Ознакомительная версия.
В итоге вновь возник образ великой державы, но понимаемой во многом иначе. Новая власть отказалась от мировой миссии (идеологической или геополитической) и, отдавая предпочтение «многополярной» организации мирового сообщества, сосредоточилась в основном на российских делах и проблемах. Среди этих проблем приоритетными для нее являются экономические. Вместо России как базы для мирового революционного проекта (Ленин и Троцкий) или Советского Союза – вождя социалистического лагеря (Сталин, Хрущев) возникает Россия, живущая для самой себя, но не в изоляции от внешнего мира. Итак, дело России в XXI в. – это прежде всего она сама (оборотная сторона этого лозунга, однако, выглядит так: посторонние силы не должны вмешиваться во внутрироссийские дела).
Произошло постепенное «стягивание» российских внешнеполитических интересов. Не только далекие континенты (Африка и Южная Америка), но и гораздо более близкие регионы оказались за «периметром» российской внешнеполитической активности: Центральная и Восточная Европа, Балканы, практически весь Ближний Восток за исключением Ирана, Афганистан. Страны Балтии занимают в этом ряду промежуточное положение – скорее как раздражители, чем как объекты целенаправленной политики. В то же время к середине 2000-х годов у России проявился действительный долговременный интерес к странам СНГ, которые рассматриваются как зона экспансии российского капитала, источник трудовых ресурсов и буфер безопасности России. Не меньшее значение имеет изменение средств реализации российских интересов. Военно-политический интервенционизм уступает место экономическим, политическим и культурно-информационным методам.
Реальная военная доктрина России изменилась не столь существенно, как ее внешняя политика. Военная организация страны по-прежнему построена исходя из представлений о США как о главном потенциальном противнике73. Тем не менее оборонительная направленность российского военного строительства очевидна. Практическая сосредоточенность Вооруженных сил и других силовых структур на «войнах южного пояса» (Афганистан, Таджикистан, Чечня, Дагестан, Ингушетия) заставляет военную организацию России эволюционировать в сторону приспособления к реальности – даже вопреки прочным традициям.
В течение большей части XX в. Советский Союз находился в состоянии конфронтации с развитым миром (т. е. с Западом). Одновременно СССР осуществлял гегемонию в своем лагере. К началу XXI в. Москва не находится в противостоянии с США и другими ведущими державами. Возврат к «холодной войне» в подлинном смысле слова практически невероятен. Не будучи интегрированной в систему ЕС или военно-политических союзов с США, Россия стремится к исключительности и «клубности» в отношениях с Западом. Высшим достижением ельцинского периода стало принятие России в 1998 г. в Группу восьми, высшим достижением путинского периода может стать принятие ее в ВТО, аналогичная по характеру цель для четвертого-пятого президентств74 – вступление в Организацию экономического сотрудничества и развития. Москва настаивает на месте за почетным «столом президиума» и уважении ее автономии. Ее любимые модели «сотрудничества на равных» – «восьмерка», Совет Безопасности ООН, отчасти Контактная группа по бывшей Югославии.
ПО ШКАЛЕ «ИСТОРИЧЕСКОГО ВРЕМЕНИ» Россия вернулась в свой «1913 г.». В стране бурно развивается капитализм, но политическая власть остается фактически авторитарной. Противостояние с внешним миром отсутствует. Это свидетельствует о возможности и реальности органичного развития России. Развития, однако, отличного от американского и западноевропейского образцов. У России немало общего с развитием капитализма в Латинской Америке (Аргентине, Бразилии, Мексике), Турции, Китае (так же, как Россия, выходящем из коммунизма). Шутка о «корейской модели», якобы избранной Путиным75, содержит толику правды, но не в конкретном, а в общем смысле. Тезис о России как о «нормальной капиталистической стране» среднего достатка76 не содержит ничего принципиально нового. В 1913 г. она также была страной со средним уровнем развития капитализма. Возвращение почти на сто лет назад отнюдь не означает, что Россия обречена повторить свой трагический опыт XX века.
Эффективное экономическое развитие предполагает, однако, свободу. Рывка на авторитарной основе не получится. Либеральная экономическая повестка дня должна быть незамедлительно дополнена либеральной же политической программой. Что же касается демократизации как таковой, то это дело поколений. Пока идет формирование демоса, реально практикуемая в стране демократия остается ограниченной и управляемой. Авторитаризм (пока что умеренный или «мягкий») является не столько альтернативой демократии, сколько методом управления в существующих условиях. Характер будущей российской демократии пока трудно определить. Надо иметь в виду, что сама по себе демократическая Россия (как и демократический Китай) – не решение проблем Запада.
