Передовые части армии Богданова (полковник Вайнруб) достигли Одера в десять утра 31 января. Завязались бои на восточных подходах к Кюстрину. Первая гвардейская танковая бригада прошла через поле Кунерсдорфа, где столетия назад русская армия сокрушила Фридриха Великого. Стала ощущаться быстрота движения — у передовых частей заканчивалось горючее, не поспевали снабженческие части. Трудности форсирования Одера испытал и Конев. Отсутствие мостов и тонкий лед не способствовали быстрому проходу водной преграды. Но 44-я танковая армия Лелюшенко сумела найти плавсредства и перевести свои танки, взяв на западном берегу город Губен уже 25-го января. В течение недели не знающие усталости люди Конева создали два значительных плацдарма, первый между Бреслау и Глогау, а второй — между Бреслау и Оппельном. Южнее Силезских промышленный район «осваивался» по плану.
После Силезии Конев мог полностью обратиться к Одеру и тому пути, что вел на германскую столицу. От Кюстрина до Берлина было восемьдесят километров. Поскольку скорость движения завораживала, складывалось впечатление, что еще одного большого шага будет достаточно для выхода к Берлину. Германская столица уже появилась на оперативных картах офицеров Жукова. 26-го командующий фронтом решил взять германскую столицу не снижая скорости — через Берлинхен — Ландсберг — Грец. 28 января его войсками захвачен первый плацдарм на верхнем Одере у Любина. Все решится в 48 часов. 1-я гвардейская танковая армия подойдет к Берлину с северо-востока, а 2-я гвардейская — с северо-запада. Конев пока был занят взятием крепости Бреслау. После этого его правый фланг поможет Жукову под Берлином, а левый фланг пойдет на Дрезден. Пока Жуков на пять дней опережал график. Во второй половине 30 января советские танки прошли через Швибус и Цулихау. Фланги группы армий «Висла» повисли в воздухе. Немцев брали врасплох. Характерный пример: на аэродроме Элса были захвачены 150 самолетов в рабочем состоянии, включая четыре «Фоккевульф-Кондор», назначение которых было помогать германским подводным лодкам в Атлантике.
Генеральный штаб предоставил инициативу Жукову как первому заместителю верховного главнокомандующего, а «координатором» в данном случае выступал сам Сталин. Но Жуков сам сообщал своим командирам, что противник снял с Западного фронта четыре танковые и шесть пехотных дивизий, что немцы на его пути получают подкрепления из Прибалтики и Восточной Пруссии. Он укрепляет позиции по линии Шведт — Штаргард — Нойштеттин. Подходы к Берлину укрепляются всеми доступными способами. Существенно важно отремонтировать максимально возможное число танков и самоходных орудий. Следовало быть готовыми к 9-10 февраля, не нужно терять темпа. До Берлина оставалось менее ста километров — путь от Сталинграда действительно огромный.
Но с дивизиями в 4 тысячи человек, бесконечно утомленными и обескровленными, опрокинуть ожесточенный вермахт в его собственной стране было непросто. Мешал разрыв между Жуковым и Рокоссовским. Воздушная разведка доносила о быстром укреплении Восточной Померании. Со своих знакомых аэродромов в воздух уходили опытные летчики люфтваффе. Советские зенитные установки, как и артиллерия в целом, молчали — не было снарядов. Советские тылы запаздывали. Ширина фронта в движении расширилась до 500 километров, Жуков стал больше зависеть от соседей — Конева и Рокоссовского. Он видел опасность, угрожающую его правому флангу. Войска перенапряглись. Их путь представлял собой сплошной бой, они не щадили себя, это поколение решительно презрело смерть, оно шло вперед несмотря ни на какие потери. Они почувствовали, что победа уже на горизонте, они бились из последних сил. Они отомстили за страну, они ее освободили, а теперь сражались с врагом на его собственной территории, не давая ему опомниться.
