Ознакомительная версия.
Странные «штурмы»
Но именно благодаря ему 15 и 16 марта произошли события странные и провокационные. Он начал учинять какие-то картинные, на публику и «на телевизор», штурмы.
Один провокатор принялся подбивать людей на хулиганские действия «якобы-захваты» СБУ, прокуратуры, офиса новоназначенного губернатора Таруты. Захваты длились минут по тридцать-сорок, сопровождались мародерством и «случайной» съемкой украинских телеканалов. Это было как раз в самый напряженный момент, когда Киев стал двигать войска и технику к Перекопу. Видимо, расчет был таков: чтобы нас начали давить жестко, со стрельбой боевыми патронами. А что? Они, мол, оружие уже захватили. Якобы захватили. Свидетельствует Сергей Цыплаков:
— Когда они 15–16 марта «штурмовали» СБУ, мой зять-милиционер был внутри. Их подтянули на усиление. Он говорит, что там совсем было смешно. Во-первых, народ был очень сильно раскачан, двери взломал, а провокатор его остановил — чтобы люди не вломились в оружейное хранилище СБУ. Скорее всего, после этого оружейку из СБУ и забрали.
Провокатор водил толпу и на прокуратуру, и «на Таруту». Но все их «штурмы» были такими: врывается внутрь зданий человек тридцать из лидеров. Там они по мелочи мародерствуют, выдвигают какие-то требования — и на этом все кончается. В общем, театр. Гапоновщина. Мне зять говорил: те, кто «заводят» толпу, и расходятся потом по кабинетам СБУ. Наверняка с ними работали эсбеушники.
Бывало и так: «накачают» они с подельниками толпу, разожгут страсти. Подходит к ним мужик из левых: что, мол, штурмуем? Тут же к нему подходят двое-трое и его «забазаривают». Порыв массы гасится…
Потом мы установим, что рядом с провокатором присутствовали два эсбеушника.
Факт остается фактом: уже тогда ахметовские «титушки» пробовали нас подчинить себе, оседлать, взнуздать.
— Цыплаков правильно отметил, что было в этих «штурмах», — дополняет Мирослав Руденко. — Приходят, буянят. У них как было? В один день они суд взяли, в другой — они в СБУ зашли и сразу на Таруту двинулись. Приехали укровские телеканалы, поснимали. Они там побухали-помародерили, сделали картинку. Мы уже тогда начали по этому поводу выступать и удерживать толпу, чтобы не дать нас маргинализировать. А еще эти фальшивые «штурмы» стали фотографировать, и на сайте УВД выкладывать лица людей, и писать, что они находятся в розыске. И мы с трибуны говорили, что это провокация, не ведитесь.
Я когда говорил с регионалом Левченко про этого провокатора, то он сказал мне: так, мол, и сяк, не выйдет Паша Губарев на свободу. Но у меня есть план: пусть Паша заявит, что он вместе с Ахметовым борется против киевской хунты…
— Это очень важный момент, — добавляет Катерина. — Левченко как человек Ахметова позвонил мне: «Ну ты ж понимаешь, что только мы можем помочь освободить Пашу…»
— Чего вы хотите? — спрашиваю.
— Чтобы он сказал, что мы Ахметова, типа, уважаем за все, что он делает для нашего края. Там корректная формулировка была. Типа того, там у него — тысячи болельщиков футбольного клуба «Шахтер».
И чтобы кто-то нарисовал плакат, типа Ахметов — наше все…
Левченко мне сказал, чтобы мы под этим подписались…
Дополню то, что говорит Катерина. Действительно, когда я сидел в изоляторе СБУ, ахметовцы всячески старались меня поставить себе на службу. Если помните, то и Арсена Горловского мне подогнали потом, когда речь шла о моем обмене на пять пистолетов. Но когда Катя передала мне то предложение Левченко через адвоката, я отписал ей: «Ахметов — негодяй, Левченко — шестерка негодяя…»
— Помню, что Левченко вызвал нашего адвоката Лену и запугал ее. И я, помню, выдохнула и сказала ему по телефону: Николай Левченко, если я еще раз услышу, что вы запугиваете кого-нибудь из наших активистов, то лично сейчас публично об этом скажу. И ваш Ахметов через вас это делает. А он: «Публично, ха-ха… Пока, посмотрим…»
Забегая вперед, нужно сказать, что в конце концов Ахметов прибрал к рукам дела в ДНР. И Левченко при нем так и остался. Они обещали перестрелять тех, кто им не подчиняется, по одному.
Но наше Народное ополчение и тогда под Ахметова не легло, и сейчас ему не подчиняется.
Можно считать, что на этом относительно мирный период нашей борьбы и заканчивается. Никакой Ахметов, никакие Левченко и другие, никакие засланные провокаторы не сумели расколоть и рассеять нас. Народное ополчение Донбасса не было сбито на ложный путь олигархами и ее «титушней». Мы не дали «слить» протест и утопить его в болоте соглашательства. Мы смогли на какой-то момент перехватить власть у местной «элиты», породившей Ахметова и Януковича. Бог видит — мы ждали, что Москва сделает следующий после Крыма шаг.
Ну, а референдум в Крыму стал тем водоразделом, за которым начались трагические и великие дни. Дальше на наших страницах появится Игорь Стрелков.
Безоружными — на блокпосты!
