Ознакомительная версия.
Однако пора уже открыть глаза. Как говорил сенатор Эверетт Дирксен, "миллиард туда — миллиард сюда. Давайте уже поговорим о реальных деньгах".
Необходимо помнить одно: деньги вполне реальны. Как вы думаете, какой популярностью пользовалось бы предложение Буша о сокращении налогов, если бы люди понимали, что деньги на это придется брать в долг у Китая? Большинство семей по здравом размышлении отвергли бы его.
Не пора ли заставить наше правительство хотя бы немного соблюдать бюджетную дисциплину, как это делается в нормальной семье? Вероятно, люди потребовали бы этого, если бы каждый год они получали извещение о размере национального долга примерно такого содержания:
"Уважаемые мистер и миссис!
Доля вашей семьи в национальном долге составляет на настоящий момент $115 тыс. Не хотите ли вы передать эту задолженность своим внукам?"
Очень жаль, что в свое время мы не послушали Томаса Джефферсона. Он говорил: "Чтобы сохранить независимость, мы не должны позволять правителям постоянно обременять нас долгами"».
Великая Апрельская идиотическая революция
В оставшемся без Сталина СССР начал стремительно размножаться (это известный закон — целью аппарата является непрерывное увеличение) бюрократический аппарат, а размножаясь, он готовил себе кадры. Стремясь отчитаться о блестящей работе в области высшего образования, Правительство СССР бездумно создавало институты и университеты, в которые, спасаясь от необходимости творчески работать, хлынули блатные тупицы. К примеру, Константин Боровой вспоминает:
«Девять поколении моих предков были учителями в хедере. Отец преподавал в МИИТе. В свое время была такая шутка:
"Если ты — аид, поступай в МИИТ", так много евреев было среди студентов и преподавателей этого вуза. Так что можно сказать, что и отец учительствовал в хедере…»
Закончив хедер своего отца, Боровой на железных дорогах СССР ни часу не проработал — понимал, что ума для работы в реальном транспорте не хватает, — а сразу же поступил в хедер «МГУ им. Ломоносова».
Высшее образование как таковое стало формальностью, пять лет отсидки в аудитории давали возможность не только уклониться от работы и службы в армии, подобрать мужа с «перспективой», но и получить бумажку, свидетельствующую о праве не работать руками, следовательно, и головой.
Одновременно в СССР плодились кандидаты и доктора наук.
Ширина полей на страницах диссертации стала важнее, чем содержание. Все знают, как делать диссертацию, все знают, что в конце надо написать: «При условии внедрения результатов работы в промышленности будет получен эффект 5 млн руб.», хотя абсолютно всем ясно, что во всей промышленности не найдется идиота, который бы взялся внедрять предлагаемую галиматью.
Такая же ситуация сложилась в индустрии развлечений.
Аппарат расплодил писателей, поэтов, музыкантов, артистов и прочих, в массе своей тупых, бесталанных, «питаться искусством» которых зрители соглашались только по приказу ротного командира.
Объединяли этих людей непомерные амбиции, нежелание трудиться на производстве. Они дружно паразитировали уже тогда, заполняя вакансии ненужных контор, театров, институтов, союзов и тому подобного.
По профилю нашего завода, например, готовили кадры несколько институтов, среди них и один московский. Интересно, что за 25-летнюю историю завода на нем никогда не работал не то что москвич, а просто металлург — выпускник московского вуза.
И так везде, при том что в Москве ежегодно получали и получают «верхнее» образование десятки тысяч человек.
Еще круче обстояло дело в республиках. Ведь их вузы давали и дают преимущество своему «коренному» абитуриенту, кроме того, преимущества при поступлении давали «коренным» абитуриентам и союзные вузы. Число людей, не способных творчески работать, но желающих найти теплое место за счет налогов на рабочих и крестьян достигло такого количества, что просто обязано было перейти в качество.