Но тыловые службы отставали, товарищей хоронили ежедневно. В тылу оставались такие жесткие очаги германского сопротивления, как город-крепость Познау. Кровь везде. В первой гвардейской танковой армии Катукова на Одере осталось 737 танков и самоходных орудий. Они прошли, совершая маневры, больше тысячи километров. В 8-й гвардейской армии Чуйкова в полках было по два батальона, а численность рот дошла до 22–45 человек. Туманная погода препятствовала авиационной поддержке. Идущие впереди 5-я ударная, 33-я и 69-я армии сигнализировали о нехватке боезапаса и снабжения. В результате планомерность подготовительно-снабженческих мероприятий была нарушена, что никак не способствовало порыву отчаянных солдат, не знавших страха и упрека. Не менее важным было и следующее обстоятельство. Авангард фронта Жукова далеко продвинулся на запад между реками Одер и Варта, ряду немецких генералов это напоминало немыслимое выдвижение вперед Паулюса в 1942 году между Доном и Волгой. Теперь нужно было надеяться на самоуспокоение или самонадеянность русских, на способность вермахта взять их в железные клещи и повторить Сталинград наоборот. Хватит ли у немцев решимости?
Немцы сражались отчаянно, это были их страна, дороги, население. Они держались до возможного предела на каждой удобной позиции. Им, собственно, уже некуда было отступать. Гитлер приказал остановить Жукова любыми возможными сособами. Что существенно, в Померанию собирались подлинно умелые германские части, их профессионализм и выдержка, их фанатизм и знание местности были на верхнем пределе. Но хватит ли им времени, смогут ли они повторить в секрете и эффективности «Уран» 1942 года? Время становилось решающим обстоятельством, как и понимание открывшейся возможности в руководстве вермахта. Именно последнее явилось решающим обстоятельством. На конференции 27 января 1945 года было решено отправить наиболее дееспособную 6-ю танковую армию не на Одер, а к Будапешту. Венгерская столица оказалась важнее Гитлеру, чем замысел остановить войска, устремившиеся собственно к Берлину с востока.
Именно в первые десять дней февраля 1-й Белорусский фронт был под угрозой максимальной опасности, когда связи с тылом оказались поврежденными, а германские войска на левом и правом фланге достаточны для того, чтобы отрезать вырвавшийся авангард. Шестьсот танков этого авангарда были недостаточны (износ машин, нехватка боезапаса, усталость экипажей) для броска на Берлин, и неясно, какой была бы их судьба, перекрой немцы пути их снабжения с тылами. А позади у Жукова был Глогау, а у Конева — Бреслау с их мощными гарнизонами и помощью местного населения в виде «Фольксштурма» и всего прочего. (Напомним, что Глогау держался до 17 апреля, а Бреслау — до 6 мая).
Армии 1-го Белорусского почувствовали это. Как и соседи — уже 23 января Конев приказывает Рыбалко повернуть не на запад (Берлин), а на юго-восток, чтобы воспрепятствовать концентрации германских войск на левом берегу Одера. Почти одновременно Рокоссовский и Черняховский придают особое значение не оставшемуся до Берлина километражу, а массе германских дивизий в Восточной Пруссии. Пять армий (!), координируемые Василевским заняты ликвидацией этой фланговой угрозы. Напомним, что у Жукова и Конева на магистральном направлении были лишь четыре пехотные армии. Следует также сказать, что в Москве не знали степени дезориентации германского руководства и видели в упорном желании сохранить за собой Венгрию на юге и в упорстве в Латвии и Восточной Пруссии на севере элементы стратегического замысла.
Вполне вероятно предположить еще одно обстоятельство. Если советские армии окажутся оттесненными на польскую территорию, то позиции СССР на открывающейся в Ялте конференции будут ослаблены. В результате Жуков приказал замедлить ход и обезопасить позиции. В знаменитой ориентировке своим командирам в эти дни (начало февраля 1945-го) предлагается «на следующие шесть дней» консолидировать взятое с ходу, подвести запасы, заправить танки горючим и «в стремительном броске взять Берлин 15–16 февраля». В этих обстоятельствах поставить все на отчаянную атаку солдаты были согласны — умирать им было не впервой. Но задумались командиры. Взятие Берлина следовало отложить. (Еще раз напомним, что на Западе фронт союзников был примерно 100 километров, на востоке — в 10 раз больше).
Черчилль не любил выражения «большая тройка» и запрещал употреблять его. Ему казалось до обидного очевидным, что в триумвирате, где Рузвельт играет роль Марка Антония, а Сталин — Августа, ему предназначалась роль младшего триумвира Лепида. Гораздо привлекательней ему казалась роль западного дуумвира. «Никто еще не ухаживал за Соединенными Штатами с таким пылом», — пишет один из исследователей. — Подобно Каннингу он хотел, чтобы «новый мир восстановил баланс старого». Но Рузвельт знал, что построение нового мира зависит прежде всего от Сталина, и он решил, что необходима новая встреча с советским руководством. Место было согласовано быстро — Крым.