Еще не успел отшуметь «крымский» митинг в Донецке 16 марта, а уже встал над бывшей УССР темный призрак гражданской войны. Выбрасывая струи дизельной гари, тяжело двигались танки. Шли по шоссе распластанные «черепахи» БТРов, окрашенные в хаки грузовики, полные вооруженными людьми. Тягачи тащили орудия. Катились затянутые в брезент, «горбатые» машины «градов» и «смерчей». Победившая хунта открыла огромные склады бывших Киевского и Одесского военных округов.
Я еще мучился от боли и холода в камере СИЗО и не знал всего этого. Да, военные силы Украины шли на Юго-Восток, но отнюдь не для того, чтобы брать Крым. Всю безнадежность такого предприятия в Киеве понимали прекрасно. Нет, все эти силы шли против Донбасса. У которого, в общем, не было ничего. Главные арсеналы и военные части на Украине с советских времен остались в центре и на западе, когда СССР готовился к войне с НАТО. У Донбасса, в отличие от Приднестровья 1992 года, не было за спиной ни 14-й армии, ни ее богатейших складов.
— Поздно вечером 16-го марта звонит мне Катя, — говорит Сергей Цыплаков. — Сообщает, что «укроповская» бронетехника поехала к границе — и это война. Все, прекращайте прятаться. Давайте, занимайтесь. Типа, что будет — то будет. Война — значит война. В 4 часа ночи поехал домой.
Наши ребята из Народного ополчения тогда рванулись делать блокпосты, будучи практически безоружными. К утру семнадцатого марта они уже появились на магистралях. Командир народного ополчения из Волновахи Сергей Петрович Ржавский и «Буратино» (назовем его по позывному), ныне командир минометной батареи одной из бригад Корпуса народного ополчения, первыми со своими людьми блокировали боевую технику под Волновахой, остановили передвижение десантников ВСУ. Сначала вдвоем, потом волновахские таксисты подключились. С флагами России в руках, вдвоем упираясь руками в лобовые листы бронетехники и матеря мехводов, которые пытались ехать на живых безоружных людей, своих вчерашних братьев и отцов. У вояк 25-й аэромобильной бригады нервы сдали первыми, и они прекратили попытки проехать. Потом стихийно появились блокпосты на всех основных направлениях. Протест все еще развивался мирно. Командиры НО Донбасса объехали основные блокпосты утром-днем 17 марта. Совет командиров принял решение: сосредоточить усилия на координации активистов (организации смен, мобилизации подкреплений в случаях обострения) и координации снабжения. Цель акции — блокировать передислокацию войск и не допустить провокаций на украино-российской границе, которые могли бы привести к боевым действиям. То, что провокация горячей войны является целью киевской хунты, читалось по всему. Одну из своих задач штаб Ополчения видел в дискредитации «прохунтовской военщины».
За каждым блокпостом закреплялась группа шефов, которая отслеживала потребности поста, собирала усиление в случае необходимости. Сбор продуктов и другой гуманитарки для блокпостов велся через соцсети. За это время ополченцы остановили несколько колонн военной техники. Была среди них и колонна зенитно-ракетных «Буков», фотографии которых сейчас фигурируют на фальшивках укровских властей насчет сбитого «Боинга». Активисты Народного ополчения несколько раз выдвигались на усиление на Артемовский блокпост, блокирующий выезд из шахты имени Володарского (в ней был огромный склад стрелкового оружия).
Сейчас, вспоминая все это, можно либо выматериться, либо невесело усмехнуться. Какой же тогда был порыв! Люди рисковали жизнью, чтобы не пропускать военные колонны. Все ждали, что Россия не бросит, поможет, защитит. Как Крым. Все говорили о том, что Путин готов применить силу, что санкция на это Совета Федерации получена. Вспоминали Абхазию и Южную Осетию. Люди встали, чтобы вернуть великое Отечество, которое уважают в мире. Правильно сепаратистами называть укропов, а Донбасс — объединители: мы не отделяться хотели, но восстанавливать свое отечество в исторических его границах. Для нас процесс изначально носил характер воссоединения общерусского цивилизационного пространства и восстановления его территориальной целостности. Это был наш шанс сделать нечто достойное для своей Родины, будущего своих детей. Шанс восстановить историческую справедливость в отношении русского народа (русских, украинцев, белорусов). Тогда был такой настрой и такая уверенность, что все русские встанут и сметут проамериканскую, проевропейскую непомнящую родства и истории мразь, любым слухам, что спецназ «Севера» уже зашел на территорию Украины, верили без доказательств. Верили, потому что ждали… Верили так сильно, что шли останавливать без оружия вражескую тяжелую военную технику. Мы верили, отбросив любые сомнения, были готовы идти до конца, действовали максимально нагло, прямо и грубо. Верили потому, что чувствовали, что за нашей спиной Господь, все ангелы и весь Русский мир. Верили не только мы, но и враг. Кто из нас мог подумать, что ждет Донбасс впереди? Что будут страшные артиллерийские бомбардировки, тысячи убитых, замученных, сгоревших, расстрелянных, разорванных на куски? Они еще не ведали, что впереди их ждут голод, холод и нужда, уголовщина и беспредел. Развалины собственных домов. Остановившиеся предприятия. Нехватка лекарств. Власть все тех же олигархов и их ставленников. Междоусобицы и расстрелы своих своими. И какой-то непонятный статус: то ли «самопровозглашенных», то ли «провозглашенных» республик. Но до сего дня (эти строки пишутся летом 2015 года) Россия остается нам Матерью, даже больше чем просто Матерью — единственной и последней надеждой, благодаря которой нас еще не вырезали на своей земле. Быть может, нам Богом суждено испить эту горькую чашу…
Ознакомительная версия.