Структура государственного аппарата СССР имела пакостные для аппаратного бюрократа свойства. Настоящие привилегии в нем имело очень мало людей. Например, если в промышленном министерстве 3 тыс. человек, то государственную дачу имел только министр (да и то не всегда); человек десять имели право на машину, ездили за границу; еще человек пятьдесят получали персональную пенсию. Все остальные получали зачастую мизерную зарплату. И главное, окончивший вуз, оставшийся в Москве и поступивший клерком в министерство чиновник никогда не получал желанных должностей. Чтобы стать министром или начальником главка, надо было выехать на работу в Сибирь, стать директором завода, да еще желательно отсталого, вывести его в передовые до своей пенсии, и только тогда, возможно, на тебя могли обратить внимание.
Таким образом, у миллионов неспособных творить глупцов с амбициями перед глазами маячили люди с непомерными, по их мнению, но такими желаемыми привилегиями, и ни шиша в кармане.
К концу 80-х в стране сложилось положение, когда отупевшие верхи не желали жить по-новому — не желали отказаться от бюрократизма, не желали думать и творить сами и соответственно не желали отказаться от думающего за них аппарата, а разросшаяся армия глупцов, озверев от алчности и неудовлетворенных желаний, не желала жить по-старому. Сложилась классическая революционная ситуация, подогреваемая Западом.
Подожгли фитиль руководители страны во главе с Горбачевым.
Еще никогда в СССР не было правительства, которое бы ставило перед народом такую бесполезную и абсолютно непонятную цель — «перестройка». Полезная цель всегда присутствовала до этого даже в многочисленных бюрократических кампаниях. Например, «Пятилетка качества», со всеми извращениями, тем не менее по полезности и по цели всем ясна. Продовольственная программа тоже. А после прихода к власти нового ЦК, даже в 1989 г., любознательные ученые все еще пытались, выявляя общественное мнение, узнать, что такое «перестройка», да и потом этот термин каждый толковал по-своему.
Команда «перестроиться», например, привычна для армии, но и там ее никто не выполнит без уточнения «как» — в колонну по четыре или в шеренгу по два. А тут всей стране скомандовали перестроиться «вообще». Естественно, такую команду ни один человек Дела исполнить не сможет — в ней нет Дела.
Но такая команда — манна небесная для бесталанного глупца.
Если раньше служба народу по приказу свыше не давала ему возможности расходовать все силы на карьерную борьбу, то теперь он от этой службы освободился и ринулся в бой за жирное место.
Развалить могучую страну на княжества — это и есть перестройка, и пусть бросит в автора камень тот, кто докажет обратное. Если русского назвать не братом, а пьяной свиньей, грабящей бедного литовца, то чем это не «новое мышление», к которому призывал Горбачев?
Любая партия не способна ничего сделать без народных масс, она должна поставить перед собой цель, которая бы их прельстила. Трудности бесталанных глупцов в этом деле очевидны: сказать массам, что они собираются удобно устроиться на народной шее и паразитировать, что они собираются ограбить народ, нельзя.
Не поймут. Поэтому они объявили себя борцами за счастье народное — «демократами».
Классифицировать революционные партии глупцов по лозунгам и официальным целям нельзя — впустую. Оценивать и объединять их можно только по способу воздействия на народные массы.
Первое их объединение — нацисты. Это люди, которые рвутся к государственным кормушкам, используя примитивный и очень действенный прием. Сторонник нацистов претендует на блага без затрат собственного труда, по праву рождения. Действительно, если льготы определить образованием — то надо учиться; если силой — надо тренироваться; если квалификацией — трудиться…
А если льготы определить только латышам, то от них уже ничего не требуется — ни образования, ни тренировок, ни умения и желания работать.
Но даже не это страшно. Если на глазах толпы азербайджанцев из окна высотного дома выбрасывают армянина, то пусть толпа и не участвовала в этом, но ведь и не предотвратила! Армянский боевик, собираясь на разбой в азербайджанское село, делает это на глазах соплеменников. Они сами в разбое не участвуют, но и не препятствуют! Обыватели и зеваки понимают, что их неучастие преступно, но человек так устроен, что признаться в собственном преступлении ему трудно, и когда оправдаться по человеческому закону нельзя, он оправдывается по закону звериному — чернит других, стараясь представить свою серость белым пятном на черном фоне. Соучастие в преступлении толкает обывателя в объятия нацистов, и еще вопрос — что больше сплотило немцев вокруг Гитлера: его идеи или неосуждение еврейских погромов и геноцида.
Ознакомительная версия.
