Поскольку военно-морской министр отличался большой энергией и подвижностью, то во время бесед он, казалось, уставал сидеть на одном месте. Форрестолу сподручнее было расхаживать по комнате, размахивать руками, ругая Гитлера и его приспешников. Если же вблизи висела на стене географическая карта, то он обязательно подходил к ней и с учетом конкретной военной обстановки в данный момент делал несколько «стратегических» жестов, водя по карте карандашом. Его комментарии тяготели к морской тематике. Форрестол, однако, не только знал свое дело, но и умел мыслить категориями политики.
В высшей степени неожиданным и трагическим оказался конец Форрестола, который выбросился из окна госпиталя, где лечился. Это произошло уже в пятидесятые годы. Прежде чем совершить свой роковой прыжок, он закричал в исступлении:
— Русские танки!
Как в тайники его психики могли попасть бредовые мысли об опасности, якобы исходящей от Советского Союза, о котором в годы войны против гитлеровской Германии он говорил с восхищением?
От высказываний Форрестола в пользу советско-американского сотрудничества в военное и послевоенное время и до его прыжка из окна прошло немало лет. Не приходится сомневаться и в том, что его сознание уродовалось политикой вражды по отношению к СССР, которую Вашингтон стал проводить после кончины Рузвельта.
Но изображать Форрестола просто жертвой было бы неправильно. Являясь таковой, он вместе с тем и сам выполнял роль одного из тех, кто после завершения войны приводил в движение огромный военный и политический механизм США. А работал этот механизм в направлении, обратном тому, на которое ориентировали страну союзнические договоренности. Справедливости ради стоит отметить, что в свое время к разработке этих договоренностей Форрестол имел непосредственное отношение.
Военный министр США Генри Стимсон — фигура не менее сложная, чем Форрестол. Однако здесь встречалась сложность другого порядка. Во времена президентства Калвина Кулиджа (1923–1929 гг.) Стимсон являлся государственным секретарем США. И потому, естественно, возникал вопрос: зачем Рузвельту, который ревниво следил за тем, чтобы демократическая партия, приведшая его к власти, не ослабляла своих позиций, привлекать в свой правительственный кабинет этого деятеля, занимавшего весьма видный пост в администрации, когда у власти находилась республиканская партия? Но Рузвельт был и политиком-стратегом, и политиком-тактиком. Он счел, что включение в состав кабинета республиканца может дать больше плюсов, чем минусов.
Что же касается партийной принадлежности Стимсона, то это не могло послужить в глазах Рузвельта препятствием, так как формального членства в республиканской и демократической партиях не существует, да и вообще в США не считается таким уж большим грехопадением, когда тот или иной деятель переходит из одной партии в другую. Поступающие таким образом обычно исходят из того, что обе они выражают интересы одного класса — буржуазии, а все остальное, в чем партии расходятся, не имеет существенного значения.
Стимсон запомнился как человек уже преклонного возраста, намного старше Форрестола. Его отличали специфическая англосаксонская уравновешенность, спокойствие, хотя чаще внешнее. Речь и голос его были невыразительными, монотонными. Раньше о таких людях говорили: похож на дьячка. Но слова Стимсона ложились плотно, выглядели обдуманными. Он хотя и скупо, но все же вполне определенно высказывался за развитие американо-советского сотрудничества и после завершения войны.
Если добавить к этому, что начальник штаба армии США Джордж Маршалл тоже многократно высказывался в пользу добрых отношений между СССР и США, то становилось ясным, что верхушка американских вооруженных сил тогда, в период войны, относилась к нашей стране совсем не плохо. Последующие изменения в подходе Вашингтона к Советскому Союзу являлись следствием решений, принятых на высоком политическом уровне, а за ними стоял всемогущий крупный капитал, монополии, военный бизнес. Менялась официальная политика, а с нею и взгляды американских военных деятелей.
Джордж Маршалл был крупным военным и государственным деятелем в период войны. Его знали еще в тридцатые годы как человека реакционных взглядов, тесно связанного с крупными монополиями. В 1939 году он одно время исполнял обязанности начальника генерального штаба, а в 1939–1945 годах являлся начальником штаба сухопутных сил США. Встречался я с ним в Вашингтоне во время его кратковременных визитов из Европы в столицу.