Как экономический игрок Россия – уже часть мирового рынка. Ее интеграция в мировое хозяйство, однако, является узкой и примитивной. Перестав быть идеологическим и военно-политическим противником, Россия пока не превратилась в страну больших возможностей, привлекающую крупные зарубежные инвестиции. Перспективы интеграции России зависят не только от роста экономики, но и от ее диверсификации. Формы интеграции и ее глубина будут различны на разных направлениях. Некоторые страны СНГ являются продолжением российской экономики. Отношения с Европейским союзом открывают перспективу формирования общего экономического пространства. Восточно-Азиатское экономическое сообщество – путь для региональной ассоциации российского Дальнего Востока и Сибири. Экономические отношения с США в перспективе – много больше, чем энергетика.
В ценностном аспекте альтернативность по отношению к Западу снята. Современные российские ценности представляют собой подвижное сочетание интернационального, собственно российского и «исторически-временного» компонентов. Последний определяется степенью экономического, политического и общественного развития. Россия (индустриальный модерн) менее «современна» в ценностном отношении, чем страны ЕС (постмодерн) и США (постиндустриальный модерн). Ценностные различия существенны, но сами по себе сотрудничеству и даже партнерству не мешают. Серьезные проблемы могут появиться лишь на этапе интеграции, но приближение к этому этапу естественно потребует модернизации ценностей.
1 Характерно, что такой вывод политологи М. Макфол, Н. Петров и А. Рябов, редакторы книги «Between Dictatorship and Democracy» (Washington, DC: Carnegie Endowment for Intern. Peace, 2004), вынесли в заголовок своей работы.
2 См., например, выступление сенатора Джона Маккейна в Сенате США 4 ноября 2003 г., редакционные статьи журнала «The Economist».
3 Развернутый ответ автора на поставленные им самим вопросы см.: Trenin D. Reading Russia Right / Carnegie Endowment for Intern. Peace. – Washington, DC, 2005. – Special Edition Policy Brief; 42. – Oct.).
4 Арбатов Г.А., Олтманс В. Вступая в 80-е: Книга интервью. – М., Изд-во АПН, 1983. —С. 27.
5 Арбатов А. Европейская Россия – утопия или реальность? / Комитет «Россия в объединенной Европе». – М., 2004.
6 Черняев А. С. Шесть лет с Горбачевым. По дневниковым записям. – М.: Изд. группа «Прогресс» – «Культура», 1993. – С. 37.
7 Грачев А. С. Кремлевская хроника. – М.: ЭКСМО, 1994. – С. 61.
8 Сахаров А. За и против. 1973 год: документы, факты, события. – М.: ПИК, 1991. —С. 177.
9 Brown A. The Gorbachev Factor. – [S. 1.]: Oxford Univ. Press, 1996. – P. 212.
10 Советская политика разрядки при Брежневе основывалась преимущественно на геополитических и военно-стратегических соображениях. В начале 1970-х годов Москва стремилась закрепить военно-стратегический паритет с США и воспользоваться геополитическим ослаблением и внутренними проблемами Америки, возникшими в результате поражения во Вьетнамской войне.
11 Matlock J. Autopsy on an Empire: The American Ambassador’s Account of the Collapse of the Soviet Union: 1st edition. – [S. 1.]: Random Ноше, 1995. – P. 81.
12 См., например, статью М. Горбачева «Социалистическая идея и революционная перестройка» (Правда. – 1989. – 26 нояб.).
13 Matlock J. Op. cit. – P. 81.
14 Черняев А. С. Указ. соч. – С. 213.
15 Грачев А. С. Указ. соч. – С. 337–338.
16 Shevtsova L. Putin’s Russia / Carnegie Endowment for Intern. Peace. – Washington, D.C., 2003. – P. 20.
17 В частности, Игорь Клямкин и Лилия Шевцова (Shevtsova L. Op. cit. – P. 16).
18 О чеченской войне см.: Тишков В. А. Общество в вооруженном конфликте (этнография чеченской войны). – М.: Наука, 2001; Малагиенко А. В., Тренин Д. В. Время Юга: Россия в Чечне, Чечня в России / Моск. Центр Карнеги. – М., 2002; Lieven A. Chechnya: Tombstone of Russian Power. – New Haven; London: Yale Univ. Press, 1999.
Ознакомительная версия.
