогда не выполнили своего долга.
Млечин: Понятно.
Бабурин: Они к 1993-му немножко пришли в себя, но им и тогда помешали.
Млечин: Сергей Николаевич, можно задам вопрос? Вы сказали, что Советский Союз распался из-за Ельцина и Горбачева…
Бабурин: Слово «распался» никогда не произношу.
Млечин: …исчез, погиб, погиб.
Бабурин: Был убит.
Млечин: Был убит — из-за двух человек?! Не кажется ли вам, что государство слишком слабовато, если два человека 250-милионное государство могут разрушить? Не кажется вам — слабовато тогда государство? Не переоцениваете ли роль этих людей?
Бабурин: Мне никогда не кажется. Когда кажется — надо креститься, и все пройдет. Поэтому когда «кажется» — я это не воспринимаю. Я абсолютно убежден, что преступников больше, но…
Млечин: Вы сказали про двух человек, я просто повторяю Ваши показания.
Бабурин: …я сказал, что эти два — главные. Потому что, ну вот сегодня Вы можете быть отнесены к одному из соучастников, потому что Вы пытаетесь…
Сванидзе: Все, время истекло, время истекло, прошу прощения.
Бабурин: …гибель страны свести к антикоммунизму.
Млечин: Я пытаюсь у Вас получить показания, а Вы их не даете.
Сванидзе: Мы объявляем небольшой перерыв, потом мы продолжим слушания.
Сванидзе: В эфире «Суд времени». Идет первый день слушаний по теме «Беловежское соглашение». Вопрос обеим сторонам: исчерпала ли себя советская экономическая модель?
Пожалуйста, сторона защиты.
Млечин: Благодарю Вас, Ваша честь. Могу ли я допросить свидетеля Шушкевича… который в то время возглавлял Верховный Совет Белоруссии?
Сванидзе: Да, пожалуйста.
Млечин: …который в то время возглавлял Верховный Совет Белоруссии?
Скажите, пожалуйста, ну Белоруссия — уж ближе к России нет. И вы тоже захотели отделиться? Почему?
Станислав Шушкевич, Председатель Верховного Совета Белоруссии с 1991 по 1995 г., профессор: Вы знаете, вот все, о чем здесь мы говорим — ну это возведение старого имперского лицемерия в ранг, в общем-то, действительности. Очень хорошие говорились слова, очень хорошо хвалилась экономика, прочее, но ведь все врали, врали и врали, и продолжают сегодня врать здесь, защищая эту позицию. Понимаете, когда я мог как физик оценить, я знаю законы сохранения… когда, понимаете, процветающая страна, имеющая столько минеральных ресурсов, столько грамотных, образованных людей, и, в общем-то, влачится где-то в хвосте по обеспечению граждан своих — нельзя этого терпеть. А коммунисты — ведь они обеспечивали себя, и вот… не та верхушка гнила, не только… — везде были гниющие верхушки. Такая система была построена. И сохранять эту, простите, лицемерную, подлую, лживую систему, которая всех называла своими врагами, кто им не нравился, сажала в тюрьму, и расстреливала, и убивала… — разве можно сохранять такую систему? Надо, в общем-то, очиститься и подумать, как жить иначе. И мне кажется, что одна ошибка, которая здесь сказана, — распался Союз значительно раньше. Распался, и надо было иметь мужество констатировать это документально, потому что возможен был и иной вариант — вспомните, что было в Югославии.
Млечин: А скажите, когда с Вашей точки зрения он распался?
Шушкевич: Он распался после августовского путча — однозначно! И вот этот референдум возводить в ранг… «о сохранении»… совершенно другой. Вам же когда референдум … «хотите ли Вы жить в обновленном государстве, в котором все будут в благополучии и счастье?» — ну только идиоты могут не хотеть! Значит, вот такими идиотами сделало советское государство большинство народа, они сделали его толпой, а сознательные граждане проголосовали против, их было меньше в то время.
Млечин: Скажите, ну хорошо, а может быть, мы избавились бы от коммунистического режима, что и произошло, а по-другому вместе зажили бы, нет?
Шушкевич: Вы знаете, я не был врагом коммунистического режима. Мне казалось, что этот режим реализуем, понимаете, реализуем. Я думал, что это у нас в Белоруссии такое лицемерие повсеместное… вот, там наших местных лицемеров я знал, но, слава богу, они мне не мешали заниматься физикой. Но когда я на Съезде народных депутатов увидел, в общем-то, полный зал, в котором 70 % таких лицемеров, я понял, что это беда союзная, и хорошо бы с этим покончить.
Млечин: А может быть… а может быть — сейчас можно об этом сказать — какие-то чуждые силы толкнули вас, руководство Белоруссии к выходу из Советского Союза? Навязали, купили, провоцировали, компрометировали?
Шушкевич: Вы знаете, в чем дело? Этот вопрос — не ко мне. Я никаким подлым силам не подчинялся раньше, не подчиняюсь сегодня. Я сегодня из-за того, что у нас продолжается политика бывшего Советского Союза в государстве, сейчас получаю пенсию размером один доллар. Это решение тех наследников… вот, Горбачевых, Брежневых, Черненко, которые были перед этим, которые проводили политику, угодную им, и они хотели, чтобы к ним приползли на коленях и, так сказать, просили о помиловании. А сегодня я могу поехать за рубеж и прочитать лекцию, которая будет эквивалентна…
Сванидзе: Спасибо, спасибо, время исчерпано.
Шушкевич: …моим десяти месячным настоящим пенсиям.
Млечин: Благодарю Вас.
Сванидзе: Сторона обвинения имеет возможность задать вопрос свидетелям защиты.
Кургинян: Если большинство населения было сделано идиотами, то какое значение имеет референдум?
Шушкевич: Во-первых, те, кто ставили вопрос, они ставили людей в идиотское положение. И поэтому ответ на этот вопрос, честно говоря, не играл никакой роли, он мог меняться через два месяца даже, а не через год.
Сванидзе: Прошу прощения, обе стороны, я напоминаю, что речь у нас идет о том, исчерпала ли себя советская экономическая модель?
Шушкевич: Значит, экономическая модель… я тогда это не понимал на 100 %… я абсолютно убежден, что она себя исчерпала. Я к тому времени, к счастью, смог побывать в нескольких зарубежных странах, и, вы знаете, я понял, что нужна иная модель. Не надо мне притворяться, работая, допустим, физиком, исследователем, создавая приборы, не надо мне крутить, искать спирт, чтобы рассчитываться с работягами, потому что не работает модель, не работают деньги. Когда извратили вот такую финансово-денежную систему до неузнаваемости, когда были фонды и работали деньги… — разве может такая ущербная модель работать дальше?
Кургинян: Скажите, пожалуйста, эту экономику нельзя было исправить? Вот Китайская Народная Республика исправила свою экономику, при этом государство не распалось. Почему для исправления экономики надо расчленять государство? И на сколько частей его надо расчленять? Может быть, для исправления экономики Украины — она сейчас тоже находится в не очень хорошем состоянии, как мы знаем, — надо еще раз расчленить?