Заслуживает внимания наша беседа в день вручения советских орденов американским военным высокого ранга. Советское государство наградило тогда генерала Маршалла орденом Суворова I степени. В указе Президиума Верховного Совета СССР за подписями М. И. Калинина и А. Ф. Горкина говорилось, что это была награда за выдающуюся военную деятельность и заслуги в деле руководства американскими вооруженными силами в борьбе против общего врага Советского Союза и Соединенных Штатов Америки — гитлеровской Германии.
…Торжественная церемония в роскошной гостинице Вашингтона «Мэйфлауэр». Как обычно в таких случаях, толпа журналистов, фотокорреспондентов и кинооператоров. Много представителей вооруженных сил США в парадной военной форме. Все подтянуты.
Вручаю ордена и поздравляю награжденных, в том числе старшего по званию среди них Маршалла. Нас тоже поздравляют с успехами на фронтах. Война еще не закончена, но всем ясно, что победа не за горами.
После вручения наград у меня с Маршаллом происходит разговор. Он заявляет:
— И я лично, и мои подчиненные — штабные работники — восхищаемся не только мужеством ваших солдат, но и тем искусством побеждать, которое проявляют ваши военачальники. В целом Красная Армия заслужила, чтобы ее называли непобедимой. И это говорю я — человек, скупой на комплименты…
Маршалл в той беседе тщательно избегал обращения к политическим вопросам, относящимся к будущему Европы, и в частности к тому, как быть с поверженной Германией.
О том, насколько выделялся Маршалл как важная фигура на американском политическом горизонте, свидетельствует хотя бы то, что администрация США привлекала его к работе всех крупнейших международных конференций и встреч времен второй мировой войны, в том числе в Тегеране, Ялте и Потсдаме.
Авторитет генерала-штабиста и впоследствии был принят во внимание администрацией. В 1947–1949 годах Маршалл стал государственным секретарем США. Его именем окрестили план, рассчитанный на проведение в жизнь «доктрины» Трумэна в отношении Западной Германии и некоторых других стран Западной Европы. Цель «плана Маршалла» состояла в том, чтобы укрепить позиции капитализма в Западной Европе и воспрепятствовать там прогрессивным социальным преобразованиям.
Впоследствии он стал одним из апологетов «холодной войны» и создания НАТО, а свою политическую карьеру закончил на посту министра обороны США. Дипломатический фрак и военный мундир оказались как бы слиты воедино у Джорджа Маршалла.
В годы войны важным направлением работы посольства СССР в Вашингтоне было информирование американской общественности о ходе борьбы советского народа против немецко-фашистских захватчиков, укрепление в американцах духа уверенности в неизбежности победы над фашизмом. Это считалось нами задачей большого значения. Американцев, особенно после Перл-Харбора, все сильнее тревожил вопрос о том, выстоит ли Советский Союз, хватит ли сил у стран антигитлеровской коалиции, чтобы сокрушить фашистских агрессоров.
Ставился этот вопрос и представителями американского крупного бизнеса. Владельцы миллионов и миллиардов долларов очень этим интересовались, и по-своему искренне. Одним из них стал Нельсон Рокфеллер, с. которым мне как послу доводилось довольно часто встречаться.
Известно, что Рузвельт стремился использовать имя Рокфеллеров, которое считалось и все еще считается как бы символом богатой Америки, отчасти и для того, чтобы амортизировать критику по адресу своей политики со стороны тех, кто косо смотрел на экономические эксперименты президента. Нельсону Рокфеллеру, наиболее видному представителю этого семейства и обладавшему, в отличие от некоторых других братьев, политическим складом ума, администрация выделила конкретный участок работы — координатора по делам Латинской Америки.
Вряд ли кто в Вашингтоне мог объяснить, что значит «координатор». Но всякий понимал, что семейство мультимиллионеров обращает ноль внимания на официальные титулы. Для него главный титул — «господин доллар» в сочетании со словом «миллиарды». В этих двух словах заключена подлинно магическая сила в условиях Америки, будь то в военное или мирное время.
